Почему любовь уходит? Социология негативных отношений - Ева Иллуз

мира, при условии что они не причиняют вреда другим или не препятствуют их свободе. Такая свобода гарантируется законом и культивируется многими институтами, призванными гарантировать права и неприкосновенность частной жизни человека и не имеющими практически никакого нормативного содержания. Именно «бессодержательность» негативной свободы создала пространство (пространство «беспрепятственности»), которое можно было легко наполнить ценностями капиталистического рынка, потребительской культуры и технологии, ставшими наиболее мощными институциональными и культурными аренами современного общества. Как уже давно заметил Карл Маркс, свобода содержит в себе риск беспрепятственного процветания неравенства. И как метко подчеркнула Кэтрин Маккиннон: «Преимущество свободы перед равенством, свободы перед справедливостью дадут еще больше свободы и власти сильным мира сего»33. Свобода, таким образом, не может взять верх над равенством, поскольку неравенство сводит на нет саму возможность быть свободным. Раз гетеросексуальность формирует и делает естественным неравенство между полами, мы можем ожидать, что свобода либо воспрепятствует такому неравенству, либо примет его. Лишь в редких случаях свобода превосходит неравенство в гетеросексуальных отношениях.

То, что Исайя Берлин назвал «негативной свободой», позволило языку и практикам потребительского рынка изменить лексику и грамматику субъективности. Тот же самый язык интересов, утилитаризма, мгновенного удовлетворения, эгоцентричной деятельности, накопления, разнообразия и своеобразия переживаний теперь пронизывает романтические и сексуальные связи и, таким образом, требует от нас трезвого исследования значения и влияния свободы, не ставя, однако, под сомнение нравственный прогресс, который представляет собой борьба феминистских и ЛГБТ-движений. Одобрение исторических достижений этих движений и продолжение их борьбы не должны помешать нам в изучении путей исторического и эмпирического развертывания морального идеала свободы в рыночных формах, которые также призывают к свободе34. На самом деле понимание того, почему однажды узаконенные идеи и ценности имеют динамику развития, не всегда совпадающую с той, которую задумывали их приверженцы, поможет вернуть первоначальный идеал свободы, ставший импульсом развития этих движений. Таким образом, раз неолиберализм повлек за собой упадок нормативности в экономических сделках (преобразовав общественные институты в прибыльные организации и превратив личные интересы в естественную эпистемологию личности), то есть все основания задаться вопросом, не оказывает ли сексуальная свобода аналогичного воздействия на интимные отношения, то есть не знаменует ли она упадок нормативности в натурализации эгоцентрического удовольствия и установлении сексуальной конкуренции и сексуального накопления, тем самым позволяя отношениям оставаться неподконтрольными нравственным и этическим кодексам. Иными словами, стала ли сексуальная свобода неолиберальной философией частной сферы35, дискурсом и практикой, которые снижают нормативность отношений, натурализуют потребительскую этику и технологии как новую форму эмоциональной самоорганизации и делают нормативное и нравственное ядро интерсубъективности менее доступным для понимания? Хотя сама свобода оказалась мощным нормативным притязанием на противодействие институту принудительных браков или браков без любви, на утверждение права на развод, на ведение сексуальной и эмоциональной жизни в соответствии со склонностями человека, на предоставление равенства всем сексуальным меньшинствам, мы можем задаться вопросом, не лишила ли сегодня эта самая свобода сексуальные отношения того нравственного языка, на котором они были выражены изначально (например, избавившись от языка обязательств и взаимности, который традиционно использовался для всех или, по крайней мере, большинства социальных взаимодействий). Подобно тому, как современный монополистический капитализм противоречит духу свободного обмена, который существовал в центре ранних концепций рынка и торговли, сексуальная субъективность, четко сформированная потребительской и технологической культурой, вступает в конфликт с взглядами освобожденной сексуальности, лежавшими в основе сексуальной революции, поскольку такая сексуальность в конечном итоге приводит к вынужденному воспроизведению тех же самых схем мышления и к тем же самым алгоритмам действий, которые делают технологии и экономику невидимыми движущими силами, формирующими наши социальные связи.

По ряду причин гетеросексуальность является более привилегированной областью для изучения этого вопроса, чем гомосексуальность. В своем нынешнем виде гетеросексуальность основана на гендерных различиях, которые чаще всего представляют собой гендерное неравенство, гетеросексуальность, в свою очередь, формирует это неравенство в эмоциональной системе, которая возлагает бремя успеха или неудачи в отношениях на психику людей, в основном на женскую. Свобода делает эмоциональное неравенство незаметным, оставляя его без внимания. И мужчины, и женщины, в основном, конечно, женщины, обращаются к своей психике, чтобы справиться с душевными ранами, нанесенными таким эмоциональным неравенством: «Почему он отстранился? Я веду себя слишком навязчиво? Что я должна сделать, чтобы привлечь его внимание? Какие ошибки я совершила? Почему он ушел?» Все эти вопросы, задаваемые гетеросексуальными женщинами, указывают на то, что именно они чувствуют себя более ответственными за эмоциональное благополучие и за успешное управление отношениями. Что касается гомосексуальности, гендер здесь не является различием, а различие не означает неравенства, он не основан на гендерном разделении между биологической и экономической деятельностью, которые характеризуют гетеросексуальную семью. В этом смысле изучение воздействия свободы на гетеросексуальность является крайне необходимым с социологической точки зрения: поскольку, взаимодействуя со все еще распространенной и мощной структурой гендерного неравенства, сексуальная свобода пронизывает гетеросексуальность противоречиями и погружает ее в кризис36. Кроме того, поскольку гетеросексуальность была строго регламентирована и кодифицирована социальной системой ухаживания, которому надлежало завершиться браком, переход к эмоциональной и сексуальной свободе позволяет нам более четко осознать влияние свободы на сексуальные практики и противоречие, возможно, созданное такой свободой, с институтом брака (или партнерства), который остается в основе гетеросексуальности. Гомосексуализм, напротив, до недавнего времени был нелегальной и оппозиционной социальной формой. По этой причине он был с самого начала определен как практика свободы, противоречащая и противостоящая внутренней природе института брака, который использовал или отчуждал имущество женщин и приписывал мужчинам патриархальные роли. Итак, эта книга представляет собой этнографию современной гетеросексуальности (хотя время от времени я брала интервью и у гомосексуалов), которая как социальный институт находится под давлением противоборствующих сил, одновременно освободительных и реакционных, современных и традиционных, субъективных и отражающих капиталистические, потребительские и технологические силы нашего общества.

Мой подход к эмоциональной и сексуальной свободе противоречит различным формам либертарианства, для которых удовольствие представляет собой телос (конечную цель) переживаний и для которых поразительное расширение сексуальности во всех сферах потребительской культуры является отрадным признаком того, что — согласно резкому комментарию Камиллы Палья — популярная культура (и ее сексуальное содержание) является «вспышкой так и не побежденного язычества Дикого Запада»37. Для сексуальных либертарианцев сексуальность, опосредованная потребительским рынком, освобождает сексуальное желание, энергию и творческие способности и призывает феминизм (и, судя по всему, другие социальные движения) открыться «искусству и сексу во всех их темных, неутешительных таинствах»38. Такая точка зрения соблазнительна, но она основывается на наивном предположении, что рыночные силы, движущие массовой культурой, на самом деле направляют первичную творческую