Маша попала - Сима Гольдман

степень. Так что Господа Марья для вас, если удобно вторая.

Аборигены загудели. Кто-то кивал, кто-то хмурился. Поди разбери этих людей, простых и сельских до самого копчика.

— Нам помощь нужна, Госпожа Марья Вторая, — слово взял староста. Круглый мужичок лет пятидесяти с красновато-лиловым носом. Запойный значится.

Ну что же, чем смогу — помогу. С учетом ограниченных способностей придется крутиться как белке в мясорубке.

— Выстраивайтесь в очередь по одному и ждите пока окликну, — затем задумалась и добавила, — Приемные часы с десяти утра до пяти вечера. Обед с часу до двух.

Развернувшись, я покинула крылечко и вошла в дом.

Кеша уже во всю шаманил в зале, подготавливая все к посетителям.

Усевшись на диван с кружкой кофе, я позвала первого просителя. Чертик спрятался в углу и слился с обстановкой, словно глаз отвел.

На пороге появился староста. Окинув меня сомневающимся взглядом, перешел сразу к делу:

— Ты это, Госпожа, помоги мне. Сосед на жинку мою засматривается, нужно отвадить.

Это мы можем. Я кивнула и потянулась к столу, на котором Инногентий оставил ящик с возможной атрибутикой. Немного покопавшись, нашла маленький флакончик с кем-то засушенным.

— Вот возьми, посыпь этим порог, а сам приударь за женой того негодяя. И будет тебе счастье.

Мужчина поднялся и благодарно кивнув удалился.

Если так дело пойдет, но скоро должна управиться.

— Ты что дурёха дала ему? — донеслось из-за угла.

— Не знаю, вроде тараканы средней просушки.

Он хлопнул себя ладошкой по лбу.

— Это от клопов и блох!

— Ну вот, и этих отвадим.

— И кого мне Ковен послал? — продолжал убиваться малый под громкий клацающий ржач дедули.

— Это не я к тебе пришла. Это ты на мои хрупкие плечи свалился, чернявый. Следующий! — с энтузиазмом позвала я.

И пошла череда претензий и просьб, вперемешку с слезливыми мольбами.

4

Последняя посетительница была особенно настойчивой. Стояла на смерть просто и сдаваться не планировала.

— Повторяю Вам, кошка — это не моя юрисдикция! Не могу я бегать по Дёминке с криками «кысь-кысь-кысь»!

— Госпожа Марья, взываю к Вашему великодушию. Муська — член нашей семьи. Ее украли. Помагичте, можа, найдётся засранка? Мы ужо все ноги истоптали в поисках. Нетути нигде нашей красавицы.

Я, конечно, склонялась к версии о том, что оная просто загуляла с каким-то соседским рыжим ловеласом, а может и с несколькими, хотя это противоречит традиционным семейным ценностям. Но всё же кошки — не люди, а люди — не кошки, а по сему лишь устало выдохнула:

— Не обещаю, но постараюсь вернуть Вам любимицу.

Женщина ушла, сияя как олимпийский рубль, а из угла выскочил Кеша.

— Нечего нам распыляться на такие мелочи. Может клиент посерьезнее будет, а ты разную животину будешь по болотам да амбарам рыскать.

«Клиент»? Я точно помнила, что клиент — это деньги. А деньги мы любим.

— За это еще и платят⁈ — усталость рукой сняло.

— Всяк труд должон оплачиваться соизмеримо вложенным силам. Мы тута не благотворительный фонд. Всему тебя учить нужно.

Мудро, ничего не скажешь. Так я с таким наплывом просящих озолочусь.

Последняя на сегодня сельчанка была принята, а прочие были отправлены восвояси до завтра.

— Молочка бы, да кофейку, — протянула я, вдруг вспомнила, — А Зорька то до сих пор не доянна!

— Да не боися. Доярка, та, что жена Кузьмы, того, что с деликатной проблемой приходил — уже подоила. В сенях бидон стоит.

Отлично!

День подходил к концу, солнце клонилось к закату, дела все сделаны — можно и косточки вытянуть на диване в любимом кугуруми-пингвине.

Нашла у бабули книжку с рецептами в кабинете и углубилась в поглощение знаний.

Умные мысли предыдущих поколений давались нелегко. Вот например:

«Любовь — это наука. Коли нет ни рожи, ни кожи, то никакая наука не поможет…» Очень вдохновляло… Бросить книгу в топку и забыть о ее существовании. Дык вот почему четверть века походив по земле, я таки мужика не нашла. Просто фейсом не удалась, оказывается.

Книга писалась по всей видимости не одним поколением ведуний. Здесь были и «докторские» надписи — почти нечитаемые, были и каллиграфические, видимо времени много было каждую закорючку старательно выводить. Но чаще всего были бабулины записи. Видать синдром «отличницы» никто не отменял, но мне по наследственности передать забыли.

Всего одна страница была выведена в стихах (или их имитации) и она гласила:

'Для обретенья мудрости веков

Лжец нам сказал так много слов

Петрушка, тмин, тимьян, шалфей, ромашка

Ты всё смешай, испей, откройся силам,

А утром будет тебе диво…'

Что, так правда можно было⁈

Пока Кеша шаманил где-то вне поля моей видимости, я быстренько метнулась к ящику с экстренным набором юной ведуньи. Его собрал чёртик на первое время.

Мария Федоровна всегда говорила, «пока горит — твори, а коль перегорит, то вытворяй». Она была странной, но мудрой. Дай Великая Яга и мне частичку той мудрости.

Быстро нашлись все необходимые ингредиенты для зелья, коим я решила воспользоваться. Так-с, у бабули тут пометки значится:

«Пох…» И что это значит? Что-то неприличное? Сомневаюсь, что ба на такое была способна. Остальная часть слова была затёрта так, что не разобрать. Говорят, что у женщин нет логики, но есть интуиция. Ей и воспользуюсь.

Кипяток в чайнике на печи быстро вскипел. Травы отправились в термос. Сверху хлынул кипяток. Вроде полдела готово. Значит нужно немного подождать. Странно, но время сколько нужно настой выдерживать не указано нигде. Сомневаюсь, что долго. Хватит и пятнадцати минут, думаю.

Дружный тандем меня и термоса вернулся в кабинет и развалился на диванчике.

— Дедуль, а что ты хмурной такой-то?

— «Вай фай» соседский ловлю, — огрызнулся он.

Нет, так дело не пойдет. Кто ж мне компанию составлять будет холодными осенними ночами, если дед молчать будет? Инногентии приходят и уходят, а тяга к человеческому общению остается у неокрепших и жадных до болтовни умов.

— Может тебя протереть от пыли? — на всякий случай предложила.

А что? Хорошая попытка как по мне.

— Ты бы еще окно помыла, чтобы мне лучше воля виделась отсюда.

Да уж, деда не в настроении.

— Ну, хошь, сейчас помою и протру? Колись, Тимош, — я сделала комичную мордочку как в детстве, обычно прокатывало.

— Колоть ты, Манька, орехи будешь, а я тут день сижу один,