Майор Пронин и тайны чёрной магии - Лев Сергеевич Овалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, не будь Пронин настоящим коммунистом, я бы сказал, что лично дал себя он променял синицу на ястреба. Находясь у него в гостях, я увидел, что это такое жизнь первого секретаря райкома. Да, для коммуниста это была жизнь, но просто по-человечески мне было жалко. Он был весь в непрерывном горении, весь в заботах о людях и в столкновении с людьми…
Это было непрерывное круглосуточное дежурство, как на станции скорой медицинской помощи, но только здесь в центре внимания находились и сев, и хлебопоставки, и заготовки молока, ввод в действие нового сахарозавода, и семинар пропагандистов, и конференция и множество обид и неотложных нужд, с которыми обращаются в райком сотни различных людей. Не по своей вине Иван Николаевич оказался не слишком гостеприимным хозяином, но хотя я не знал, когда обедает и спит сам хозяин, он находил время поинтересоваться накормлен ли и хорошо ли спал его гость. Большую часть времени, проведённого мною в станице Улыбинской, был предоставлен самому себе, – я был волен знакомиться с кем хочу и заполнять время чем мне угодно; я гулял, читал, ловил рыбу и даже написал рассказ, который, как мне казалось, чрезвычайно мне удался и который, после моего возвращения в Москву, забраковали все редактора.
Но перед самым моим отъездом Иван Николаевич точно спохватился и начал уделять мне больше внимания, – правда, это произошло лишь после того, как район разделался с хлебопоставками, – и мы даже съездили вместе на рыбалку и два вечера подряд Иван Николаевич провёл дома, мы вспоминали минувшие дни и вместе перебирали старых знакомых.
Нас больше всего связывало прошлое, и поэтому даже последний прощальный вечер мы вернулись к воспоминаниям.
– Ты мне так и не рассказал, при каких обстоятельствах погиб Виктор, – спросил я Ивана Николаевича. – Может быть, перед отъездом…
В прежнее время мы обращались друг к другу на «вы», но долгие годы разлуки сблизили и даже породнили нас и теперь при первой же встрече мы сразу перешли на «ты».
Виктор Железнов, о котором я спросил Ивана Николаевича, был воспитанником и постоянным помощником Пронина во всех его делах и, повествуя о приключениях майора Пронина, я много и подробно рассказывал и о его неизменном спутнике.
Сын Путиловского рабочего, Виктор Железное познакомился с Прониным в Петрограде в 1919 году. Они подружились и однажды Виктор выручил Пронина из большой беды, что и было описано мною в своё время в рассказе «Синие мечи». Вскоре после происшествия, описанного в этом рассказе, отец Виктора погиб на фронте, защищая родной город от войск генерала Юденича. Мать Виктора снова вышла замуж, и Пронин взял к себе мальчика на воспитание. Так он и вырос при Иване Николаевиче, заменив ему сына. Вырос, выучился и остался работать вместе с Прониным в советской разведке.
При первой же встрече с Прониным я, разумеется, тотчас осведомился о Викторе. Иван Николаевич помрачнел, что-то хмыкнул, помолчал и затем нехотя сказал, что Виктор погиб во время войны. Никаких подробностей он мне не сообщил и, видя, что говорить о Викторе Пронину не хочется, я не стал задавать ему лишних вопросов, надеясь, что как-нибудь при случае Пронин сам разговорится на эту тему.
Однако такого случая так и не представилось, судьба же Виктора меня интересовала и, руководствуясь уже профессиональным интересом, я рискнул всё-таки накануне отъезда задать Пронину интересующий меня вопрос.
Но Пронин не пожелал ответить и на этот раз.
– Когда-нибудь после, – сказал он. – Попозже. Извини, рана ещё не зажила и мне не хочется её бередить.
Что же касается Агаши, верной экономки, кухарки и няньки Пронина, то при первой же встрече Пронин сам рассказал мне, что одновременно с отъездом Пронина и Виктора на фронт, Агаша уехала к себе на родину в деревню, да так там и осталась.
– Звал обратно – не захотела, – сказал Иван Николаевич. – Говорит – стара, не услужу. Я ей помогаю время от времени…
Так у нас и не получилось разговора о Викторе, и его гибель осталась для меня тайной.
Но Пронин, должно быть, уловил досаду, появившуюся во мне в результате его отказа познакомить меня с судьбой Виктора. Он сорвал ещё одну виноградину и медленно её разжевал, точно кислота незрелой ягоды мешала ему чувствовать кислоту, наполнявшую его сердце.
– Ничего, не огорчайся, – утешил он меня. – Зато я познакомлю тебя с такой историей из современной жизни, что она вполне удовлетворит твоё профессиональное любопытство. А если ты к тому же сумеешь её описать, окажется, что ты не зря провёл месяц в нашей станице.
Вечер был великолепен, – теплый душистый вечер ранней осени, беседка тонула в густом лиловом мраке, казалось, в воздухе разлито местное терпкое вино, мириады серых мотыльков трепыхались над столом и облепляли сияющую лампочку, мой собеседник был симпатичен мне и любезен со мной, словом, налицо были все аксессуары для того, чтобы обрамить интересный рассказ, который я собирался услышать.
Меня смущало лишь то, что должны были прийти гости, которые могли прервать рассказ на самом интересном месте, а, как всем известно, на свете, кажется, нет ничего хуже прерванного удовольствия.
– А нам не помешают? – спросил я, кивая на пустой стол.
– Напротив, не только не помешают, но даже дополнят твои впечатления, – успокоил меня Иван Николаевич. – Кстати, ты мне напомнил…
Он обернулся к двери.
– Ларионовна! – крикнул Иван Николаевич. – Пожалуйте-ка сюда!
Ларионовна заставила позвать себя ещё раз и, наконец, появилась.
Это была, конечно, далеко не Агаша, – местная казачка, считавшая, что она делает невесть какое одолжение, готовя Пронину обед и убирая его комнаты, – пожилая баба, которой лень было работать в колхозе и которая, благодаря Пронину, получила возможность там не работать. Таковы противоречия жизни: секретарь райкома, обязанный заботиться о том, чтобы все рабочие руки в колхозах использовались по назначению, не мог обойтись без кухарки! К тому же эта Ларионовна, как мне казалось, ещё и обкрадывала своего хозяина, во всяком случае обеды она готовила слишком аккуратно, ежедневно, хотя Пронин обедал не каждый день, разъезжая по району, он иногда по нескольку дней не показывался у себя дома.
– Накрывайте на стол, – сказал Иван Николаевич своей Ларионовне. – Пока суд да дело…
Я только молча взглянул на Пронина.
– Ничего, – успокоил он меня ещё раз. – Одно другому не помешает, она будет накрывать, а мы толковать…
Ларионовна действительно не торопилась. Она принесла тарелки, расставила, исчезла, после долгого отсутствия появилась вновь, принесла закуски
