Институт компенсации морального вреда в российском гражданском праве - Андрей Воробьев

Отрицательно относясь к возложению имущественного возмещения морального вреда, П. Н. Гуссаковский исходил из того, что если право позволяет путем денежного вознаграждения удовлетворить потерпевшему нравственный вред, то «такое положение говорит не об учете важности вреда или о степени участия злой воли причинителя, а об учете состоятельности пострадавшего лица»[29].

Обобщая позиции противников внедрения института возмещения морального (нравственного) вреда в отечественное гражданское право, можно выделить следующие их основные аргументы:

1) аморальность или безнравственность законодательно установленной возможности денежного возмещения морального вреда;

2) невозможность возмещения морального вреда юридическими средствами в результате совершенно различной природы морального вреда и юридических норм;

3) невозможность определения размера компенсации;

4) опасность чрезмерного расширения судейского усмотрения и произвола судей.

Несмотря на сравнительно меньшее число правоведов, придерживавшихся противоположной точки зрения, их позиция – позиция сторонников развития института возмещения морального (нравственного) вреда не только доказала свой прогрессивный характер, но уже на тот период времени была подкреплена реалиями развития гражданского законодательства и опытом правоприменительной практики.

К умеренным сторонникам теории возмещения морального (нравственного вреда) можно отнести, например, Е. В. Пассека. Он отмечал, что «в доказательство ничтожности таких обязательств в большинстве случаев указывают на невозможность оценить в деньгах действие, стоящее вне всякой связи с имуществом. Однако это имеет только практические препятствия по осуществлению. Нет никаких оснований признавать недействительными обязательства, лишенные имущественного интереса»[30].

И. А. Покровский рассматривал проблему нематериальных интересов как одну из актуальных проблем гражданского права рассматриваемого периода[31]. По его мнению, пренебрежение к духовным интересам является лишь психологическим отголоском старого времени. Рост духовной стороны человеческой личности требует для этих интересов такого же признания, каким пользуются интересы имущественные. На его взгляд, совершенно правильно подметила это германская комиссия, пересматривавшая проект Уложения и отметившая, что у высококультурного народа обязательство имеет своей задачей обеспечивать не только материальные блага, но и блага идеальные, значение и ценность которых растут вместе с ростом культуры[32].

По мнению И. А. Покровского, с аналогичной борьбой воззрений мы встречаемся и в другом вопросе, связанном с духовными, нематериальными, интересами, а именно в вопросе о возмещении так называемого морального вреда. Мы видели, что этот вопрос сплетается с только что рассмотренным вопросом о значении обязательств на действия неимущественные, хотя отнюдь с ним не совпадает. Неисполнение договора даже имущественного содержания может причинить контрагенту, кроме материального вреда, еще нематериальные неприятности; любое обыкновенное правонарушение (деликт) может быть источником глубоких нравственных потрясений для того, против кого оно было совершено. Хозяин гостиницы не предоставил вам обещанного по телеграфу номера, вследствие чего вам, быть может, с семьей, пришлось провести ночь на улице. Какой-либо злоумышленник украл у вас материалы для подготовлявшегося вами сочинения или уничтожил последнюю фотографическую карточку вашей покойной матери и т. д., и т. п. И вот перед правом возникает трудный вопрос: можно ли во всех подобных случаях игнорировать нематериальный вред этого рода, ограничиваясь исключительно стороной имущественной?[33]

Самым ярким сторонником теории защиты неимущественных интересов личности в начале XX в. был С. А. Беляцкин. Выступая в 1910 г. на заседании Петербургского юридического общества с докладом по рассматриваемой проблеме, он отмечал, что «общегуманное чувство диктует необходимость приватной компенсации со стороны виновного для униженного и оскорбленного… постоянное упорное игнорирование морального вреда и моральных интересов, равнодушное отношение к ним со стороны суда подрывает в людях уверенность в личном праве и личном благе»[34]. Представляется, что основная заслуга С. А. Беляцкина состоит в последовательном отстаивании необходимости внедрения гражданско-правового механизма защиты нематериальных благ личности путем соответствующих компенсаций (его основные идеи актуальны и сегодня).

Он доказывал, что имущественная прибыль из чужого проступка может пойти только на благо обществу и его членам, особенно стоящим внизу социальной лестницы, и что по преимуществу право на возмещение морального вреда есть право униженных и оскорбленных, изувеченных и соблазненных, право эксплуатируемых писателей, артистов и служащих[35].

Разрешение проблемы возмещения морального вреда С. А. Беляцкин считал прерогативой «культурных стран», поскольку идея возмещения морального вреда предполагает известное развитие правового чувства и среду, в которой личность и личные права пользуются достаточным уважением.

Возмещение морального вреда, по мнению С. А. Беляцкина, если бы и явилось у нас некоторой новизной, то, во всяком случае, не большей, чем усвоение многих других институтов гражданского права, нередко совершенно незнакомых нашим гражданским законам[36]. При этом он критиковал тех ученых, чьи «единичные голоса раздаются за сокращение или полное исключение из кодексов» возмещения нематериального ущерба.

Прогрессивное развитие отечественного гражданского права привело к последовательной реализации принципа возмещения морального вреда. Особенно ярко это отразилось в проекте Гражданского уложения, внесенном в Государственную Думу в 1905 г., но так и не принятом. Одна из статей проекта предусматривала, что в случаях причинения обезображения или иного телесного повреждения, равно как и в случае лишения свободы, суд может назначить потерпевшему денежную сумму по справедливому усмотрению, принимая во внимание, была ли со стороны виновного обнаружена злонамеренность и другие обстоятельства дела, хотя бы потерпевший не понес никаких убытков (нравственный вред).

Согласно ст. 2627 проекта этого Уложения женщина, потерпевшая от прелюбодеяния (что наказывалось в соответствии со ст. 517, 520, 522 Уголовного уложения), или девушка, обольщенная обещаниями на ней жениться, если виновный не исполнит своего обещания, имели право обратиться в суд с иском о возмещении нравственного вреда.

Предлагалось введение дополнения к ч. 2 ст. 1655, согласно которому должник умышленно или по грубой неосторожности не исполнивший своих обязательств, кроме имущественных убытков может быть присужден к возмещению нравственного вреда (убытков, не подлежащих точной денежной оценке).

По мнению И. А. Покровского, названный проект обязательственного права шел по тому же пути, что и его западные аналоги, хотя и не совсем согласно с ними. Так, прежде всего, по примеру Германского уложения, он предусматривал возмещение нематериального вреда при некоторых определенных деликтах[37]. Ученый считал: эти факты свидетельствуют о том, что игнорировать нематериальный вред чем далее, тем более делается невозможным. Самые исключения, допущенные новейшими кодификациями из принятого ими общего начала о невозместимости этого вреда, в корне подрывают аргументацию в пользу этого начала[38].

В качестве основных контраргументов сторонников внедрения института возмещения морального (нравственного) вреда можно выделить следующие:

1) юридически закрепленная возможность возмещения морального вреда никоим образом не характеризует уровень «культурности» государства. Напротив, «начало возмещения морального вреда проникает в официальные кодексы», а среди цивилистов принимать этот правовой институт стало почти нормой[39];

2) обращение за взысканием морального (нравственного) вреда является не обязанностью, а правом потерпевшего, от которого он может и отказаться. Таким образом, умаления достоинства потерпевшего не должно происходить. Иными словами он может и не согласиться на «размен неимущественных благ, ценностей на деньги»;

3) даже при возмещении имущественного ущерба далеко не всегда можно точно произвести «математическое исчисление убытков». Поэтому С. А. Беляцкин характеризовал возмещение нематериального ущерба как «удовлетворение» того, что не подлежит даже приблизительной оценке. Это «удовлетворение» должен определить суд, «сообразуясь со степенью и силой вреда, наличностью поводов, искренностью страдания, имущественной сферой тяжущихся, местными условиями и нравами и т. д.»;