Энциклопедия логических ошибок: Заблуждения, манипуляции, когнитивные искажения и другие враги здравого смысла - Иммануил Толстоевский

ЮНУС ЭМРЕ[18]

Что, по-вашему, роднит эти четыре истории? Если вы не из тех чудаков, что приступают к книге, не взглянув на обложку, то наверняка догадываетесь, что правильный ответ так или иначе связан с логическими ошибками или риторическими уловками. Возможно, вы даже распознали конкретные виды этих уловок – например, ad hominem или ignoratio elenchi. Но основная причина кроется в другом: с их помощью я попытался рассмотреть под разными углами тему противоречий и двойственности. Сказать по правде, все вопросы, которые, возможно, возникли у вас при чтении этих историй, сводятся к одному: если человечество уверенно движется вперед, то почему люди топчутся на месте?

•••

Для того чтобы самостоятельно оценить эти противоречия, эту двойственность, подойдите к зеркалу и взгляните на свое отражение. Вряд ли вы считаете человека, которого видите перед собой, дураком или сумасшедшим. Да, иногда он несет чушь, но в целом, конечно, наделен разумом и самоконтролем.

Человек управляет своим прошлым (извлекая уроки из собственных ошибок), настоящим (принимая решения и руководствуясь при этом свободной волей) и будущим (стратегически мысля).

Благодаря этим своим способностям он открыл университеты, чтобы проводить научные дебаты, сочинил конституции, чтобы выбирать правителей, расщепил атом, чтобы получить доступ к бесконечной энергии. Но если нет иного «я», то откуда столько противоречий? Кто эти дураки и сумасшедшие?

Некоторые из нас способны увидеть в зеркале не только одно-единственное лицо.

Пабло Пикассо. Голова мужчины 4 (1969)

За этим лицом – тот, кто прячется внутри вашей черепной коробки. Тот, кто был там задолго до вас. Путешественник во времени, который тысячелетиями вел борьбу за выживание в африканской саванне, а затем в один миг обнаружил себя в мегаполисе: он стоит на кассе в супермаркете, собираясь пробить пачку масла[19]. Он понимает, что это не его мир, но ничего не может поделать: его по-прежнему воодушевляют призывы вождей и убаюкивают рассказы жрецов, он все так же готов дать решительный отпор «чужакам».

А больше всего он боится, что есть и другая правда, что нет непогрешимых богов. Он жаждет постичь усложняющийся мир при помощи все более и более простых истин. В век знаний он стремится к блаженству неведения.

Нельзя сказать, что одна из этих личностей истинная, а вторая поддельная. Обе они – мы. Мы – трагические создания: еще не научившись договариваться с ближним, мы с помощью интернета подключились к целому миру; не успев познать себя, ринулись исследовать космос.

•••

В оставшейся части главы мы разберем исторические корни взглядов человечества на себя – и, в частности, на это фундаментальное противоречие, заложенное в самой нашей природе.

Наше путешествие начнется с мифологических образов и продолжится их отражениями в литературе и кинематографе, а затем мы доберемся до современной психологической науки. К этому моменту темы, о которых мы до этого говорили разрозненно, соединятся в целостную модель, которую мы и рассмотрим параллельно с развитием теории эволюции. Наконец, с помощью либерализма и рационализма мы дойдем до исследований по поведенческой экономике XX века. Только после этого путешествия станет понятна истинная функция науки о логике. Вот тогда и будет иметь смысл попытка дать определение логическим ошибкам.

Животные и боги

Несколько лет назад всемирно известный музыкант, завершив свой последний рабочий день в Далласском музее искусств, был перевезен спецбортом Turkish Airlines в турецкую Шанлыурфу – навсегда. (Казалось бы, где Даллас, а где Шанлыурфа.)

Я говорю об Орфее, прозванном «отцом песен», чьи лирные переливы пленяли даже лесных зверей. Вернее, о 1800-летней мозаике с его изображением. Много лет назад эта мозаика в результате незаконных раскопок была вывезена из Турции, покружила по свету и осела посреди заокеанского континента. В 2012 году благодаря настойчивости турецкого министерства культуры и великодушию директора Далласского музея он все-таки вернулся на родную землю.

В греческой мифологии Орфей был предшественником образа «художника, движимого любовью и божественным вдохновением».

Большинству из нас этот герой известен по истории о том, как он, оплакивая безвременную смерть молодой жены, растрогал своей несравненной элегией даже Аида, бога подземного царства. Аид в итоге согласился отпустить женщину в мир живых, но с одним условием: Орфей не должен был оглядываться на жену, идущую следом, пока они оба не поднимутся на поверхность. И вот наш герой с воодушевлением принимает это щедрое предложение, подписывает контракт и устремляется вперед, увлекая супругу за собой. Но у самого выхода, не совладав с чувствами, он оборачивается, и бедняжка, бросив на него взгляд, в котором ясно читается «Эх, что с тебя, с творческой натуры, взять», растворяется в небытии. Больше они никогда не встретятся.

Но по-настоящему нас занимает другое: то, что вокруг Орфея со временем сложился культ (орфизм) и что его начали отождествлять с Дионисом, богом вина, безумия и вдохновения. А между тем отцом Орфея считался Аполлон[20]. Тот самый Аполлон, который, помимо прочего, олицетворял разум, логику и порядок[21].

Порядок порождает безумие, логика – вдохновение.

•••

В некоторых песнях, приписываемых Орфею, подобное противоречие переносится на все человечество. Так, в одной из них владыка мира Зевс решает сделать наследником своего сына Диониса, однако Дионис – незаконнорожденный. Гера, большая искусница в деле издевательства над отпрысками своего мужа от других женщин, услышав эту новость, подговаривает титанов, и те, заманив маленького Диониса игрушками, похищают его. Мало того, они разрывают ребенка на части, готовят его и начинают пожирать – наверняка «с бобами и отличным кьянти». Афина, подоспевшая в последний момент, спасает от съедения сердце Диониса, сообщает Зевсу о подробностях банкета, а Зевс мечет молнии и испепеляет титанов.

Из этого смешанного пепла и родились люди. Таким образом, человек отчасти Дионис, отчасти титан. Согласно принципу «историю пишут победители», Дионис стал олицетворением нашей божественной ипостаси, а титаны – земной, дикой, порочной и греховной{6}.

Продолжение истории лишь усугубляет эту двойственность: благодаря тому, что Афина спасла его сердце, Дионис возрождается – но на этот раз его матерью становится смертная по имени Семела. Так сам Дионис обретает свою человеческую половину.

Конечно, так называемая греческая мифология не единственный нотариально заверенный сценарий: у одного сюжета может быть множество довольно противоречивых версий. Например, согласно одному древнему (еще доорфическому) мифу, Семела и была первой матерью Диониса, однако из-за происков Геры умерла во время беременности. А Зевс, чтобы спасти недоношенного младенца, зашил его себе в бедро и стал для него второй матерью.

Одним словом, если подробности и разнятся, Дионис все равно рождался дважды: первое рождение знаменует его человеческую природу, второе – божественную.

•••

Та же тема раскрывается и в других космогонических сказаниях. В поэме современника Гомера Гесиода под названием «Теогония» – своего рода «официальной истории» той эпохи – кульминацией становится кровавый переворот.

Олимпийцы под предводительством Зевса восстают против своего отца, титана Кроноса, который некогда проглотил их живьем. В результате десятилетней войны, именуемой титаномахией, Зевс стал владыкой мира, а все титаны были низвергнуты в подземный мир. Прометею, одному из двух титанов-коллаборационистов, избежавших заточения (они помогали революционерам и укрывали их), довольно быстро надоедает этот новый порядок: он спускается на землю и лепит человека из глины. Афина же вдыхает в эти комья душу и разум. Знакомо, не правда ли?

Корнелис ван Харлем. Падение титанов (1588–1590). Один из пионеров направления «Стратегическое использование бабочек в искусстве»

В этом символизме кроется глубокий смысл: Прометей, как и прочие титаны, сын Геи, то есть в буквальном смысле дитя этого мира, мальчишка из нашего района, и он создал себе братьев из тела Земли. А олимпийцы живут предельно далеко, на вершине самой высокой горы Эллады. Иначе говоря, человек причастен и к земле, к животному началу, и к божественному, бессмертному (благодаря Афине).