Избранная и беглец - Штерн Оливия

«Надо пожаловаться патеру Сколту, — внезапно подумалось Айрис, — он хороший человек и, хоть и не пойдет против Рато, возможно, уговорит его быть милостивым к матери единственного наследника».

Идея про патера ей понравилась. Благообразный и серьезный, патер выслушивал ее исповеди с таким искренним и сердечным состраданием, что Айрис убедила себя: когда он увидит распухшую и посиневшую руку, обязательно поговорит с мужем. Припугнет его небесными карами, наконец. Нельзя же так… с собственной женой. Смущало немного то, что патер знал о том, что барон скор на расправу, и при этом ничего ему не говорил. Но до сего дня ведь были просто синяки и разбитое лицо. А нынче вот… рука.

Айрис вздохнула. После слез накатывала усталость. Хотелось свернуться клубочком у корней дуба, закрыть глаза и наконец побыть одной среди баюкающих шорохов леса. Не возвращаться никогда. Но в замке остался ее Мика, ее шелковое сокровище, ее ниточка, последняя, что соединяла ее с этим миром, не давая затянуть петлю на шее. Поэтому… в замок придется вернуться.

Айрис вытерла глаза и огляделась. Несмотря на то что день был в разгаре, под кронами вековых дубов царил сумрак. Пахло сыростью и травой. Неподалеку журчала вода, наверное, родник. Айрис покрутила головой, озираясь. Она и сама не понимала, что ее так настораживает. Все казалось привычным — где-то рядом веселый ручеек, шелест листьев в густых кронах… И все равно что-то было не так. Странное, необъяснимое чувство… как будто за ней внимательно наблюдают. И все вокруг словно замерло. А потом густой душной волной накатил страх, дышать стало нечем, и Айрис несколько минут просто хрипела, с трудом втягивая воздух.

Она так бежала, так старалась уйти от гнавшихся за ней на лошадях мужа и его егеря, что впопыхах не заметила, как свернула не туда. А теперь что? Бежать отсюда, пока не попалась на обед Проклятым.

И не отпускает это ужасное, давящее чувство чужого внимания, словно она, Айрис, стала крошечной козявкой, и некто страшный и могущественный держит ее на ладони, рассматривая и думая — придавить или отпустить?

Айрис откинулась головой на ствол.

Ну почему, почему именно ей не везет настолько, что угораздило свернуть в Проклятый лес? Никто не ходил сюда по доброй воле, потому что, как правило, те, кто отваживался на это, не возвращались. А если и возвращались, то уже не людьми. И что с ними делали Проклятые, было неведомо.

Она все еще боролась с паникой, озиралась по сторонам.

Ощущение, как по коже скользит чужой взгляд, никуда не пропало. Но ведь… никого рядом? Возможно, она еще успеет уйти?

Однажды кузнец из их переулка искал своего мальчишку, Зольку. Тот ушел за грибами и пропадал несколько дней. Думали, уж никогда не вернется. А когда вернулся, все решили — лучше бы и сгинул там. Потому что пришел Золька домой уже не тем, кем уходил. Что-то с ним было не так. И странные знаки были начертаны на запястьях. Живые знаки, они то проступали пятнами, то вытягивались в линии, то складывались в замысловатый орнамент. Отец Зольки хотел сам его убить, но не дали служители Двуединого. Схватили Зольку, чтобы зашить в мешок и бросить в озеро, как всегда поступали с теми, кто избран проклятием. А мальчишка взял и вспыхнул так, что пламя взвилось до неба. Разворотил два дома, раскидал углями. Сам рассыпался пеплом и с собой забрал еще десятерых.

Айрис всхлипнула и поднялась на ноги. Тут же закружилась голова, а в поломанной руке забухало болью с новой силой.

«Надо идти, — сказала она себе, — к патеру. Он поможет».

Потом конечно же ей придется вернуться в замок. Она не могла украсть Мику, его слишком хорошо охраняли, а кормилица тоже дорожила собственной жизнью. Да и если бы могла забрать своего ангелочка, куда бы с ним пошла? В отчий дом нельзя, там будут искать, да и отец не пустит. Прислуга с ребенком на руках тоже никому не нужна. Оставался местный дом развлечений, но, во-первых, там ребенок тоже особо никому не был нужен, а во-вторых, при одной только мысли о том, что с ней там будут делать разные мужчины, Айрис покрывалась ледяным потом. Наверное, только во сне и бывает приятно. Так уж получилось, что барон в самом начале продемонстрировал Айрис все то, что праведные мужья делают с женами. Айрис теряла сознание от боли и омерзения, и поэтому… нет. Лучше вернуться в замок и быть просто ненужной вещью, чем туда, где иллюзорная свобода и мужчины. Да, ненужной вещью, но все же вещью, вопреки всему произведшей на свет наследника.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Айрис медленно побрела в направлении, откуда, как ей казалось, она пришла.

Время от времени она оборачивалась убедиться, что никто не идет следом. А тяжелый взгляд буравил спину, жег меж лопаток.

За спиной хрустнуло. Обмерев, Айрис медленно обернулась.

«Нет, это не может быть со мной», — успела подумать она.

Прямо в двух шагах, посреди леса, маячил высокий силуэт, замотанный по самые глаза в длинный плащ. Как он подкрался так неслышно?

Вмиг задохнувшись от ужаса, Айрис все еще рассматривала его. И ничего не было видно в густой тени капюшона, только кошмарные оранжевые отблески радужек.

— Нет, — выдохнула она, — пожалуйста… не надо…

Ей послышалось, что Проклятый хмыкнул.

Покачал головой.

Потом медленно, уверенный в том, что жертва и так никуда не денется, поднял руку. Айрис увидела, как на раскрытой ладони пульсирует живой синий огонь, и этот огонь вдруг метнулся к ней, поплыл радужным пузырем, охватывая тело. Странно. Больно не было. Скорее неприятно, как будто она утопала в заливном из поросенка. Потом все вокруг поплыло, смазалось. Мимо скользнули коричневые стволы, взгляд уперся в старый трухлявый пень. И все это как сквозь мыльную пленку.

«Нет, пожалуйста, только не со мной».

И эта мысль исчезла, втянулась с хрустом в ледяную беспроглядную темень.

* * *

Мутная пелена беспамятства отступала. Медленно и неохотно, но все же растекалась тонкими вязкими нитями, обнажая действительность. Айрис покрутила головой, подумала, отчего так сильно болит шея. Туман в голове рассеивался, и она вспомнила, как Рато хотел ударить ее кочергой, а она выставила вперед руку. Дальше пыхнуло болью, перед глазами потемнело, и вот она уже бежит, мимо вскачь несутся серые каменные стены с цветными пятнами плесени. За спиной — рев разъяренного барона, стук лошадиных копыт. «Стой! Куда? Убью-у-у!» Куда? Да хоть куда-нибудь, хоть в лес, лишь бы не достал. Подвывая от боли и ужаса, здоровой рукой дернуть калитку, выскочить на отсыпанную ракушечником дорожку. Лес тут подступает почти к самому замку, надо только пересечь полосу, где давным-давно выкорчевали деревья.

«Лес, — подумала Айрис, — я была в лесу».

И вспомнила окончательно черный мужской силуэт, поднятую руку, пляшущий шар синего пламени в раскрытой ладони.

От страха тело мгновенно сделалось ватным, и в горле пересохло. Айрис дернулась неосознанно, в предплечья, в шею, в бедра тут же впились ремни.

Привязали.

Она распахнула глаза, с губ сорвался сиплый стон. Закричать не получилось. Прямо над ней, распростертой на чем-то жестком и ровном, стоял Проклятый и с кривой полуулыбкой смотрел на нее.

Айрис просто задохнулась от ужаса. Все. Это был конец, самый настоящий. И вообще не было смысла убегать из замка, потому что там бы ее забил насмерть Рато, а теперь выпьет всю кровь древнее зло. А у зла, оказывается, было лицо, и вполне себе человеческое. Только кожа угольно-черная, на лбу и щеках — темно-синие узоры, то ли нанесенные краской, то ли выросшие под кожей. И радужки ярко-желтые, и зрачок узкий, змеиный, и на лысой голове как будто костяной гребень, формой похожий на корону.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Проклятый что-то сказал. У него был приятный голос. Синие узоры на его лице посветлели, мягко замерцали. И Айрис вдруг поняла все то, что он сказал. Невозможно. Проклятые не могут разговаривать на том же языке. Да он и не говорит на том же, с его губ срываются новые слова и звуки, которые — вот чудеса! — понятны.