Война в раю - Стивен Рэй Лоухед

— воспитанием. Прабабушка Саймона была герцогиней. Его бабушка вышла замуж за лорда, разводившего скаковых лошадей, и однажды ухитрилась продать победителя Дерби королеве Виктории, тем самым навсегда обеспечив себе славу и богатство.

Семья Саймона была одним из тех тихих респектабельных племен, которые удачно женятся и в конечном итоге владеют Корнуоллом, Озерным краем и половиной Бэкингемшира, причем приобрела все это так, что никто и не заметил. Конечно, Саймон рос избалованным мальчишкой.

Я думаю, в другое время Саймон бездельничал бы в особняке в Мидлендсе, отделанном ореховыми панелями, дрессировал бы лошадей и собак, успешно играя роль деревенского сквайра. Но теперь он знал слишком много, чтобы довольствоваться жизнью в дорогих спортивных штанах. Увы, образование сделало для него невозможным подобный уютный сценарий. Может он просто родился не в то время?

Аристократичность была присуща ему изначально. Я готов был представить его кем угодно: владельцем обширных поместий, герцогом в окружении многочисленной семьи в поместье в Сассексе, только не ученым. Для этого Саймону не хватало всепоглощающей страсти к знаниям и амбиций, необходимых для выживания в узком кругу академических распрей. Нет, склонность к академической работе у него определенно была, а вот реальной потребности добиться в ней успеха я не видел. Что же удивляться, что к своей работе он относился несерьезно?

Однако лентяем его никто бы не назвал. Саймон по праву завоевал свое место благодаря блестящей студенческой карьере. Но теперь оказалось, что для докторанта третьего курса работы слишком много. И вообще, зачем ему степень по истории? Он не собирался вести серьезные исследования, а уж о преподавании мечтал меньше всего. У него вообще не было никаких академических амбиций. Через два года после начала работы по своей программе он просто механически выполнял нужные действия. А в последнее время и этого не делал.

Я видел, как блестящий приз потихоньку ускользает от него по мере того, как он все больше отлынивает от учебы. Классический случай выгорания выпускников. В Оксфорде встречается довольно часто и симптомы распознаются с первого взгляда. Пожалуй, Саймон продолжал сидеть в университете, поскольку это было самым простым. Он просто не хотел думать о том, чем еще можно заняться. А с деньгами жить в Оксфорде легко. Да и без денег это лучше, чем многое другое. Я не винил Саймона; просто жалко его было. Не знаю, что бы я делал на его месте.

Мне, как и многим американским студентам в Оксфорде, приходилось на каждом шагу доказывать свое право на пребывание здесь. Я отчаянно хотел получить степень, и даже мысли не допускал, что потерплю неудачу. Я не мог позволить, чтобы меня отправили обратно с поджатым хвостом. Так что у меня стремления к успеху было хоть отбавляй, и Саймону этого не понять.

В этом, на мой взгляд, и заключалось одно из принципиальных различий между нами: мне приходилось собирать крохи, и каждая из них доставляла мне удовольствие. Для Саймона в этом не было ни малейшей необходимости.

Все, что он имел, все, чем он был предоставлялось ему от рождения. Все, чего он когда-либо хотел, доставалось ему даром, без каких-либо усилий. Люди постоянно делали для него скидку просто потому, что он Саймон Ронсон. Никто не делал скидку на Льюиса Гиллиса. Никогда. То немногое, что у меня было — действительно немногое — по крайней мере принадлежало мне, потому что я это заслужил. Заслуги не входили в круг представлений Саймона в его вселенной. А для меня они были всем.

И все же, несмотря на наши разногласия, мы были друзьями. С самого начала, когда в тот первый год мы занимали соседние комнаты, мы знали, что поладим. У Саймона не было братьев, поэтому он решил назначить на это место меня. Естественно, в студенческие годы мы, как и все, пробовали золотой нектар из чанов в «Турфе», гребли на реке, доставляли девочкам неприятности и в целом вели себя так, как можно было бы ожидать от оксфордских студентов.

По окончании курса я подал заявку на участие в программе кельтских исследований и ее одобрили. Уже немало для ученика средней школы моего родного города. Далеко не каждый из них мог похвастаться обучением в Оксфорде, не говоря уж о том, чтобы его закончить. Об этом даже в местной газете писали, к радости моих спонсоров; газета называлась «Американский легион», именно она в неожиданном приступе щедрости предоставила мне стипендию на книги и расходы. А дальше я хоть и с трудом, но все же нашел небольшой грант, чтобы покрыть остальное, и вот я при деле!

Саймону же показалось, что ученая степень — неплохая идея, поэтому он занялся историей — хотя почему историей, а не астрофизикой, например, животноводством или чем-то еще, непонятно. Но, как я уже сказал, у него были хорошие мозги, и многие думали, что у него все получится. В колледже ему даже комнату предложили, а таким точно может похвастаться далеко не каждый. Мест для студентов всегда не хватает, а о комнатах для выпускников вообще не может быть и речи, исключая очень важных людей.

Полагаю, здесь снова сработала система привилегий. Отец Саймона, Джеффри Ронсон из Блэкледжа, Rawnson and Symes Ltd., несомненно, приложил к этому руку. Но мне-то что за дело? Комната наверху была обставлена чудесным антиквариатом из запасников колледжа — шедевры итальянского Возрождения, резные дубовые панели, столы от Тиффани, хрустальная люстра, два письменных стола Чиппендейла и красный кожаный диван. На этом всякие отличия не заканчивались: у нас была хорошая еда в столовой, дополненная прекрасными винами из легендарных погребов колледжа, к нашим услугам был вспомогательный персонал, а еще у нас был свободный доступ к библиотечным фондам, за что некоторые студенты готовы были нас убить. Венчал всё это великолепный вид на двор колледжа и шпиль собора. Мог ли я мечтать о таких условиях? Да никогда в жизни!

Саймон хотел, чтобы мы продолжали жить вместе, как раньше, в итоге я делил с ним апартаменты. По мне, так думал он только о трех-четырех годах холостяцкого счастья. А о чем ему еще думать? Деньги-то есть.

Он вполне мог позволить себе тянуть время хоть до конца света, а вот мне приходилось думать о выплатах по грантам и займам. Я должен был закончить учебу, получить степень и должность преподавателя, и лучше поскорее. Я очень любил Оксфорд, но на мне все еще висел студенческий кредит, а в Штатах моя семья громко и часто задавала вопрос, увидят ли они