На пути в Эммаус - Дэвид Смит

Это может послужить живой притчей, отражающей состояние западного христианства. Одно недавнее исследование показывает, что утечку прихожан в английских церквях можно сравнить с «кровотечением от лопнувшей артерии». То же самое исследование предупреждает нас о том, что привычные нам формы христианских институтов «вымрут уже в следующем поколении» [17]. Как же это произошло? Как могло случиться, что христианство, некогда мощная сила, формировавшая культуру стран и континентов, так резко потеряло в численности и оказалось на обочине общества в социальном и культурном плане?

Давайте на минуту вернемся к приведенной выше иллюстрации. Если я поеду по шоссе дальше, мимо церкви, умоляющей светское общество спасти ее стены, то вскоре окажусь в Эдинбурге. Именно там, около ста лет назад, проходила первая экуменическая миссионерская конференция современности. Она проходила в духе надежды и оптимизма, что отражалось в ее триумфа- листском лозунге: «Евангелизация всего мира — в нынешнем поколении». Конференция «Эдинбург-19ю» олицетворяла подъем западного миссионерского оптимизма, и христиане, убежденные в превосходстве своей цивилизации, «были опьянены верной победой» [18]. Они делили мир на четкие категории: «христианский» — «нехристианский», «евангелизированный» — «неевангелизированный», и были уверены, что, имея под ногами крепкое христианское основание, они стоят на пороге золотого века, когда технические, экономические и научные ресурсы, доступные внутри «христианской цивилизации», практически гарантируют им быстрое завоевание наций и народов.

Одной из ключевых фигур Эдинбургской конференции был Дж. X. Олдэм. В последующие годы, когда мечты о всемирном успехе миссионерского движения отошли на задний план перед кошмарами кровавых войн, опустошивших Европу, Джо Олдэм, размышляя об уроках своего времени, пришел к выводу, что видение миссионерского успеха, вдохновившее Эдинбургскую конференцию, было глубоко ошибочным. В его словах прослеживается подлинно пророческая проницательность:

«По-моему, война научила нас проводить более четкое различие… между Христовой Церковью и тем, что мы привыкли называть христианской цивилизацией… Мы думали, что построили 'христианскую цивилизацию' и можем с гордостью предложить ее неверующему миру. Бог показывает нам, что эта цивилизация прогнила насквозь. В будущем нам следует быть более смиренными, более готовыми взять крест, следовать за Христом и терпеть Его поношение среди человеков» [19].

Джо Олдэм осознал, что христианство, приближенное к своим изначальным корням, должно иметь куда более критическое взаимодействие с культурой Запада, чем это было в XIX веке, и в этом случае оно неизбежно окажется уже не в центре этой культуры, а на новой и незнакомой территории — на обочине общества. Заново открывая для себя пророческое отношение к своей собственной культуре, христиане увидят, как постепенно оживает язык утраты и страдания, которым пронизан Новый Завет. Согласно его биографу, война убедила Дж. Олдэма в том, что понятие «христианской нации» несостоятельно, и хотя западное христианство продолжало посылать миссионеров по всему миру, оно «практически утратило доверие и нравственный авторитет, необходимые для этого предприятия» [20].

Понадобилось почти сто лет, чтобы эти выводы были признаны верными в плане того, как христиане должны взаимодействовать с современной западной культурой. На протяжении всего XX века большинство верующих в Европе и Северной Америке продолжали думать, что их культура вполне совместима с Евангелием, а потому является вполне благоприятной средой для следования за Христом. «Страдающая церковь» была где-то далеко, в Восточной Европе или в Китае, где властвовали нечестивые, безбожные политические системы; для христиан Великобритании или США евангельские слова о страдании и цене следования за Христом почти не имели практического значения. Более того, серьезное социологическое исследование американских церквей, проведенное в середине XX века, показало, что членство в церкви не требовало от людей принятия каких-то иных ценностей, идущих вразрез с доминантными ценностями всего общества, но, скорее, придавало «общепринятым ценностям усиленный и четко выраженный религиозный характер» [21]. Иными словами, в XX веке верующие продолжали думать, что их культура остается, в основе своей, «христианской»; факты, противоречащие этому убеждению, объяснялись изнутри господствующей парадигмы, и все утешались мыслью, что еще одно евангелизационное усилие или еще одно будущее «пробуждение» — и дела в церквях снова пойдут на лад. Реальность же была совсем иной, поскольку, получив «религиозную прививку», подавляющее большинство тогдашних прихожан «фактически потеряли всякую восприимчивость к реальному контакту с Евангелием» [22].

Только сейчас, когда церкви Европы седеют и пустеют, а общины Северной Америки начали замечать признаки массового отхода от христианского учения, реальность нашей ситуации становится вынужденно осознаваемой. Оглядываясь на XX век, западные христиане все чаще и чаще начинают говорить: «А мы надеялись было!..»

А мы надеялись было, что Великое поручение наконец-то будет исполнено.

А мы надеялись было, что массовая евангелизация через талантливых проповедников вроде Билли Грэма повернет вспять волну антиклерикализма и заложит

основу для нового века христианского социального порядка.

А мы надеялись было, что харизматическое движение сможет остановить процесс секуляризации общества, и «новые церкви» исполнят свои обещания и возродят былую славу христианства.

А мы надеялись было, что 2000 год принесет с собой новый евангелизационный порыв, и после «десятилетия евангелизации» мы войдем в новое тысячелетие с новой уверенностью и радостью.

Однако ничего этого не произошло; остановить упадок не удалось, и сейчас мы лицом к лицу столкнулись с совершенно реальной угрозой церковного краха. В этой ситуации нам совсем нетрудно понять, как чувствовали себя те двое, шедшие в Эммаус.

Понять, кто мы такие

В описанной выше ситуации нам лучше прекратить бесконечные поиски средств и способов вернуть утраченное и вместо этого задуматься над богословскими вопросами: что Бог делает в мире посредством всех этих событий? В Библии Бог неоднократно разрушает социальные и религиозные установления людей, если эти установления мешают исполнению Его замыслов в мире; однако именно на развалинах старого вскоре появляются совершенно неожиданные и удивительные ростки чего-то нового.

Более того, это чередование изменений и переходных периодов можно наблюдать не только в Писании, но и во всей истории мирового христианства. Оглядываясь на прошедшие столетия, мы видим череду взлетов и падений; когда-то мощная, живая вера угасает и умирает в одном месте, но вскоре появляется в другом культурном контексте, приобретая новые формы. Пожалуй, никто не говорил о необходимости позволить старому умереть лучше Пауля Тиллиха, который более полувека назад заметил, что в истории все по-настоящему новое появляется «только н тот момент, когда старое начинает ощущаться именно как старое, трагическое и умирающее, и иного выхода не видно». Выказывая огромную проницательность, Тиллих понимал, что мы принципиально не способны сами придумать и построить что- либо по-настоящему новое: «Мы можем лишь подготовиться к этому новому. Мы должны глубоко, по-настоящему осознать, что прежнее устарело и разрушает наш исторический период как раз в тот момент, когда мы героически пытаемся спасти его лучшие достижения» [23]. Или, говоря библейскими словами, иногда наступает «время начаться суду с дома Божия» (1 Пет. 4:17), потому что вера, когда-то сильная и живая, пришла в упадок и служит идеологическим системам, извращающим истину Христа, и прежде чем Бог сотворит и явит миру что-то подлинно новое, ее нужно убрать.

Ее нужно убрать: какая воистину отрезвляющая фраза! Получается, что нам не избежать утрат и страданий, когда пошатнутся самые основания унаследованных нами традиций, и многое из того, что мы любили и почитали, рассыплется в прах. Получается, что мы, привыкшие мыслить категориями роста, экспансии и успеха, призваны пережить кризис, упадок и неудачи, и никакие усилия с нашей стороны не изменят сложившуюся ситуацию. Для западных христиан — и, пожалуй, особенно для христиан Северной Америки, воспитанных в «непоколебимой и решительной уверенности в высшей значимости нашего стремления к прогрессу, к человеческому счастью», — вступление в столь темные времена, скорее всего, будет очень трудным. Однако, как говорит Дуглас Джон Холл, только в том случае, если мы не побоимся опуститься в глубины человеческого отчаяния и погрузиться во тьму мира, где рушатся надежды и слова верной победы смолкают у нас на устах, — только тогда мы сможем откликнуться на тревоги нашего времени из подлинной глубины христианского Евангелия» [24].