Война в раю - Стивен Рэй Лоухед

устал, тебе нужно передохнуть после дороги. Они делают вид, что предлагают тебе помощь и поддержку. Это наглая ложь. Они предлагают тебе на самом деле отвратительное пойло и потроха, и тебе приходится это брать. Они знают, что мы не будем возражать. Мы же англичане! Мы не любим поднимать шум. Мы берем то, что нам дают, потому что, на самом деле, лучшего мы не заслуживаем. Разбойники знают это и пользуются своим знанием как дубиной. Поэтому я и называю это чертовски циничным.

— Не так громко, — попросил я. — Люди смотрят.

— Вот и хорошо! — громче прежнего крикнул Саймон. — Эти подонки, торговцы помоями, украли мои деньги, но они не дождутся, чтобы я спокойно согласился с этим. Я не собираюсь с кротостью сносить подобные унижения!

— Ладно, ладно, успокойся, Саймон, — сказал я. — Просто пойдем отсюда.

Он бросил пустую чашку на стол, встал и вышел. Я торопливо сделал последний глоток чая и поспешил за ним. На парковке я совсем другими глазами посмотрел на путников, пьющих чай в комфорте и уединении своих автомобилей. Теперь они представлялись мне верхом благоразумия.

Когда я догнал Саймона, он уже сидел за рулем, и двигатель работал.

— Ты прекрасно знал, что тебя ждет внутри, — бросил я, забираясь внутрь. — Честно говоря, иногда мне кажется, что ты нарочно нарываешься на неприятности, просто чтобы был повод поругаться.

— Я что ли виноват в их преступной некомпетентности? — взревел он. — Это я нарочно, да?

— Уймись, ты понимаешь, что я имею в виду, — проворчал я. — Это трущобы, Саймон.

Он включил передачу, и мы вылетели с парковки на автостраду.

Саймон заговорил только через несколько минут. Он просто готовился к одной из своих гневных тирад. Мне были знакомы признаки и, судя по тому, как он вцепился в руль, шторм обещал быть не шуточным. Воздух в машине буквально дрожал от его сдерживаемой ярости. Я приготовилась к взрыву.

— Мы, конечно, обречены, — медленно произнес он, тщательно подбирая каждое слово, словно камень для рогатки. — Обречены, как крысы в бочке с дождевой водой.

— Пожалуйста, избавь меня от своих нотаций.

— Ты знаешь, — спросил он, словно говорил не с историком, — что, когда Константин Великий выиграл битву у Мульвийского моста в 312 году, он решил поставить триумфальную арку в ознаменование своей великой победы?

— Послушай, нам обязательно вдаваться в подробности?

— Тем не менее, он это сделал. Только никак не мог найти художника, достойного великого проекта. Он объездил всю Римскую империю, но так и не смог найти ни одного скульптора, который мог бы создать хотя бы наполовину приемлемый боевой фриз или статую победы. Тогда Константин приказал своим каменщикам снять статуи с других арок и поместить их на свою. Просто художники его времени не справлялись с поставленной задачей.

— Как скажешь, — проворчал я.

— Это правда, — настаивал он. — Гиббон считал это поворотным моментом римской истории, началом упадка. И с тех пор вся западная цивилизация покатилась под откос. Посмотри вокруг, возьми спорт, например. Всё, вершина. Конец линии. Капут! Мы обречены.

— Ну, хватит уже… — взмолился я, но это была попытка прикрыться бумажным зонтиком от урагана.

— Обречены, — повторил он, словно пешечное ядро выплюнул. — На наши несчастные головы с колыбели словно заклятие наложено. Ты американец, Льюис; вам, должно быть, заметно, — это заложено в нашем поведении. Мы, британцы, — обреченная раса.

— Однако, судя по твоему виду, с тобой все в порядке. Ты выживешь.

— Ты в самом деле так считаешь? Посмотри на нашу внешность: волосы у нас слабые и жирные, кожа пятнистая, плоть бледная и шелушится, носы уродливые. Подбородки покатые, щеки надуты и животы тоже; сутулые, сгорбленные, кривоногие, помятые и неопрятные. Глаза слабые, зубы кривые, дыхание плохое. Англичане мрачные, подавленные, анемичные и бледные.

— Тебе легко говорить, — заметил я. У Саймона не наблюдалось ни одного из перечисленных им физических недостатков. Так что его слова воспринимались как дым без огня или шляпа без кролика. Как и ожидалось, он никак не отреагировал на мое замечание.

— Как нам выживать? Ха! Сам воздух ядовит. Вода тоже ядовитая. А еда — это вообще отрава! Сам посуди! Ты же знаешь, что происходит с едой. Коварные дельцы производят все в массовых количествах на фабриках по производству сальмонеллы. Чего они хотят? Понятно же! Заразить как можно больше потребителей и драть с них деньги за право быть отравленными, а потом сдать их Национальному здравоохранению, а уж те в свою очередь обеспечат им анонимное захоронение.

А если кому-то повезет чудом остаться в живых после приема такой пищи, нас наверняка погубит наше подлое существование. Посмотри на нас! Мы бредем, оцепеневшие и контуженные, через мрачные, заразные города, дышим ядовитым воздухом, отравленным устаревшими заводами, бережно несем жалкие пластиковые пакеты с токсичным мясом и канцерогенными овощами. Чертовы богатеи копят деньги на оффшорных счетах, свободных от налогов, а остальные тем временем бредут по голым улицам по колено в собачьих экскрементах, чтобы провести часы в душных офисах и мастерских. И зачем? Только для того, чтобы получить средства, на которые можно купить корку лежалого сыра и банку консервированных бобов, заплатив нашим презренным недооцененный фунтом.

Понаблюдай за любой улицей в любом городе! Ты увидишь, как мы мрачно передвигаемся из одного ненавистного элитного бутика в другой, тратим целые состояния на отвратительную дизайнерскую одежду не нашего размера, покупаем серые картонные туфли, сделанные рабами в ГУЛАГе, и регулярно подвергаемся насилию со стороны тупых продавщиц с синей тушью и куриными ногами. Нас гнетут маркетинговые силы, которых мы не понимаем, мы покупаем сложную корейскую технику, которая нам не нужна, платим за нее пластиковыми карточками с голограммами от самодовольных, прыщавых младших менеджеров по продажам в желтых галстуках и слишком узких брюках, которым не терпится помчаться в ближайший паб, чтобы выпить пинту водянистого пива и поглазеть на секретарш в черных кожаных мини-юбках и прозрачных блузках.

Это Саймон только разогревался. Его ужасы громоздились друг на друга. Дальше выяснилось, что все дело в туннеле под Ла-Маншем, пейзажах, заваленных евромусором, жертвах французской моды, кислотных дождях, мрачных бельгийцах, ираноязычных студентах, угрюмых мужиках, пьющих Heineken, футбольных фанатах, дырах в озоновом слое, итальянских плейбоях и южноамериканских наркобаронах, а еще в швейцарских банках, золотых картах AmEx и парниковом эффекте, и