Маша попала - Сима Гольдман

Сима Гольдман

Маша попала

Пролог

Стемнело.

Полная луна ярко светила над Дёминкой. Такое забавное название. Каждый раз наведываясь сюда глаз радуется, как ладно живёт местный люд.

Деревенские жители любят свою ведьму и чтут, частенько обращаются за советом и всегда получают помощь и содействие. По каркасу беседки вился виноград. Крупные почти чёрные грозди свисали низко, отсекая отдыхающих от посторонних глаз. Хотя какие здесь чужаки. Селение удалённое, мало кто наведывался сюда без крайней необходимости проведать родичей. Пока что в этой глубинке сохранилась доброта и желание жить праведно.

— И что ты, Марья Федоровна, собираешься делать? — я сделала глоток креплённого и поморщилась.

Да, мастерица на все руки бабка.

— А что тут поделаешь? Машка моя, вон, красоткой выросла. Сила ведьминская бежит по жилам, а уму ей дать не хочет.

Местная ведьма горько усмехнулась. Некогда волевая, сильная и уверенная в себе женщина и вовсе припечалилась. Тяжела была тема. Внучка была всем для нее. И тут такое разочарование.

— А не думала ли ты, что она просто не может?

— Нет, — отмахнулась старушка, — Не хочет, говорю же. У нас в роду бездарей отродясь не водилось, а вот лентяек пруд пруди. Вон, Иринка моя еще лет сорок назад как про ведовство узнала, так и отреклась. Никогда тяги к колдовству не испытывала. А это, знаешь ли, не просто дар. Его словно цветок — поливать нужно, холить и лелеять, развивать, либо он попросту зачахнет.

С этим было трудно не согласиться.

— А внучка-то что?

— Манька моя как губка всё впитывает, многое знает: настои, припарки… Даже с Тимофеем Степановичем разговаривает. Сама знаешь, чтоб с покойником поговорить сил нужно немеряно, а у неё, вон, ловко и естественно выходит, даже не напрягаясь. А тут еще этот… — Марья Фёдоровна махнула рукой, досадуя.

У каждой из нас свои горести. Такие разные… Сама вечность разделяет нас. Я устало потёрла виски.

Дверь домика отворилась, и показалась черноволосая девчонка с косичками. Да, подросла красавицей из пухлой малышки превратившись в угловатого подростка. Что-то весело напевая, она бросилась к нам.

Я спрятала хвост за лавку. Нечего пугать ребёнка. Ей еще предстоит долгий путь знакомства с миром магии, а сейчас ещё не время.

— Ба! Там опять синеокий в зеркале маячил.

— «Синеокий»? —переспросила, бросив взгляд на ведьму.

— Тот самый инквизитор, что проклят моей бабкой еще был век назад. Совсем окаянный замучил, проходу не даёт.

Что ж, и в этом мире не всё спокойно. Бродят тут всякие…

Я вдруг вспомнила своего Странника. Моё персональное проклятие. Пусть не разумно, но в моей груди всё ещё теплилась надежда на спасение. Совершенно не важно, что там Марс говорил. Вера — единственное, что сейчас остаётся.

— А Вы кто? — вдруг спросила девочка.

— Ехидна, — представилась я ей, — А как же зовут столь очаровательную ведьмочку?

— Маша, — она стеснительно завела руки за спину, улыбнулась и побежала обратно в дом.

Уже сейчас было понятно, что эта девочка не даст никому заскучать, а приключения к ней так и будут липнуть.

— Я боюсь, — Марья Федоровна вдруг неожиданно схватила меня за руку, — Что с ней станется, если он за мной придёт? Иринка — безголовая дурёха. Только тряпки, цацки и мужики ее интересуют. Ей и дела нет до дочери, а что с внучкой будет, когда меня не будет?

Вот они стенания смертных. Все эти «что, если…»

Громко стрекотали ночные кузнечики, неподалёку пели свои песни лягушки в местном болоте.

В этом мире воин и прочих бедствий Дёминка была некой тихой гаванью.

— Если с тобой что-нибудь случится, я позабочусь о ней. Присмотрю одним глазом, — улыбнувшись, я сделала еще глоток вина.

Ведьма довольно улыбнулась.

— Ну, а у тебя какие горести? Странник не перестаёт своих поисков?

Я поморщилась. Это была больная тема. На неё не хотелось говорить, но невозможно было не думать.

— Не сдаётся, — лишь тихо проговорила.

— Это правильно. Он добьё1ся своего. Упорным всегда воздается за усердие. А он тебя любит. Любовь — это настоящее волшебство. Она лечит больных, спасает обречённых, но, к сожалению, ломает сильных. Не дай Нику сломаться. Поддержи его…

— Засиделась что-то я, — вдруг спохватилась я.

Это было бегство. Но далеко ли можно убежать от самой себя?

1

Маша попала. Кстати, Маша — это я. В быту Мария Ивановна Болотова.

А здесь в Дёминке — госпожа Марья.

Эту историю следует начать с упоминания о моей дорогой бабулечке. Мария Фёдоровна (старшая) прослыла в семье чокнутой старушкой. Сначала, продав свою сталинку в историческом центре города за баснословные деньги, а затем перебравшись в деревушку у чертей на куличках — в старенький домик.

Дело было давно, ещё до моего рождения.

Родственнички сначала надеялись, что старушенция раздаст «похоронные» детям и тихонько откинет копыта, но та не торопилась. Своенравная женщина завещала все той, что «разговорит Тимошу». Кто такой Тимоша многие не понимали, но искренне надеялись на встречу и беседу. Мама всегда рассказывала, что так ласково ба отзывалась только о Тимофее Степановиче — покойном дедушке, но он умер аккурат к рождению маман.

Годы шли. Поначалу многие приезжали к бабуле, но потом в ужасе бежали и более не возвращались.

Марья Фёдоровна была интересной женщиной, могла кого угодно отвадить от визитов, кроме дочери — моей маменьки, которая упорно спихивала меня на плечи хрупкой старушки, дабы устроить свою личную жизнь. Попыток было много и все безуспешные.

Так вот, услышав, как однажды мама рассказывает семейные истории очередному кавалеру, я и услышала про того самого Тимошу, поэтому приехав летом к ба, задала вопрос кто же такой этот Тимошка. Было мне лет тринадцать.

— Да вон он, — она махнула на подоконник.

Я обернулась. На белой, недавно окрашенный, поверхности стоял на постаменте из стопки книг череп. Нет бы ужаснуться, я пришла в восторг. К нашему скелетону в кабинете биологии нельзя было прикасаться под угрозой смертной казни, а здесь свой — домашний!

— Ну здравствуй, Тимофей, — я коснулась гладкой косточки.

— Вот-вот говорил я тебе, старая, что Манька у нас не промах, — в ответ заклацала зубами черепушка.

С громким