Старая дева (СИ) - Брэйн Даниэль

— Стой, не вопи, — отмерла я. Удивительно, но Лука послушался и орать тотчас же перестал. — Правильно ли я тебя поняла, что в солдаты Егора не заберут, потому что… потому что вас… у меня слишком мало, всего пятеро, — Лука кивнул, — но я могу про… продать…

— Императору-батюшке, — снова кивнул Лука. Казалось, он очень обрадовался такому решению, но радость стремился скрыть. — Только надо в город уряднику сообщить. Так-то Егора в рекруты всегда заберут, мужик он здоровый. Буйный только. Никакого сладу с ним нет, одного Кузьму и боится. И, барышня, — добавил он деловито, — вы за Егора еще и денег получите. Нам-то они ой как нужны.

Да, подумала я, деньги нужны… На что только, знать бы, но дом делать — в последнюю очередь. Не валится крыша на голову, уже хорошо.

Но у меня нет рабочих рук? Всего четырнадцать душ, из которых я видела пока что Татьяну, Авдотью, оставшуюся безымянной женщину, плюс несчастная Степанида, сам Лука, Кузьма и Егор. Возможно, пропавший Федот тоже мой… крепостной. Ужасное слово. Семь — восемь — человек, и такие огромные угодья. Даже в современном фермерском хозяйстве не хватит рабочей силы на обработку такого количества земли, а здесь? Ни техники, ни технологий. Но я же видела мужиков там, на поле?

— После баньки чаю со мной попьешь, — велела я, приказав себе остановиться и не паниковать, пока все не выясню. — А сейчас отправь к уряднику с письмом кого-нибудь. — Староста, наверное, грамотен? — Только не Кузьму, он мне здесь нужен. — Это просто на всякий случай. — А потом мы с тобой про имение поговорим. Ну, иди.

Лука ушел, а я направилась в баньку. Увидела я ее сразу — невысокое строеньице, возле него стоит крупная баба, из трубы идет дым. И отчего-то мне сделалось хорошо: настоящая русская баня — да, здесь явно не Российская империя, что-то отличается, пока не пойму что, здесь вообще какой-то родственный нашему, но иной, непонятный мир, — но баня и в моем прежнем времени, подлинная баня, была редкостью.

Конечно, я допускала, что будут отличия, они и были. Например, в баньке не было полок и парились стоя. Не было и веников — зато имелись огромные травяные мочалки, и ими меня баба, звали ее Анна, терла и слегка лупила. Пар клубился под потолком, и топилась банька не совсем привычным образом: в двух котлах кипела вода, а волосы мои Анна промывала чем-то похожим на мыльный корень, а не золой, как я ожидала. Меня мучили загадки и тайны, которые ни для кого загадками не были, и спросить у Анны я ничего не могла: что-то мне в ней не нравилось. И только когда она, не выдержав, сняла платок и я в пару разглядела черты ее лица, я догадалась, что она очень похожа на ненавидящую меня Татьяну — возможно, сестра или иная родственница.

Неизвестно, что обо мне подумали люди… слуги… крепостные. Эта мысль вообще не укладывалась у меня в голове. Вот барышня откуда-то вернулась, перезаложила дом или не перезаложила дом, чуть не погибла и в бане парится, и делами занялась. Может, прежняя я и была такой деятельной?

Я даже не знаю, как меня зовут!

Я вернулась в дом, позвала Авдотью, но никто не откликнулся. Я пожала плечами — это нормально, возможно? Имение немаленькое, людей практически нет… Разошлись по делам? Но у меня не было никаких возражений против того, чтобы одеться самостоятельно и заплести волосы в косу. Сложностей не возникнет, одежда простая.

Я и в самом деле быстро управилась, выбрав светлое скромное платье с крупными деревянными пуговицами спереди. Посмотрелась в зеркало — да, я теперь молодая. Совсем девчонка с высоты уже прожитых мной лет, взгляд ясный, а опыт… опыт мой. Мечта вот так переродиться в юном теле, имея огромный багаж знаний и навыков за плечами, только чем он поможет мне здесь, мой багаж предпринимателя, антрепренера, продюсера, музыканта? Я даже не знаю, какой стороной корова ест…

Потом в окно я увидела Луку — он быстро шел к дому, помахивая какой-то запиской, вид у него был озабоченный. Я хотела сперва быстро просмотреть, что есть у меня в комнате из документов, но выражение лица Луки меня насторожило, как будто он не нес мне никаких хороших новостей, поэтому, открыв ящик письменного стола — бюро — и увидев там какие-то бумаги и письма, я схватила их в охапку и выбежала из комнаты.

— Ой, беда-то какая! — услышала я далекий женский вскрик и обреченно закрыла лицо рукой.

Глава четвертая

При виде меня склонились в неглубоком поклоне все трое — Лука, Авдотья и незнакомая мне женщина, чью красоту не портили даже отвратительный синяк на скуле и не заживший до конца шрам над бровью. Степанида, поняла я и жестом указала ей сесть.

— Не смею, барышня, — прошептала Степанида и низко опустила голову.

— Сядь, я сказала! — повысила голос я. — Что случилось, Лука?

Я полагала, что все дело в записке или, может быть, в Степаниде и ее неуправляемом муже, но я ошиблась.

— Федота нашли, барышня, — торопливо отчитался староста, — воды нахлебался, но свезло, бабы графские подобрали и к графу в усадьбу и отвезли. Так и выловили, едва его течением унесло. В рубашке родился, как раз белье графский приказчик забирать приехал…

— Дело говори, — прервала я словоохотливого старосту. Я все еще связывала охи-ахи с запиской, но сейчас заблаговременно добавила и проблемы с графом, возможно, соседом. — Что кошель, что лошадь?

— Ох, лошадь, барышня, тоже нашли, мы теперь за нее его сиятельству денег должны.

Я еле заметно покачала головой. Ничего, справимся.

— Там… ведьмина метка, барышня. Не к добру Татьяна проклятую-то помянула. Ох, не к добру. Я уже и Кузьме велел найти ее, черную, но, видать, сбежала, знать бы куда.

Кто сбежал? Наверное, я должна бы понять, о чем твердит Лука, но складывалось с трудом. «Да ты черная!» — крикнул он тогда Татьяне, стало быть, сбежала она? Моя крепостная? Однако. По истории нашего мира я представляла, на какие казни в случае поимки подписывалась беглянка, но здесь, возможно, многое было не так. И про кошель староста молчит, значит…

Я хотела было сесть сперва рядом со Степанидой, но вспомнив, как крестьяне реагировали на близкий со мной физический контакт, передумала и села в приличное с виду кресло, положив бумаги на стол. Глаза Авдотьи расширились, а я обнаружила, что мне прямо в бедро впилась пружина, но я стерпела.

— Что за метка? — спросила я.

— Дурная, барышня, — тихо откликнулся Лука. — Неспроста вы с моста-то упали. Ведьма то крутит, ведьма. Ох, помилуй нас Преблагой и дай сил.

В своей жизни я встречала немало страхов. Людей, боящихся высоты, людей, дрожащих на трапе самолета, людей, сворачивающих с дороги при виде безобидного черного кота. И эти страхи преодолевались. Кто покупал квартиру на шестнадцатом этаже, кто летал каждый месяц, кто полагал, что кот, перебежавший дорогу машине, несчастья не принесет. Но сейчас в глазах Луки я видела такой неподдельный ужас, что мне стало ясно: это не байка, не примета, не предрассудок. Реальность, с которой им — и мне теперь — приходится существовать.

— Разве ее не убили? — выдавила я. — А золотая вода?..

— Кто же барского-то человека убьет, барышня? — рассудительно удивился Лука. Да, я сморозила глупость, мне стоит быть осмотрительней и осторожней. — А золотую воду отец-наместник на месте дома разлил, так ведьмина сила ушла, как Премудрейшим заповедано, да, видно, не до конца. Вы же знаете, корни ведьмины в доме пущены…

— Или где ее мать родила нам на погибель, — перебила его Авдотья, и Лука кивнул. — Кабы знать, барышня, где ведьма первый крик издала, да полить то место золотой водой, так и силы проклятой больше не будет. Так они, окаянные, и уходят в леса от бремени разрешаться. Отец мой ведал, как места те искать…

— Жаль Ивана, — добавил Лука, — вот кто знахарь был, вот кто силу имел от Преблагого. Так что же, ни батюшку-барина от хвори не спас, да и сам сгорел аки свечка.

Я задумалась. Крестьяне, излив мне свои опасения, замолчали, только Степанида вздыхала так тяжело, что у меня сердце екало. Авдотья подошла к ней, опустилась на колени, и Степанида погладила ее по голове.