Обретая тебя (ЛП) - Хендрикс Лена

ДжоДжо, ты такая пацанка. Джо, ты одна из парней. Это так круто — ты как чувак с отличными сиськами!

Прочистив горло, я просто смотрела на него. Я отказывалась плакать перед ним. Если он думал, что я недостаточно женственна, я, черт возьми, не собиралась доказывать его неправоту, плача из-за него.

Он протянул руку, мягко положив мне на плечо.

— Прости, ДжоДжо. Я имею в виду, что мы можем быть друзьями. Но нам почти тридцать, мне нужна девушка, на которой я могу жениться, — с этими словами он развернулся, пока я смотрела на его блестящие черные туфли, и вышел из моей квартиры с тихим щелчком дверной защелки.

Я простояла, как идиотка, посреди собственной гостиной дольше, чем горжусь. Бад сидел у моих ног, глядя на меня своими милыми карими глазами. Я пыталась понять, что, черт возьми, только что произошло. Трэвис бросил меня. Трэвис, который, по словам Хани, был «преснее, чем банан», бросил меня.

Я не любила Трэвиса, даже близко не любила, но все равно было больно чувствовать себя отвергнутой. Я была недостаточно девушкой для него. Он нашел кого-то ещё, с кем мог бы быть. Я не была той, кого ты привел домой, чтобы познакомить со своей мамой. Я не была материалом для брака. Я была просто одной из парней. Снова.

Собравшись с силами, я сняла свои черные туфли на каблуках и с грубым воплем швырнула их через гостиную. Они ударили по задней стенке, сдвинув рамку с полки, и она с грохотом упала на пол. Я позволила слезам пролиться в тихой безопасности квартиры, когда рвала свое зеленое платье. Это было похоже на каждую скрытую часть меня, которой я пыталась поделиться, но не могла. В тот момент, когда я открылась и впустила кого-то, моя женственность отразилась на моем лице. Мягкий шелк на моей коже был больше, чем я могла вынести. Скатав остатки разорванного платья, я выбросила его.

Трэвис прав насчет меня?

Схватив телефон, я подумывала написать Хани сообщение и рассказать ей о драме, которая была моей жизнью, но просто не было сил. Кроме того, она, вероятно, допоздна работала в своей пиар-фирме. Мы могли бы вместе злиться на ее восхитительные блинчики по утрам.

Я возилась с телефоном. Мне не хотелось дуться в одиночестве, но звонить маме тоже казалось плохой идеей. Вопреки здравому смыслу, я клацнула по ее имени, и мой ноготь поиграл с кожей на большом пальце.

— Привет?

— Привет, мам.

— Привет, а кто это? — Серьезно?

— Мама, это Джо. У тебя есть минутка? — я фыркнула, а она как будто не заметила.

— Я полагаю, дорогая. Мы с папой собираемся уходить в книжный клуб.

Неудивительно, что вечерний книжный клуб в пятницу имел преимущество перед моим телефонным звонком.

Я прочистила горло, пытаясь избавиться от образовавшегося там комка. — У меня просто плохой день. Трэвис порвал со мной.

В телефоне на мгновение воцарила тишина, а затем она начала с «хм».

— Это позор, ДжоДжо. Он был уловом. Ты сделала что-то, что расстроило его?

— Он встретил другую, — слова жгли у меня в горле, когда я боролась со слезами смущения.

— Ну, сладкая, если честно, я не уверена, что вы двое были хорошей парой. Трэвис хотел остепениться, а ты вечно мотаешься с места на место. Ты проводишь всё своё время с другими мужчинами посреди леса. Я действительно удивлена, что у него не было проблем с этим раньше.

Я была ошеломлена в тишине. Единственным звуком, который вышел из меня, был тихий хрип. Я знала, что она имела в виду, и это сжало мою грудь ещё сильнее. Мне было далеко за двадцать, и я много времени путешествовала по штату, иногда даже дальше на запад, брала группы в походы и ловила рыбу на общественных землях большую часть года.

— Ого, — сказала я, гнев и недоверие вырвались на поверхность. Но зачем мне пытаться измениться, когда казалось, что все уже определились со мной?

— Я не провожу время с другими мужчинами. Ты же знаешь, что сопровождать — это моя работа, мама.

Работа, которая потребовалась, чтобы завоевать доверие фермеров, землевладельцев и других поставщиков снаряжения, была тяжелой. Я просто не могла представить, что откажусь от своей мечты найти отличный участок земли и превратить его в курорт с полным спектром услуг, который поможет людям соединиться с природой. Я водила их в лучшие места, кормила их вкусной едой, рассказывала им о земле и животных — помогала им увидеть красоту во всем этом. Но этот сон оставлял очень мало времени для таких вещей, как романтика, свадьба и дети.

— Извини, дорогая, наверное, я просто не понимаю, зачем тебе мотаться по штату…

— Ты знаешь, что для того, чтобы получить землю в Службе лесного хозяйства, мне пришлось бы выкупить другого экипировщика или получить землю! — кричать на маму было редкостью, но я кипела. — Я экономила каждую копейку. Ты знаешь, что это моя мечта, и если это означает, что я должна рыскать по общественным землям в поисках мест, которые еще не захвачены или не переловлены, то пусть будет так!

— Джоанна! — голос моей матери был пронизан негодованием. — Юная леди, вы не будете повышать на меня голос. Ты выбрала эту жизнь для себя. Мы с папой хотели, чтобы ты пошла в университет штата Монтана, но ты зря потратила время в общественном колледже в Чикалу Фолз.

В гневе я шагами прожгла дорожку на полу своей гостиной. Пока я ходила, мой взгляд остановился на упавшей раме. За глазами образовалась боль, и я зажала нос, чтобы не заплакать. Выпустив пар, я соскользнула вниз и села у стены. Я вздохнула, когда Бад уткнулся головой мне в колени.

— Я знаю, мама. Но стать учителем было твоей мечтой, а не моей.

В треснувшей раме толстая рука дедули обнимала девятилетнюю меня, когда я держала удочку и своего первого «большого окуня». Я не могла не рассмеяться сквозь слезы, коснувшись его гордой ухмылки.

— Я скучаю по дедушке, — в горле образовался ком.

Дедушки не стало с тех пор, как я поступила в колледж на первом курсе, и его отсутствие причиняло мне боль каждый божий день. Он был моей скалой. Визиты к дедушке и бабушке в Чикалу Фолз были самыми счастливыми моментами моего детства.

— Я знаю, что ты это так, милая. Вы двое были связаны. Он понимал тебя так, как я никогда не пойму.

Это была печальная правда, которую было больно слышать вслух. Мне вдруг захотелось ничего, кроме как поговорить с ней по телефону. Я искала утешения, которое она не могла дать.

— Не буду тебя задерживать, мама. Извини, что позвонила и расстроила. Все будет хорошо.

— Хорошо, дорогая. Давай поговорим в ближайшее время.

Вызов закончился, и я сидела молча.

Дедуля был единственным человеком, который никогда не относился ко мне так, будто я всего лишь девчонка, будто я не могу сделать все то, что умеют мальчишки в городе. Он научил меня ловить рыбу, ходить в походы, ставить ловушки, охотиться. Я выстрелила из своей первой винтовки с ним, когда мне было восемь. Мне потребовалось шесть выстрелов, прежде чем я попала в старую тыкву, но он не позволил мне сдаться.

Когда Хани и я приезжали в гости, она отрывалась с бабушкой, училась шить, печь и садить, и мои занятия с дедушкой были поразительно похожи. Он показал мне, как латать палатку, как готовить рыбу, которую мы поймали у реки, и какие растения можно есть. Он ни разу не заставлял меня чувствовать себя хуже только потому, что я девушка.

Я провела кончиком пальца по выцветшей фотографии и почувствовала пустоту, созданную его отсутствием.

В старших классах я проводила все лето с ним и бабушкой в их сельском доме недалеко от национального леса Кутенай. Их земля простиралась на девяносто акров с доступом к ручьям для рыбалки, горам для пеших прогулок и долинам для выпаса животных со всего хребта. Мне стало комфортно, в собственной шкуре в тишине, которая растянулась между нами — он поощрял меня сидеть и просто слушать. Я могла положить голову ему на плечо и вдохнуть горный воздух. В такие моменты мне никогда не приходилось быть кем-то другим, кроме самой себя.