Приют - Татьяна Филатова

замерзли. Хотелось по привычке купить стаканчик кофе, согреть им руки и согреться горячим напитком изнутри, но Вера за свое короткое время пребывания в этом городе встретила всего два места, где продают готовый кофе, пускай и не из качественных кофемашин, но и до этих заведений сейчас было неблизко.

Чтобы доехать до кладбища, Вера брала местное такси, назад же пошла пешком. Медленно, не спеша, несмотря на холодный ветер, она шла вдоль дороги и обдумывала увиденное. Трое маленьких детей, не прожившие и года, были похоронены здесь еще до рождения самой Веры. Если верить тому, что было написано на их надгробных табличках, то Ирина, Вячеслав и Екатерина – были родными сестрами и братом Веры. Но что с ними произошло? Почему они умирали? Чем они болели? Почему Вера ничего о них не знала? И что вообще она знала о тех, кто был ей кровной родней?

Под ногами шелестела опавшая листва, которую никто не убирал с улиц. Тут и там попадались старые, заброшенные, полуразрушенные здания, от которых так и веяло скрытой угрозой: именно в таких местах в фильмах находят жертв маньяков. Вера ускорила шаг, чтобы скорее выйти в людное место, но тут же остановилась, как вкопанная – перед ней выросло здание, которое она ненавидела всем сердцем, но с которым в то же время ее связывало множество приятных воспоминаний о дружбе.

Ворота были скреплены цепью с навесным ржавым замком, но в самих воротах давно были выломаны некоторые прутья. Вера решила, что местная детвора развлекается на территории заведения, некогда служившего ей домом.

– Вот дурочки наивные, – сказала она вслух, протискиваясь между прутьями, – добровольно сюда пытаются попасть. Эх, нам бы раньше эту лазейку…

Она зацепилась курткой и чуть не порвала ее, но справилась и оказалась на территории приюта. Именно так дети, некогда здесь жившие, называли это место. Слово «детдом» никто из них не любил, «интернат» – слишком длинно и формально, а слово «приют» внушало некое спокойствие, пускай и ненастоящее, искусственное. Детям хотелось верить, что их лишь приютили. На время. Пока родители слишком заняты…

– Посмотри, какие у тебя грязные руки! – закричал чей-то голос в глубине сознания. – Неряха! Немедленно иди и перемывай их три раза! За стол грязной не возвращайся!

– Татьяна Ивановна, – произнесла вслух Вера. – И где ты сейчас, интересно, старая выдра?

В памяти пронесся звук шлепка: это тоненький хлыст одной из воспитательниц с сумасшедшей скоростью лязгнул по столу, за которым сидела маленькая Вера.

– Да, Татьяна Ивановна, – покорно сказала девочка, – сейчас перемою.

Вера стояла у центрального входа, глядела на осыпающиеся ступени, ведущие туда, откуда она девятнадцать лет назад с огромной радостью ушла. Ноги сами несли ее вперед, а глаза разглядывали мутные, бестами выбитые окна, словно ожидая увидеть в них знакомое лицо.

Дверь, ожидаемо, была закрыта на замок, который давно кто-то выломал. А цепь, которая, как и та, что висела на воротах, должна дополнительно оберегать заброшенный интернат от не желаемых посетителей, была настолько неплотно натянута, что Вера без особых усилий смогла протиснуться вовнутрь. «Что я делаю?» – только и промелькнуло у нее в голове, но она уже оказалась внутри здания.

Ей казалось, что рядом сейчас пробегут дети, где-то закричат воспитательницы или нянечки, а из столовой доносится запах тушеной картошки. Хотелось улыбнуться, но не вышло: все же эти стены долгие годы были для Веры не столько домом, сколько тюрьмой. Тех детей, у кого «на воле» были родители, отправившие своих чад в интернат по причине непостоянной занятости либо временных трудностей, иногда забирали домой на выходные и праздники, за некоторых воспитанников волновались бабушки или другие родственники и через суд добивались опекунства. Вера же не покидала территории приюта на протяжении пятнадцати лет. Она знала, что «на свободе» у нее есть мама, и каждый день отчаянно ждала ее, но так и не дождалась.

Она очень хотела избавиться от прошлого, вычеркнуть все, что возможно вычеркнуть, а потом начать жизнь с нового, чистого листа. Конечно же, для этого ей нужен был мужчина. Сама Вера была в этом уверена однозначно. И такой, разумеется, нашелся. Ей было девятнадцать, ему – двадцать пять. Он был хорош собой, у него имелись пускай небольшие, но деньги, была своя квартира и, что было немаловажно для Веры – красивая фамилия. Андрианов Павел Викторович женился на Порошиной Вере Анатольевне – девчонке из глубинки, сироте, не имеющей за душой совсем ничего.

Паша стремительно поднимался по карьерной лестнице, а потому имел возможность оплачивать молодой жене учебу в университете, каждое лето возить ее на один из заграничных курортов, покупать ей дорогие подарки, а между всем этим систематически избивать ее. Не сильно, так, чтобы не нанести увечий, а разбитую губу или небольшие синяки на теле Вера быстро прощала вспыльчивому мужу, потому что «ведь сама напросилась». Не простила только однажды, когда он избил ее на седьмом месяце беременности. Паша пришел домой пьяный и не в духе. Раздутая, как бочка, жена вызывала у него отвращение. От него разило женскими духами, о чем Вера имела неосторожность сообщить мужу. Очнулась она уже утром в больнице со сломанным носом, загипсованной рукой и без живота. С тех пор прошло почти пятнадцать лет, Вера изменилась, взяла на себя ответственность за свою жизнь, встала на ноги, закончила учебу и нашла хорошую работу, но вердикт медиков все это время был неизменным – она не могла больше иметь детей.

Ей то и дело казалось, что за спиной сейчас кто-то крикнет: «Порошина!». Как же она не любила эту фамилию. Да, фамилия Андрианова порой напоминала ей о бывшем муже, который, к слову, отделался тогда лишь условным сроком, но все же с девичьей фамилией нехороших ассоциаций было куда больше.

– Порошина, куда ты лезешь! Бестолковая! Немедленно пошла вон отсюда!

– Порошина, садись – «два!». Не дал, видать, Бог умишка…

– Порошина! С матерью будешь пререкаться. Ох, я забыла – ты же ей не нужна!

– Татьяна Ивановна! А Верка Порошина в туалете курила!

– Порошина! Порошина! Порошина, чтоб тебя!

Она закрыла глаза. Призраки прошлого так и норовили выбраться из самых дальних уголков памяти, чтобы заявить о себе, а Вера пыталась изо всех сил удержать их там, где они хранились так долго. Но, с другой стороны, зачем тогда нужно было сюда приходить?

Она прошлась по коридору. Интернат представлял из себя достаточно большое, очень старое двухэтажное здание, которое когда-то было чьей-то усадьбой – дачей какого-то богача позапрошлого