Состояние свободы - Нил Мукерджи

– Нам остается только ждать, пока они не пройдут? – спросил он у водителя.

Бессмысленный вопрос. Водитель только пожал плечами.

Время в этой стране протекало совсем иначе, чем в остальном мире. Оно представляло собой своеобразное течение, которое было способно унести его в те времена, когда он был ребенком и рос в Калькутте; но сейчас у него не получалось влиться в этот поток: он стал туристом в своей родной стране.

Процессия казалась бесконечной. Внезапно она остановилась, и лишь спустя сорок минут водитель заметил:

– Кажется, они пошли.

Таксист впередистоящей машины решил выехать на узкий газон слева. Трава на нем была вытоптана, и, кроме пыли, там ничего не осталось, но он давал надежду на то, что такси удастся выбраться на главную дорогу, на которой движение было куда свободнее. Как заведенные, машины, одна за одной, стали выруливать к этому обходному пути. Водитель их машины молниеносно сориентировался: он успел встать на нужный путь до того, как образовался сильный затор. Перед ним все равно было несколько машин, поэтому они часто останавливались, потом опять трогались, затем снова остановились: движение по грунтовой дороге отчасти напоминало бег по полосе препятствий. Вскоре они совсем встали. Далеко позади них митинг был в самом разгаре, и они были рады, что уехали оттуда: не хотелось оказаться в эпицентре чего-то непредсказуемого и опасного.

Должно быть, он задремал. Следующее, что он помнил, – тень, наполняющая салон их автомобиля, и еле слышимый стук в окно, рядом с мальчиком. Внутрь заглядывал медведь, стоящий на задних лапах, и его морда почти прижалась к стеклу. Слои тумана окутали воздух и меняли свою форму от дыхания зверя. Землисто-серая шкура животного напоминала огромную пыльную подушку, в которой копошились насекомые и виднелись кусочки соломы и травы. Шерсть выглядела густой и жесткой, как колючки у ежа. Он заслонял собой человека, который протянул руку к стеклу и стал стучать по нему своими черными ногтями. Мальчик стал прижиматься все ближе к отцу, пытаясь залезть к нему на колени, но никак не мог отвести взгляд от того, что происходило. Мужчина за окном выглядел пугающе знакомым, у него было вытянутое лицо с резкими чертами, придающими ему вид грызуна, с подвижными усами. Он же точно видит сон? Они все еще стояли в пробке, а терракотовый вечерний свет превращался в пепельные сумерки, но этот… мужчина в окне… Он чувствовал, что вращение земли тянуло его за собой, будто он был маленьким шариком, закрученным в рулетке. Оно проносило его мимо одних и тех же повторяющихся событий, которые были похожи одно на другое.

Заметив, что отец и сын смотрят, не отрывая глаз, хозяин медведя снова постучал по стеклу и протянул пустую миску вперед, прося подаяние. Неестественный блеск и наросты на его глазах свидетельствовали, что болезнь вскоре одержит верх. Пассажиры такси словно оцепенели и не могли даже помотать головой в знак отказа. По сигналу своего хозяина медведь поднял лапу и вытянул ее как попрошайка. Цепь, которая была продета между двумя его пальцами, зазвенела. Стала заметна шляпка гвоздя, проходившего сквозь его лапу, – или это была мозоль? Кончики когтей походили на разжатые скобы темно-серого цвета. Его лапа с легкостью могла разбить стекло, проникнуть внутрь и разорвать ребенка на куски. Он попытался попросить водителя отпугнуть медведя, но смог только пошевелить губами, не издав ни звука. Он попробовал снова.

– Извините, вы не могли бы попросить их уйти? – произнес он скрипучим голосом. Он оцепенел и даже не мог поднять руку, чтобы жестом отогнать попрошайку.

Водитель опустил стекло и рявкнул:

– Эй, проваливайте!

Мужчина не обратил на него никакого внимания и не двинулся с места. По очередной команде медведь мотнул головой и оскалился. Обнажились его клыки и десны ярко-розового цвета, который переходил в коричнево-красный, с фиолетовым отливом. Из пасти сочилась слюна, бросающая белые отблески на желтые зубы и влажную плоть. Животное стало дрожать так, будто у него была лихорадка. Мальчик вскрикнул.

– Почему он стоит на месте?! Сейчас же отгоните его!

На этот раз водитель был более настойчив и требователен. Пробка впереди потихоньку стала рассасываться. Как только машина тронулась с места, те жуткие глаза с наростами остались позади, но еще долго следили за автомобилем, цепляясь за него будто тугой веревкой; темнота и увеличивающееся расстояние разорвало эту незримую нить.

Мальчик кашлял всю ночь и не давал ему уснуть. Время от времени он кричал во сне так громко, что приходилось включать прикроватную лампу, вставать с кровати, подходить к постели сына, чтобы посмотреть, что случилось, будить и успокаивать его. Ближе к утру ребенок проснулся и стал издавать звуки, похожие на вой, плача так, как он плакал, будучи младенцем. Он никак не мог понять, сын все еще спит или уже проснулся и находится в реальном мире; что это, колики или какая-то другая болезнь, симптомы которой были настолько острые, что заставляли малыша так кричать. Вопросы остались без ответа.

Нужно ли ему позвонить на ресепшн и вызвать врача? Какова вероятность, что в таком отеле будет врач? Лоб и шея мальчика не были горячими.

– Что с тобой? Скажи мне, что с тобой? – Он просил снова и снова, с одной стороны, будучи в гневе, а с другой – осознавая всю свою беспомощность.

– Мне страшно, я боюсь, – все, что смог объяснить мальчик.

Ему стало немного легче от того, что он услышал.

– Страшно? Чего ты боишься? Тебе совершенно нечего бояться. Я здесь, рядом с тобой. Давай я лягу к тебе и обниму. Все сразу станет хорошо.

Но ребенку не стало лучше. Он заметил, что малыш смотрит на что-то, что находится у него за плечом, на что-то, при виде чего он стал кричать еще громче.

Он обернулся. Ничего такого не могло быть видно из окон отеля, ведь номер находился на шестнадцатом этаже. Темное стекло отражало лишь его лицо, пытливо всматривающееся в отражение; сына, лежавшего на кровати с открытым ртом, перекошенным от ужаса и боли; смятое и скрученное постельное белье; а снаружи – ничего, кроме темноты. Когда он перевел взгляд и стал всматриваться в пейзаж за окном, то ему удалось разобрать тускло освещенную территорию отеля и очертания строящегося небоскреба на другой стороне дороги. На самых высоких этажах он увидел строительные леса. Интересно, они до сих пор пользовались веревкой из бамбукового и кокосового волокна, как в его детстве, или же перешли на более надежные современные материалы? Ветер шевелил то ли ткань из мешковины, то ли полиэтиленовую пленку – было непонятно, что использовали строители. Он задумался: для чего ее вообще там закрепляют? Может, для дополнительной безопасности? Хотя она точно никак ее не обеспечивает, судя по тому ужасному инциденту, который произошел вчера.

К раннему утру, когда уже занимался рассвет, он был настолько вымотан, что отключился, обнимая мальчика одной рукой. Солнечный свет разбудил его: он забыл закрыть шторы перед сном. Рядом с ним лежал его сын. Он был мертв.

II

Нужно признаться, что пока я не решил это написать, то нечасто думал о ней. Первым моим воспоминанием стал один летний июльский вечер. Накануне ночью лил такой сильный дождь, какой наверняка частенько бывал миллионы лет назад – скажем, в эпоху плейстоцена или триаса. При такой погоде я всегда вспоминал мое беззаботное детство – маленький, я лежу на кровати, слушаю шум непрекращающихся потоков воды и представляю, что они льются с низкого, красноватого неба времен доисторической эры: огромные капли падают на непривычную нам зелень, на пугающих существ, на таящие опасность пейзажи, – этот проливной дождь был больше похож на потоп, чем на обычный ливень. Я даже вспомнил, что нам рассказывали в школе на уроках религии: как поднялись подземные ручьи, разверзлись врата рая и начался сильнейший ливень, продолжавшийся сорок дней и сорок ночей.

На следующее утро темные дождевые облака покрывали большую часть неба, но дождь уже шел не так сильно и время от времени совсем прекращался. В Бомбее из гостиной в квартире моих родителей, которая располагалась на первом этаже многоэтажного дома можно было без труда увидеть море. Оно находилось буквально в нескольких метрах от оркестровой беседки на набережной в районе Бандра, где во времена британской колонизации каждый вечер звучала живая музыка. Сейчас между домом и морем проходила дорога, которую разделял надвое небольшой треугольный участок зеленого газона, где в центре стояли две массивные серебряные статуи, изображающие большие кубы, прямоугольники и прямые линии: творение в стиле кубического примитивизма установили по решению одного из членов муни ципалитета. На пьедестале была написана известная цитата:

Время

Течет слишком медленно для тех, кто ждет

Слишком быстро для тех, кто боится