Приют - Татьяна Филатова

в заварник, залила его кипятком, поставила на стол две одинаковые чашки, достала вазочку с печеньем и присела за стол.

– Были, – коротко сказала она. – Дети были.

– Что с ними произошло? – спросила Вера.

– А ты не знаешь?

– До сегодняшнего дня я практически ничего не знала о Светлане, и уж тем более о том, что у нее были другие дети. Сегодня я решила навестить ее могилу на кладбище и была очень удивлена, когда увидела могилы троих ее других детей.

– Я не знаю, что с ними произошло, – сказала женщина, разливая чай по чашкам. – Она упоминала об этом лишь вскользь. Какая мать захочет обсуждать смерть своего ребенка? А тут – трое… Когда я сюда переехала, она уже здесь жила. По нашему однокомнатному стояку у нас подъезд одиноких: Светлана одна жила, я одна, парень молодой один живет – лет, как тебе примерно. Еще была бабулечка одинокая, но умерла давно. И как-то дружба у нас ни с кем не завелась.

– Что вы мне можете еще сказать о Светлане? Хоть что-то… Что она была за человек?

– Обычная, одинокая, несчастная, как и все в этом городе, женщина, – ответила Любовь Ильинична. – Работала бухгалтером в местном водоканале. Неконфликтная была. Да, кстати, Вера, скажи, а ты кошек любишь? У Светы был кот. Его хотели выбросить на улицу. Мне жалко стало. Их там и так несусветное множество, а этот все же домашний, к ласке привык, к теплу. Лежит вон в комнате, диван греет. Заберешь? Мне его жаль, но не более того. Особой любви к нему не испытываю. По большей части из-за шерсти. Вся квартира рыжая теперь. Мурчиком звать. Заберешь?

– Вот так наследство, – улыбнулась Вера. Она не была в восторге от этого предложения, но понимала, что отказать в данной ситуации было бы некрасиво – Любовь Ильинична ясно дала понять, что будет рада отдать кота. – Ну, что поделать. Заберу.

– Он ласковый, спокойный, – добавила соседка. – И что будешь с квартирой делать?

– Пробую продать… – Вера на мгновение замолчала. – Любовь Ильинична, – сказала она после паузы, – Светлана никогда не говорила, по какой причине отдала меня в приют?

– Не говорила, – Любовь Ильинична намеренно отвлеклась на чай, чтобы не смотреть в глаза Вере. – Не говорила, а я не спрашивала. Я не от нее узнала, что ты жила в интернате. Город у нас маленький, а я работаю в школе. Когда интернат закрыли, многие сотрудники пошли работать в городские школы. А педагоги здесь все между собой знакомы. Вот от них я и узнала, что дочка моей соседки жила в приюте, а после выпуска даже не встретилась с матерью.

– Это она со мной не встретилась, – холодно сказала Вера. – Я была всего лишь ребенком.

– Я в ваши дела не лезу, – ответила Любовь Ильинична. – Бери Мурчика, лоток его. А я буду спать ложиться. У меня завтра восемь уроков.

– Вы еще работаете? – удивилась Вера. В ответ женщина рассмеялась.

– А ты проживи на одну пенсию, да к тому же молодых педагогов у нас, знаете ли, не густо, – сказала она и вышла из кухни.

Вера допила чай, встала из-за стола, когда хозяйка квартиры внесла на кухню упитанного рыжего кота.

– Знакомьтесь, это – Мурчик.

Вера улыбнулась, взяла кота на руки, а он и не был против.

– Сейчас принесу лоток, – сказала Любовь Ильинична.

– А корм? – спросила Вера.

– Дорогуша, мы люди простые. И кот у меня ест все то, что ем я.

Вера попрощалась с соседкой, поблагодарила ее за чай и за… кота, поднялась на этаж выше, держа в одной руке кота, в другой – его лоток, поставила лоток на пол и с трудом, пытаясь удержать Мурчика, открыла дверь. Кот тут же спрыгнул с рук и, подняв хвост пистолетом, побежал в родной дом. Он с осторожностью все обнюхивал, словно проверяя, что изменилось в его отсутствие.

– Хозяйки твоей больше нет, – сказала коту Вера. – Теперь будешь жить со мной. Нужно было хоть спросить, сколько тебе лет…

Кот запрыгнул на кровать, и Вера решила его не прогонять – у него здесь прав было куда больше, чем у нее самой. Она поделилась с котом колбасой и налила ему воды, решив, что завтра обязательно найдет зоомагазин и купит кошачьего корма. Мурчик в свою очередь вел себя, как и полагается домашнему коту: проверил всю квартиру, поужинал и лег спать на кровать.

Вера осмотрела комнату: шкаф, комод, кровать, кресло и две тумбочки. В тумбочках были книги, она это уже знала. В шкафу и в комоде – вещи. Но на шкафу стояли антресоли, а туда Вера не заглядывала. Она залезла на стул, открыла первую из двух антресолей и увидела в ней две обувные коробки. Кот наблюдал за действиями новой хозяйки, но не вмешивался. Вера осторожно достала коробки, положила их на кровать и присела рядом с котом.

– Ну, давай посмотрим, что у нас здесь, – сказала ему Вера.

В первой коробке лежали фотографии, сделанные в разные периоды жизни Светланы Порошиной: здесь были фото, по всей видимости, с работы, фотографии с какими-то знакомыми, черно-белые фото с ее молодости. Вера отметила для себя, что с интересом рассматривает женщину с фотографий, в которой узнает много собственных черт: карие глаза, густые, каштановые волосы, средний рост. Несмотря на то, что Светлана родила четверых детей, она была весьма стройной, как и сама Вера. На фото Вера присматривалась ко всем мужчинам, но никого не могла бы отнести к тому, кого связывали бы со Светланой теплые чувства.

Мурчик протянул переднюю лапу, касаясь ею ноги Веры, как бы обозначив ее: моя. Вера не была против. Рядом с фотографиями в первой коробке лежали квитанции по уплате коммунальных услуг, которые Вера отложила в сторону – в этом ей точно необходимо разобраться. Еще там лежали какие-то чеки, гарантийные талоны – все это не интересовало Веру. Она взяла вторую коробку.

Во второй коробке лежало несколько картонных папок для бумаг с завязками. На первой папке было написано «Иришка». Вера очень медленно развязала завязанный на папке бантик. Внутри лежали черно-белые фотографии маленькой девочки. Обычный ребенок, обычная обстановка. На некоторых фотографиях была изображена и Светлана – молодая и счастливая мама. Фотографий было немного – девочка прожила всего три месяца.

– Странно, – сказала сама себе Вера. – Ребенок совершенно не выглядел больным. Что же случилось? Может какой-то врожденный порок сердца?

Вторая папка, ожидаемо, была подписана «Славик». В этой папке фотографий было примерно в два раза больше, а на последних маленький