Ведьмина скрыня - Елена Ликина

ещё в больничке, когда только прочухался после операции. Игнату приснилась женщина. Незнакомая. Странная. Кажется, дело происходило в лесу. Он отчётливо запомнил деревья и запах стоячей воды! Никогда раньше он не ощущал запахи в снах. Они проявились только в этом, раз за разом повторяющимся сновидении.

Поначалу Игнат видел лес, мерцающий зеленоватым огонёк среди мрака да чувствовал холод узкой безвольной руки в своей руке. Влажные стылые губы спутницы беспрерывно повторяли: «Загаси свечу, загаси свечу, загаси свечу!», и полные страсти его поцелуи совсем не согревали их. Напрасно он старался, напрасно сжимал в объятиях покорную свою добычу — её ничто не могло расшевелить. Она то начинала трястись, то пронималась плакать. И запах тухлятины становился всё сильнее и сильнее.

Лицо красавицы постоянно менялось. Игнат не смог бы описать его теперь. Он помнил лишь глухую черноту глаз и волосы — длинные, русые, густые.

Когда он наконец разжал объятия, она отползла как можно дальше, а потом поднялась на ноги и закричала.

Слова проявлялись постепенно, впиваясь острыми стрелами в сердце:

— Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!!

Она повторяла одно и тоже, всё громче и громче, а потом переходила на визг. Пронзительный и истеричный, он ввинчивался под кожу, туда, где залатали черепушку пластиной, и от боли Игнат отключался.

Поначалу он грешил на аварию, думал, что сон — следствие полученной травмы. Безоговорочно выполнял предписания врачей, прошёл курс длительный реабилитации, однако всё продолжилось и дальше.

Сны приносили растерянность и боль, выматывали, изводили. Казалось, что он вязнет в удушливой морочи и постепенно сходит с ума. Наверное, так бы и получилось, если бы одна из знакомых не посоветовала обратиться к знатке. И дала адрес бабы Ганы. Так он оказался здесь.

— Игнаш, давай-ка, вдохни! — возле носа появилась какая-то склянка.

Игнат хотел отодвинуть её от лица, хотел увернуться, но бабка держала крепко.

— Дыши, маё сэрца. Ну же, дыши! Пройдёт твоё затмение. Сейчас пройдёт.

— Да мне полегче уже. — Игнату вдруг сделалось стыдно. Здоровый мужик, а с ним тетешкаются как с малым ребёнком. — Только проветрить не мешает, очень душно здесь, баб Ган.

— Окно открыть не могу, уж извини. Всё под обряд настроено. Придётся потерпеть, маё сэрца. Ты сильный.

Свозь темноту прорывался золотой огонёчек — баба Гана затеплила свечу на столе, принялась неспеша раскладывать добытые в лесу вещицы.

— Ты сиди, не шевелись. А я водить стану. Водить и смотреть. Сперва определить следует, с какой стороны праклён наслали. Из земли, из воды или с неба. Ты доверься мне, не волнуйся.

— Я не волнуюсь. — хотел сказать Игнат, но бабка погрозила пальцем — мол, молчи. Пошептав что-то, прихватила кусочек коры, подожгла от свечи и плавно повела над Игнатовой головой против часовой стрелки. Кора закоптила, вверх от неё потянулся дымок, и Гана тут же отложила её в сторону, даже не затушив. Невидимая сейчас домася Малинка сделала это за неё, сама же бабка подожгла шишечку на ломком и сухом стебельке, повторив прежние движения, начала медленно водить ею над головой застывшего Игната. И что-то произошло — от тлеющей травины вниз потянулись серые дымные струйки, водопадом заскользили по телу, почему-то охлаждая его. Замёрз Игнат мгновенно — только что маялся от духоты, и вдруг затрясся от озноба. В ушах зашумело, послышался тоненький смех, а потом нахлынула знакомая по снам вонь, забила горло смрадным комом. Игнат зашёлся кашлем, пытаясь выплюнуть, избавиться от него, но лишь когда Малинка с силой саданула по спине, перестал задыхаться.

— Поднимайся, скорее! — баба Гана потянула Игната из комнатушки. — Сейчас накормлю тебя, сразу полегчает.

— А как ж-ж-же обряд? — с трудом простучал зубами Игнат. — Мы ж-ж-же только начали…

— Я всё увидела, — последовал короткий ответ. — Ты поешь, а после поговорим.

— Лучше сразу, — Игнат тащился еле-еле, из тела словно выкачали силу.

— Ну нет, ты вон какой заморенный. Тебе обязательно нужно сначала поесть.

На столике в кухне появилась старенькая скатёрка, вышитый крестиком красный узор немного поблёк. На ней расставлены были тарелочки и миски. В одной помещалась наструганная горка солёных огурцов, в другой — крепенькие маринованные помидоры. Из плошки со сметанным соусом тянуло свежим чесночком и укропом, а рядом — о чудо из детства! — лежали золотисто-коричневые, чуть лохматые драники!

— Что смотришь? Пробуй. — Гана пододвинула Игнату тарелку.

Дважды предлагать не потребовалось, Игнат подцепил пару душистых оладушек и промычал с наслаждением:

— Вкуснота!

— Да что там особого, картоха и соль, — Гана присела рядом, захрустела огурцом.

— Когда ты успела их приготовить? — поразился Игнат.

— То не я. Праменьчык постарался.

Игнат кивнул и снова потянулся за драником, а баба Гана налила ему чай.

Чай получился душистый, с лёгкой кислинкой и ароматом цветущего луга.

В стеклянном чайнике, который принесла расторопная Малинка, плавали подсушенные розоватые шапочки клевера, ягоды шиповника и какие-то листочки.

— Шыпшына**** с нового сбору, и клевер оттуда же. К ним мята добавлена, для спокойствия души.

Баба Гана улыбнулась Игнату, покивала и пододвинула плошечку с мёдом.

Он тоже кивнул, но пробовать сладость не стал — посмотрел выразительно, напоминая, что ждёт разъяснений.

— Эх, Игнаш, — бабка подпёрла щёку и задумалась. — Даже не знаю, с чего начать…

— С начала, баб Ган. Всегда нужно начинать с начала. — Игнат едва не перевернул чашку, так волновался.

— Как скажешь… — согласно кивнула Гана и разом огорошила. — Червячок, что у тебя внутри ворохается да огонёчком тлеет, русалкой подсажен.

— Русалкой? — едва не подавился чаем Игнат. — К-какой червячок?

— Праклён, что на роду вашем. Если не сгнать — разорвётся со временем, и тебя разорвет.

— Это что же… настоящий червяк?? — в горле вновь встал тянущий ком, Игнат почувствовал, что задыхается.

— Да не красней ты что девка! — бабка похлопала его по руке, и сразу стало полегче.

— Откуда он нарисовался?? — смог прохрипеть Игнат.

— Да по роду же передаётся. Порченые вы.

— И как от него избавиться? Как уничтожить?

— Трудное это дело, Игнаш. Почти невозможное.

— Но ты же говорила, что можно!

— Говорила. Но теперь вижу, что самой мне не справиться. Не та у меня сила.

— Откуда это проклятье выплыло? И при чём здесь я? — Игнат вскочил со стула, заметался по комнатушке.

— С прадеда всё началось. Те твои сны — про него.

— С прадеда? — Игнат попытался вспомнить, что знал о своей давней родне, но не смог. Ни прадеда, ни прабабки он не видел даже на фотографиях. И как-то не догадался спросить своих — отчего их нет в альбоме. Рассказы деда о прошлом были ему, мальчишке, совсем неинтересны, поэтому и слушал их в пол-уха да сразу забывал.

— И