Красивые души - Масахико Симада

– Так она сама к тебе подойдет, – и удалился.

Отказаться, раз уж его привезли в Бостон, Каору не мог и стоял, прикрыв плакатом нижнюю часть лица.

Две студентки, повстречавшиеся Каору утром на улице у мотеля, опять заметили его и на этот раз засмеялись во весь рот. Почему-то ему все время попадаются женщины, которых абсолютно не хочется видеть. Вот пожилая дама спросила у Каору, как пройти в зал, а какая-то студентка молча уставилась на него. Ему даже пришлось отвечать на вопросы студента с мягким южным акцентом: где он купил свой костюм, на каком факультете учится, любит ли бейсбол. Пора бы уже начаться выступлению. Он сунул плакат под мышку и направился в зал, но на лестнице, ведущей в библиотеку, остановился, почувствовав на себе чей-то взгляд. Ему не хотелось встречаться глазами с человеком, который на него смотрит, и он пробежал пять-шесть шагов, но потом подумал: «Может, это Фудзико», – и вернулся к лестнице.

– Excuse me, are you…[4]

Несомненно, голос принадлежал Фудзико. Она запнулась и неуверенно посмотрела на Каору. Разница между той Фудзико, которую он запомнил пять лет назад, и этой, нынешней, ошеломила его. За этот месяц его не раз пленяло мимолетное очарование кожи, глаз и волос самого разного цвета, и, может быть, поэтому Каору не мог сразу уловить что делало Фудзико иной.

Но Фудзико еще больше была поражена переменами, произошедшими в Каору. «Не может быть…» – подумала она и потому так нерешительно обратилась к Каору по-английски. Услышав в ответе «Ес, ай эм Каору»[5] японский акцент, она выдохнула, улыбнулась спокойно, но все еще сомневалась:

– Ты на самом деле Каору?

От пристального взгляда Фудзико лицу Каору стало щекотно. Он кивнул со смущенной улыбкой и посмотрел на нее, прищурившись, как на яркий свет. Фудзико и впрямь была ослепительна.

– Ты прекрасно выглядишь.

– Да, у меня все в порядке. А ты, как всегда, появляешься внезапно, без предупреждения.

– Мой знакомый поэт выступает сегодня, я приехал с ним. Мне хотелось побывать в Бостоне.

– А сейчас ты где? Чем занимаешься?

– Учусь вокалу в Нью-Йорке, слушаю лекции в университете.

– Да, голос у тебя изменился. И лицо. Но остались и те черты, которые были в детстве. Манера говорить, улыбка.

Последний раз Фудзико видела Каору пять лет назад, когда ему было тринадцать. Через год Каору потерял свой дискант, ему и разговаривать-то расхотелось. Останься Фудзико в Нэмуригаоке, они бы все равно не смогли толком поговорить. Когда он слышал свой голос в записи, когда неожиданно встречался со своим отражением в зеркале, ему становилось неловко, и с помощью чувств, слов, мышц он пытался отдалиться от самого себя. А Фудзико, как назло, покинула Японию именно в это время. Теперь она увидела Каору, повзрослевшего на пять лет. Он напряженно улыбался, и ему было трудно дышать от волнения. Да, он должен был улыбаться, пусть через силу, чтобы уместить эти пять лет в улыбку.

– Тебя что-то рассмешило?

– Мне не смешно, я радуюсь.

Люди говорят: в разлуке, надеясь на встречу, ты лелеешь светлый образ любимого. Но как часто встреча разбивает образ твоей мечты! У Каору с Фудзико было по-другому. Сдерживая желание сейчас же схватить ее за руку и, не слушая возражений, увести ее туда, где они могли бы остаться вдвоем, Каору откашлялся и спросил:

– Ты получила программку?

– Да. Так, значит, KT. – это ты, Каору. Я и представить не могла, что ты как-то связан с этим поэтом. А потом, откуда мне знать, что ты в Нью-Йорке?

Это точно, Каору всегда появляется неожиданно. Как герой сна. Но перед его глазами была настоящая Фудзико: порежешь – закапает кровь. Они встретились в реальности, где действовали совсем другие законы, чем во сне. Соблазнять нужно было очень осторожно. Он спросил:

– Пойдешь послушать? – но ответ был холоден:

– Прости, у меня сейчас важное занятие. Давай встретимся, когда оно закончится. У библиотеки.

Сдерживая волнение и желание расплыться в улыбке, Каору подумал: будем готовиться к дублю два. Он покорно посмотрел вслед Фудзико и поспешил в зал.

Каору сел на свободное место в последнем ряду и вполуха слушал уже начавшееся выступление господина Маккарама. В голове только мысли о Фудзико, они раздувались, как воздушный шар. Если нагревшийся воздушный шар лопнет, Каору, наверное, поймет, что Фудзико, с которой он только что встретился, была миражом. Его охватило беспокойство: а вдруг все его мысли о Фудзико – всего лишь фантазия, тень на экране сознания. Каору прокручивал в голове сцену встречи с Фудзико, то, как она появилась перед ним в кампусе, и пытался убедить себя, что это не сон и не иллюзия. Вдруг ему стало казаться, что их дружба с Фудзико, начавшаяся семь лет назад, – выдуманная история о чужих людях. А он-то поверил, что это его прошлое!

С тех пор как он приехал в Америку, ему все время было плохо и неуютно. Недовольство собой вызывало тик нижних век, а внутренняя часть бедер подергивалась, подобно извивающемуся червю. Своего рода болезнь. Точно. Когда-то в доме Токива Фудзико призналась ему, что хочет стать врачом, лечащим от любви. Вот к этому врачу и приехал пациент по имени Каору К тому же Фудзико и есть причина его болезни.

Каору нащупал кольцо, со вчерашнего дня лежавшее у него в кармане, и попытался вернуть то состояние души, которое было у него в момент покупки кольца. Он решил вести себя так, будто они только что познакомились, забыть обо всем: и как они вместе смотрели на рыбок, и как он подглядывал за ней, когда она переодевалась, и как он пробрался к ней в комнату. Мальчика Каору Токива уже не существовало. Он умер так же, как еще раньше Каору Нода, когда его «пересадили» в дом Токива.

Вдруг раздались аплодисменты, и Каору понял, что выступление господина Маккарама закончилось. Почему-то зрители оборачивались, смотрели на Каору и хлопали ему. Ничего не понимая, Каору поднял глаза на господина Маккарама, тот с кафедры посылал ему воздушный поцелуй.

– What did he say?[6] – спросил он у студента, сидящего впереди.

– Мистер Маккарам посвятил тебе стихи. А ты и правда правнук мадам Баттерфляй? – с любопытством улыбнулся студент. От неожиданности Каору покраснел и поднялся с места, став мишенью насмешливых взглядов. Ему ничего не оставалось, как убежать.

В конце своего выступления господин Маккарам, убедившись, что его герой в зале, прочитал стихотворение о любви под названием «Потомок Мадам Баттерфляй».

Юноша неизвестного гражданства, благоухающий розами,Внезапно появился предо мной и сказал:– Я пришел отомстить. —Он сказал мне: я правнук мадам Баттерфляй.Он сказал: я брожу по светуС молитвой, которую оставилиУбитые любовью далекие предкиСвоим будущим внукам и правнукам.Месть не живет без врага, но разве он в этих краях?Мой друг, ты ошибся адресом.Есть две Америки,И ты попал в ту, что под номером два.Через сто лет американский военно-морской офицер ПинкертонПревратился в Пин Кан Тона, наркомана с эдиповым комплексом.Многослойный характер, молчаливо сжатые губы,Как у монаха-францисканца подстрижены волосы…С любовью к людям, без иронии и садомазоЯ хочу обнять тебя, мой юный друг.Все, кто страдает от неразделенной любви, —Дети мадам Баттерфляй.Безумцы любви всех стран, объединяйтесь у стены плача!

Господин Маккарам признался Каору в любви, взяв в свидетели двести слушателей Гарвардского университета.

1.4

Стоило Каору сесть в поезд, идущий в Бостон, как его кулаки потеряли силу. В межбровье еще жарко клубились остатки сна, как будто он только что проснулся. Фудзико – ускользающая мечта – пьянила его. Сам того не ведая, господин Маккарам разбудил его чувства, и Каору наконец-то понял, зачем он оказался здесь. Спрятавшись в тени дерева сбоку от библиотеки, чтобы его не заметили слушатели Маккарама, Каору ждал, когда опять появится Фудзико. Десять минут ожидания, пока она не подбежала к нему от заднего входа библиотеки, показались ему часом.

В присутствии Фудзико Каору начинал нервничать. Конечно, они хорошо знали друг друга, но он приехал сюда, чтобы построить отношения, выходящие за рамки дружеских. Используя как шанс их первое свидание, когда он так неожиданно появился, Каору хотел, чтобы Фудзико почувствовала всю силу его любви. Надо увести ее из кампуса в другое место, где он мог бы приблизиться к ней настолько, чтобы она слышала его шепот.

– Пойдем, – предложил он.

– Куда?

Каору ожидал такого вопроса и ответил, стараясь не расплыться в улыбке.

– Мне нужно о многом с тобой поговорить, – сказал он. – Пойдем в какое-нибудь тихое место.

Фудзико, слегка смущаясь, согласилась:

– Хорошо. Я знаю одно кафе, я часто захожу туда почитать, – и пошла первой, указывая Каору дорогу.

Они прошли мимо мотеля, где остановился Каору y ларька с мороженым свернули направо, спустились по небольшому склону, оставляя парк по левую руку… Не важно, как назывались улицы и магазины. Все пути вели в Нэмуригаоку, туда, где они когда-то были вдвоем. Каору шел, руководствуясь только своей внутренней картой. И смеркающееся небо, по пепельной глади которого скользили фиолетовые полосы, и шелест листьев на деревьях, дышавших ветром, и надсадно кашляющие старые автомобили – все это растворялось вдали.