Второе нашествие марксиан - Беллетристика братьев Стругацких - С Поттс

Глава 3.

Об истории и человеческой природе.

Действие всех произведений, рассматриваемых здесь, происходит на фоне идеального коммунизма в не столь отдаленном будущем. Драматический конфликт в том мире вызывается идеологическими противоречиями (только в ближайшем будущем), личностными препятствиями (которые, вероятно, служат метафорами временных препятствий на пути достижения марксистских целей), а также последствиями безграничного научного поиска. С исторической точки зрения, советский писатель-фантаст, желавший резче показать различие между коммунистической и какой-нибудь другой идеологией, был почти что вынужден - оптимистическими предположениями партийной линии - перенести действие на другие планеты, где диалектика развития еще не столь близко подошла к своему завершению; нельзя было описывать будущую Землю, не ставшую единым социалистическим государством. В соответствии с официально признанной в СССР версией марксистского учения (о которой некоторые западные ученые-марксисты говорят, что она искажает исходные идеи Маркса), все культуры проходят в своем развитии через несколько четко выделяемых политических и экономических стадий. Первая, примитивная форма - дописьменная племенная форма коммунизма, при которой имеющаяся собственность находится в общем пользовании членов сообщества. На следующей стадии, "античной" на Западе и "азиатской" - на Востоке, на вершину общества поднимается абсолютный властитель - император или деспот, а в основании общественной пирамиды находится рабский труд. Эта стадия эволюционирует к децентрализованному феодализму, где доминируют игрушечные феодальные поместья, натуральное хозяйство с агрономическим уклоном и труд крепостных. Феодализм неизбежно замещается капитализмом, либо мирно (например, как в Великобритании в 1688 году), либо насильственным путем (как во Франции в 1789 году). После наступления капиталистической стадии революция продолжается, по мере того как капиталисты концентрируют свою власть все у меньшего числа людей, до тех пор, пока они в конце концов не окажутся в меньшинстве по отношению к отчужденному и лишенному гражданских прав рабочему классу. Последний тогда восстает, вырывает власть у капиталистов, и общество начинает двигаться к утопии. Если же, по каким-то причинам, окончательная победа трудящихся задерживается, капитализм дегенерирует до фашизма, с его диктатурой буржуазии, концентрацией власти у узкой прослойки элиты и поддерживанием власти путем внутреннего террора и военной силы. Фашизм считается исторической аномалией, случайностью, расстройством, вызванным отклонением от нормального, неизбежного хода истории. Как и в прочих утопических литературах, в русской фантастике есть старая традиция использования иностранных и чуждых декораций для философских замыслов. Например, в 1920е годы, когда обрисовалось первое вторжение марксизма в жанр, многие миры послужили для изображения ужасов капитализма. Таким образом, Аркадий и Борис Стругацкие следовали устоявшейся традиции, когда они покинули марксистскую Землю для исследования обществ на менее удачливых планетах. "Попытка к бегству" (опубликованная на английском языке как "Escape Attempt", Macmillan, 1982), появилась в 1962 году, когда Стругацкие все еще работали над утопическим циклом, рассмотренным в предыдущей главе. В этой повести путешественники (жители коммунистической Земли будущего) посещают планету, населенную людьми, находящимися на феодальной стадии развития общества. К звездным путешественникам, испытывающим отвращение к жестокостям и злоупотреблениям инопланетной власти, присоединяется некто, объявивший себя специалистом по истории XX века. Он периодически сравнивает представший перед их взорами феодализм с капитализмом XX века эпохи, которой он занимается. Плюс к тому, планета, на которой разворачивается действие, была некогда посещена Странниками, древней межзвездной расой, оставившей несколько загадочных артефактов и упоминаемой во многих произведениях Стругацких. Неожиданно один из землян будущего, неспособный действовать в условиях феодализма, срывается (нервный срыв), после чего обнаруживается, что "историк" - на самом деле советский солдат времен Второй мировой войны, просто пожелавший попасть в утопическое будущее Земли - и попавший. После всего того, чему он стал свидетелем, он решает вернуться на войну - рисковать своей жизнью для того, чтобы коммунистическое будущее смогло осуществиться. Когда это произведение было переиздано в 1965 году, под одной обложкой с ним оказался роман, рассматривающий другую эпоху и более близкий к настоящему - "Хищные вещи века" (буквальный перевод заглавия на английский - "Predatory Things of Our Times", но опубликованный по-английски как "The Final Circle of Paradise"). В нем Иван Жилин, добродушный корабельный инженер из "Стажеров", возвращается на любимую Землю, но в необычной роли: он - секретный агент, маскирующийся под туриста в городе-государстве, одном из последних островков загнивающего капитализма. Курорт, мир внешнего изобилия, за тонким слоем которого скрывается скука и духовная нищета населения. Чтобы заполнить пустые жизни и пустое время, жители города, наряду с туристами, используют дешевые способы щекотания нервов, предлагаемые городом, - например, заброшенное метро, где люди платят за право испытать смертельную опасность - преследуя сумасшедшего робота. Все ценности, включая последние достижения науки и технологии, поставлены на службу гедонизму. Большая часть пищи - искусственная, но повторяет приятный вид натуральных продуктов. Еще страннее и опаснее выглядят поклонники "дрожки" - формы массовой истерии, индуцируемой прямым электрическим стимулированием центров удовольствия в мозгу. Аналогично действует (хотя и отличается более опасными последствиями) "слег" предназначенное для индивидуального использования сочетание электрической и химической стимуляции (у которого есть, к несчастью, последействие медленное разрушение потребителя; это последействие во многом похоже на результаты потребления героина). Задание Жилина состоит в том, чтобы выявить причины и - если это возможно - людей, ответственных за дегенерацию этого общества. В ходе выполнения задания он должен попытаться связаться со своими предшественниками-агентами - Пеком и Римайером. Через несколько загадочных эпизодов он выясняет, что Пек стал одним из главных распространителей "слега", а Римайер - безнадежно пристрастился к "слегу". Жилин даже испытывает "слег" на себе, движимый чем-то вроде научного любопытства и стремления понять, с чем он имеет дело. Он выясняет, что это действительно сильное средство бегства от действительности, но не становится "слегоманом". Но, впрочем, этот опыт помогает ему прийти к удивительному умозаключению: что нет группы людей, ответственных за духовный упадок этой или любой другой культуры - ответственность лежит на всем населении и на слишком человеческом, к несчастью, привкусе извращенной и эгоцентричной чувственности. По иронии судьбы, непосредственные руководители Жилина не соглашаются с ним, заявляя, что "если есть преступление, значит, есть и преступник..." Упадок наступает, потому что люди слабы. И человеческая слабость в этом романе приводит к последствиям куда более серьезным, нежели игрушечное "мещанство" ранних произведений, к последствиям, приближающимся ко злу. В добавление к скуке, материализму, эгоистичности, гедонизму, искусственности, малочисленности философов и научному шарлатанству, критикуемым на страницах романа, часты упоминания гангстеризма и фашизма. Две неуловимые работы, упоминаемые в романе, носят говорящие названия "История фашизма" и "Социология разлагающихся экономических формаций". В этом обществе изобилие и богатство стали целью вместо того, чтобы стать средствами построения лучшего мира. В одном из эпизодов, ближе к концу романа, Жилин вступает в воображаемый диалог с Римайером - о целях и средствах истории. Жилин доказывает, что задача людей - взаимодействие ради подлинного социального прогресса. Воображаемый Жилиным Римайер настаивает, в свою очередь, что прогресс - в форме науки и технологии - породил слег, который может обеспечить любого желающего индивидуальным раем - и без боли, борьбы, работы или жертв. Слег создает иллюзию материального и духовного благополучия. Такова, говорит воображаемый Римайер, может быть цель истории, а не социалистическая утопия. Жилин отказывается принять Римайеровское видение будущего, хотя он и сознает со страхом, что прелесть такого бытия может привлечь слишком многих. Но хотя он и возлагает ответственность за социальное зло на Простого Человека, он не рассматривает зло как неотъемлемую принадлежность человечества. Путь к спасению, по мнению Жилина - образование. Когда он противостоит своим начальникам в интерпретации той конкретной ситуации, он противостоит также и их варианту решения проблемы: изолировать город от остального мира и провести насильственное очищение. Он хочет перестроить сознание людей, "вернуть людям души, сожранные вещами, и научить каждого думать о мировых проблемах, как о своих личных". Он решает остаться в Стране Дураков, если ничто иное не может спасти мальчика, с которым он подружился, мальчика, запуганного окружающим, и его приятелей. Опят будущее - в детях. Как уже говорилось во "Введении", некоторые советские критики нашли это произведение спорным с идеологической точки зрения; они утверждали, может быть, излишне придираясь, что четко не определены ни Страна Дураков, ни ее экономическая основа. Подразумевалось, что такому кусочку загнивающего капитализма нет места на идеальной марксистской Земле будущего, хотя даже из контекста ранних работ Стругацких ясно, что такой анклав, подобно коррумпированной Бамберге из "Стажеров", является реликтом уходящей эпохи. Возможно, критики-идеологи, подобно упорным жилинским коллегам - Оскару и Марии (Matya) ожидали увидеть четко обрисованных преступников или клику гангстеров, экономически подавляющих население, и которые могли бы быть обвинены в печальном состоянии государства и быть уничтожены. Вместо этого роман показывал общество, просто слишком сильно хотевшее быть совращенным изобилием и богатством - ради получения удовольствия. В книге - ближе к конце - есть три важных диалога. Два уже упоминались это диалоги Жилина и воображаемого Римайера и Жилина и его коллег-агентов. Третий же демонстрирует трудности, ожидающие Жилина в его отчаянной надежде улучшить состояние человечества. В хорошо оборудованном кафе он встречает революционера (по всей видимости, африканца), который приехал в Страну Дураков в поисках оружия и другой поддержки его целей. Несмотря на все слова об освобождении бедного угнетенного народа от диктаторского режима, он не марксист. Он чрезмерно восхищается окружающим его изобилием и доказывает, что материальное изобилие - единственная цель, стоящая борьбы, намного превосходящая такие абстракции, как демократия. Жилин отвечает, что великие революционеры говорили не: "Теперь вы свободны, развлекайтесь", но: "Теперь вы свободны, работайте". Выходец из "третьего мира" немедленно называет Жилина марксистом и тянется за пистолетом. Если в форме выражения данной идеи и есть нечто неортодоксальное, то сама эта идея - что прогресс базируется не только на материальном изобилии и приверженности к удовольствиям, но на общечеловеческих ценностях - явно марксистская (в лучшем смысле этого слова). Это то, чего критики Стругацких не смогли распознать (это нераспознание можно в значительной степени отнести на счет их определенного консервативного упрямства или закостенелого мышления). Если идеологические претензии оказались надуманными, то в художественной форме можно усмотреть некоторые недостатки. Пока Стругацкие только подходили к зловещей разгадке тайны (на протяжении первых трех четвертей книги) - и, как и в других произведениях, наслаждались, интригуя читателя нерешенными загадками - с одной точки зрения, в сюжете осталось слишком много оборванных линий, что могло привести к ненахождению разгадки. В то же время общее осуждение всех грехов декаданса дано настолько общо, что многие из подразумевающихся взаимосвязей - например, между досугом, гангстеризмом и научным шарлатанством - остаются настолько смутными, что их наличие приходится принимать на веру. Дарко Сувин (Darko Suvin) заметил, что рассматриваемый роман в чем-то схож с "крутым детективом", наилучшим образом представленным произведениями Реймонда Чандлера - та же манера вести повествование от первого лица, например, равно как и зловещая деятельность заговорщиков, и моральная амбивалентность персонажей. Но Жилин - все же нечто иное, нежели просто "крутой", каковое состояние требует известной доли цинизма по отношению по перспективам улучшения человеческого общества. Трудно соединить извращенную мораль, присущую "крутым детективам", с позитивистской диалектикой Маркса, а Жилин определенно умеренный марксист. Авторы местами преуспели, но в целом произведение не из их лучших. Большее, что можно заметить о романе "Хищные вещи века" с позиции 1990-х годов, - то, что авторы предвосхитили американское движение "киберпанка" середины 1980-х. Как и киберпанк, "крутой" стиль описывает блестящее, хоть и коррумпированное общество, в котором главенствуют мощные организации, пристрастившееся к наркотикам, электростимуляции нервной системы и манипуляциям с помощью средств массовой информации. Критика капитализма подразумевается в произведениях таких авторов, как Гибсон, Стерлинг, Ширли, в каковых произведениях движущей силой каждого - от главы межгосударственной корпорации до незначительного торговца - является богатство и наслаждения, обеспечиваемые богатством, что приводит к нравственной деградации. Такова же идея и романа "Хищные вещи века". Такой недостаток тонкости перестал удовлетворять искушенному западному вкусу, хотя, возможно, он был более приемлем в то время, когда роман был впервые опубликован; кому-то он мог напомнить нескрываемое, самоуверенное философствование, скажем, Хайнлайна. Впрочем, по-видимому, он оказался слишком утонченным для вышеупомянутых советских критиков, искавших неприкрытое подтверждение партийной оценке исторической неотвратимости. Несмотря на гуманный антикапитализм, этот роман открыл полудесятилетие идеологических споров о творчестве братьев, упомянутое во "Введении". Роман, который до сих пор считается - многими критиками как на Востоке, так и на Западе, - лучшим произведением Стругацких, появился как раз перед романом "Хищные вещи века", в 1964 году. Он тоже рассматривает проблемы истории и человеческой природы; на самом деле, это, вероятно, лучшая работа Стругацких на эти темы. "Трудно быть богом", переведенный на английский в 1973 как "Hard To Be a God", стал наиболее популярным произведением братьев Стругацких в Советском Союзе и - на время - в 1960-е - самым популярным произведением вообще в жанре фантастики. Значительная часть его успеха была обусловлена его головокружительным сюжетом и персонажами, что сочеталось с намного более серьезной и даже пессимистичной диалектической философией. Главный герой, называемый в основном тексте доном Руматой, - член группы из Института Экспериментальной Истории, посланной с высокоразвитой коммунистической Земли изучать жизнь гуманоидов на чужой планете. Подобно миру из повести "Попытка к бегству", эта планета находится на феодальной стадии развития. К несчастью, развитие ее отрицает идеи Маркса, поскольку далее общество той планеты дегенерирует до фашизма, не проходя стадию капитализма. Замаскированные под знать (отсюда титул "дон"), Румата и его товарищи оказываются вынужденными - в феодальной стране Арканар - иметь дело с тем, что власть буржуазии консолидируется с похожими на штурмовиков Серыми Солдатами и их вождем доном Рэбой. Бывший правительственный чиновник, Рэба, хотя и примечательный в основном своей посредственностью, тем не менее обладает ужасающей властью террора. Основная его поддержка у населения происходит за счет нарождающегося класса торговцев, которые подозрительно настроены по отношению к старой интеллигенции и аристократии и желают уничтожить оба эти класса. В этом стремлении их поддерживает Церковь в лице воинственных монахов Святого Ордена и - в конечном счете ночная армия бандитского лидера Ваги Колеса. Здесь мы видим классическую триаду главных злодеев (по Марксу) - мелкую буржуазию, церковь и бандитов - объединяющихся, дабы выполоть ростки просвещения, могущего облегчить переход от феодализма через капитализм к коммунистическому мировому государству, "обществу, свободному от классовых различий и от подавления людей", по словам Руматы. Румата и его коллеги из Института Экспериментальной Истории в своих действиях ограничены требованием избегать прямого вмешательства в дела той планеты, а земная этика запрещает им убивать людей. Тем не менее, Румата чувствует необходимость делать все, что в его силах, чтобы предотвратить несправедливости, которые он видит вокруг себя и помочь спасти общество от политического рака, которым оно заражено. Он обнаруживает, что теряет необходимую отстраненность исследователя, в первую очередь, потом, что он полюбил эту страну и аборигенку Киру. Именно внутренний конфликт Руматы между просвещенным землянином и страстным арканарцем - придает этому образу глубину, а всей истории - ее сложность; Румата - не просто рубака, характерный для жанра героической фэнтэзи. Это противоречие в образе Руматы - центральное в замысле романа, что подтверждается различными критическими ситуациями, фокусирующимися на противостоянии Руматы с врагами, и, одновременно, с его собственной увеличивающейся тягой к насилию. Первый такой эпизод происходит в начале третьей главы, когда Румата, только что обнаруживший, что его обокрали, замечает двух серых солдат (они же - штурмовики), смеющихся над ним. Румата испытывает двойную реакцию: "Сотруднику Института было на это наплевать, но благородный дон Румата Эсторский осатанел. На секунду он потерял контроль над собой". Он направляется к солдатам, будучи готовым вступить с ними в бой, и после того, как спасаются в таверне, он осознает, что, если бы они не убежали, он бы их убил. Он ошеломлен этим осознанием и может объяснить свое поведение только тем, что "Я же все-таки человек, и все животное мне не чуждо". Следующий такой момент имеет место в главе 4, после того, как Румата провел ночь в попойке со своим местным другом, бароном Пампой, добрым гедонистом. Только на следующее утро он вспоминает скандалы в тавернах и то, как он ворвался в дом своей возлюбленной, Киры, задумав насилие. Хотя он и проходит через ритуал очищения в то утро, перед тем как предстать перед Кирой, его человеколюбие изменяется. Главой позже, после того, как он надменно оскорбил штурмовика-часового, он анализирует это изменение: он действительно стал "высокородным хамом" доном Руматой; он теперь действительно презирает своих врагов и тех, кто стоит ниже него на социальной лестнице, это "замечательное существо, называемое "человек"". Антон, землянин, скрывающийся под маской Руматы, деградирует под влиянием окружения. В феодальном Арканаре нет места для просвещенной индивидуальности, что Антон-Румата и осознает со все большей горечью на протяжении повествования. И проблема этого общества и серой орды не имеет простого решения. С одной стороны, в начале романа Румата - к собственному отвращению - представляет себе убийство Рэбы и его присных. Но результатом этого - в его воображении - будет хаос: бандиты Ваги Колеса наводнят незащищенную страну, равно как и варвары с гор; испуганные граждане вынуждены бежать в глушь и голодать или быть убитыми, в то время как дворяне уничтожают друг друга в борьбе за власть. Рассуждения Руматы недалеки от истины, что подтверждают последующие события - Ночь длинных ножей, когда - отсылка к одному из кровавых эпизодов нацизма - Дон Рэба в столице развязывает руки серым штурмовикам. Объединившись с ночной армией Ваги Колеса, они убивают всех, намеченных этим движением мелкой буржуазии под руководством Рэбы, включая немалое число самих буржуа. Штурмовики же, в свою очередь, убиваются и вытесняются конными монахами Святого Ордена, использующими оппортуниста Рэбу как номинального диктатора в то время, как они удерживают значительную власть. В ходе этого переворота Румата продолжает признавать, что в любых социальных переменах заключено зло. В дискуссии (описанной в главе 8) со спасающимся интеллектуалом, доктором Будахом, Румата спрашивает, как тот полагает: что бы бог мог сделать для того, чтобы мир стал лучше (с точки зрения людей). Когда Будах предлагает снабдить людей всем необходимым для жизни, Румата отвечает (встав на позицию бога), что сильные продолжат забирать у слабых. Когда Будах предлагает вразумить жестоких правителей, Румата подчеркивает, что вразумленные правители будут замещены более жестокими и от того более сильными. Картина человечества, которую Румата нарисовали, показывает, что сильные непрерывно подавляют слабых, удовлетворение всех потребностей ведет либо к жадности, либо к апатии, а единственный путь к человеческому счастью - "стереть это человечество с лица Земли и создать новое на его месте". Эта точка зрения далее внедряется в сознание в следующей главе, когда Румата разговаривает с вождем мятежников Аратой. Последний - фигура замечательная, хоть и трагическая, частично ослепленный и искалеченный жестоким прошлым. Он поднимал одну группу рабов или серфов на восстание за другой, с тем только результатом, что они либо оставались рабами (проиграв восстание), либо становились сами угнетателями, заменив прежних. Как Румата замечает, "Ты еще не знаешь, что враг не столько вне твоих солдат, сколько внутри них". Все альтернативы мерзкому жестокому обществу Арканара, похоже, отвергаются - из-за природы человеческой. Все же, что вообще характерно для манеры Стругацких, проблеск надежды остается. Даже в Арканаре человечество не сплошь плохое, а просто склонное ко злу. Румата делает такой вывод после нескольких случаев чуткого общения с десятилетним арканарским принцем. В этом ребенке, как и в других детях, которых он встречал в этой стране, "не было никаких следов и задатков" низости. Хотя из этих детей, - размышляет Румата, - "вырастали потом и зверство, и невежество, и покорность". Смотря на покрытый ночью город, он напоминает себе, что обитатели его "были еще не людьми в современном смысле слова, а заготовками, болванками, из которых только кровавые века истории выточат когда-нибудь настоящего гордого и свободного человека". Деформирующая и искажающая человеческую сущность сила окружения наиболее ярко показана в кульминации романа. Когда отряд злых монахов Святого Ордена пытается воздействовать на Румату косвенно - атакуя дом его возлюбленной Киры, - он бросается на ее защиту. В конце Киру убивают арбалетной стрелой, и когда мы в последний раз видели Румату на планете, он ждал, с мечом в каждой руке и с кровавым отмщением в мыслях, когда монахи сломают дверь. Жертвой, которую ему пришлось принести ради любви к Кире и страстной привязанности к этой стране, стало принятие насилия этого мира и более варварских побуждений того человечества. Интересная, хотя и несколько таинственная, точка зрения на события, описанные в основном повествовании, представлена в "Прологе" и "Эпилоге", обрамляющих повествование. В обоих действие происходит в российской сельской местности на Земле утопического будущего, в обоих фигурируют Антон - дон Румата в Арканаре - и его друзья: Пашка (на другой планете дон Гуг) и Анка. В "Прологе" они - дети, наслаждающиеся днем на природе. После игры в разбойников, развлечения становятся более серьезными, когда Антон принимает вызов Анки - сбить арбалетной стрелой с Пашки его головной убор, в стиле Вильгельма Телля. Хотя он и целится высоко, самый факт, что он в конце концов стреляет, подвергая необоснованному риску человеческую жизнь, омрачает день. Антон в конце концов уходит от товарищей, чтобы исследовать заброшенную одностороннюю дорогу, которую он называет "анизотропным" шоссе. Когда дети возвращались домой, Антон рассказал остальным, что в конце шоссе он нашел взорванный мост и скелет фашиста, прикованный к пулемету". После пребывания в Арканаре все трое вновь встречаются, что описано в коротком эпилоге, где Пашка открывает Анке, что Антон пережил срыв (в чем-то наподобие землянина в повести "Попытка к бегству") и жестоко уничтожил монахов. Институт Экспериментальной Истории немедленно эвакуировал Антона с планеты и вернул его в русские леса для медленного, постепенного выздоровления. Пока Анка ждет появления Антона, Пашка напоминает ей о том, как Антон пошел по односторонней дороге и нашел скелет фашиста. Пашка продолжает, размышляя: "Будто есть какая-то связь... Шоссе было анизотропное, как история. Назад идти нельзя. А он пошел. И наткнулся на прикованный скелет". Анка не замечает значимости события, в которой, впрочем, и сам Пашка не уверен. Их сомнения разделяли некоторые советские критики, считавшие это обрамление смутным или, что хуже, еще одним примером мистицизма. Но оно может рассматриваться и как метафора поступков Руматы и его этики. Как Пашка замечает, шоссе было односторонним, как история. Антон, таким образом, пошел против направления истории, и встретился с реликтом человеческого варварства - скелетом (основой человека), прикованным к военному артефакту. То, что скелет был одет в нацистскую форму, напоминает (особенно нам, жителям XX века) о том, что худшая сторона человеческой натуры и худшие политические последствия, вызванные ею, - события недавнего прошлого. Антон демонстрирует выводы из этой этики: практически невозможно иметь дело с варварством и не потерять с трудом обретенную цивилизованность. Но цена, заплаченная человечностью, может быть возвращена - в иносказании Антон все же возвращается. Пессимизм этого романа удивителен, если учесть, насколько мала временная дистанция между написанием его и произведениями первой, утопической стадии. Этот переход во многом придает увлекательность роману; его беспокоящее сообщение подается на фоне быстрого действия и героических, хотя и подверженных человеческим ошибкам, персонажей. Он стимулирует размышления, не превращаясь в проповедь. Только одна работа Стругацких столь же серьезно и прямо поднимает проблему истории и человеческой природы - роман 1971 год "Обитаемый остров" (дословно это переводится как "The Inhabited island"). Опубликованный на английском языке как "Prisoners of Power", он описывает ситуацию, описанную в более коротком произведении "Трудно быть богом". Землянин далекого будущего терпит крушение на планете, населенной существами, во всем схожими с людьми. Выходец с мирной социалистической Земли, наивный Максим Каммерер удивлен и потрясен открывшимся ему миром насилия. Планета только приходит в норму после опустошающей ядерной войны. Округа заполнена автоматическими военными машинами и разнообразными проявлениями мутаций как у животных, так и у человека, враждебность похожа на времена холодной войны - со стычками на границах и паравоенной властью в новом доме Максима - Стране Всемогущих Творцов. Снова главный враг - фашизм, воплощенный в романе в образе безжалостного Боевого Легиона. Основной задачей этой высоко дисциплинированной армии является уничтожение небольшой группы населения, именуемой "выродками". Их узнают по болям, которые они испытывают в то время когда основная часть населения охвачена пароксизмом патриотизма. Только много позже Максим узнает, что правители - Всемогущие Творцы - контролируют массы, используя периодические всплески излучения, влияющего на мозг; именно этим обуславливается слепая покорность большинства и ослепляющие боли "выродков". Максим постепенно осознает, на чем основывается существование в этом мире, и в ходе этого осознания он, подобно Кандиду, меняет свое поведение. Будучи еще полностью наивным "Робинзоном Крузо" на "обитаемом острове" он подружился с легионером Гаем Гаалом и его семьей, и в конце концов сам вступил в Легион. Затем следует долгий критикующий обзор мерзостей фашизма: безусловное подчинение начальству, жестокость, насилие, фанатизм, бесчеловечность. Максим остается в Легионе слишком, нереалистично, долго, не потому, что это следует из его характера, а потому, что авторам так было нужно. Только когда ему приказали казнить группу выродков, он покидает - частично - свою наивность и вместе с ней - Легион. В следующий раз мы встречаем Максима, когда он вступил в подпольное движение выродков. Он преодолевает их вполне естественные подозрения, продемонстрировав свои сверхчеловеческие способности; становится ясно, что земляне будущего продвинулись дальше в эволюционном плане, чем земляне настоящего. Например, Максим способен полностью оправиться после шести пулевых ранений жизненно важных органов (что произошло после его самовольного ухода из Легиона). Он может также видеть в темноте, чувствовать невидимое излучение и демонстрирует огромную физическую силу. Эти таланты ему очень пригодились, когда он присоединился к выродкам-террористам в их попытке взорвать излучающие башни. К сожалению, он выясняет, что многие подпольщики - люди узколобые, самовозвеличивающиеся, стремящиеся к власти (что сильно напоминает вождя мятежников Арату из "Трудно быть богом"). Несмотря на сочувствие их целям, он мучается от растраты человеческих жизней и разума, напоминая себе, что в "этом жалком, глупом и подлом мире" люди могут быть только "жалкими, глупыми и подлыми". В конце концов Максим оказывается арестованным - из-за террористической деятельности. Воспользовавшись своими сверхспособностями и новыми знаниями об этом мире, он в поисках союзников для борьбы со Всемогущими Творцами бежит на границу. Вместо этого он выясняет, что страна окружена общинами слабых, провинциальных, равнодушных мутантов, кровожадными варварами и равно порочными иностранными державами. Наконец он в одиночку героическим усилием разрушает в столице центральный генератор излучения и тем самым власть Творцов. Страна Всемогущих Творцов сваливается в хаос и депрессию. Не ранее этого момента - уже в конце романа - Максим встречает Странника, появляющегося как зловещая фигура на протяжении всего повествования, одного из наиболее высокопоставленных Всемогущих Творцов, который был особенно заинтересован в выслеживании Максима. Когда они наконец встречаются, выясняется, что даже триумф Максима был порожден его наивностью; Странник - тоже землянин, работник некого учреждения вероятно, идентичного упомянутому в "Трудно быть богом", имеющего дело со вмешательством в инопланетную историю для поворачивания ее на правильный, прогрессивный путь. Странник объясняет, что излучение было просто способом контролировать население, пока не найдено решение реальных проблем. Максим вверяет себя службе на дело планетарного прогресса, соглашаясь заниматься всем - от экономики до борьбы с субмаринами, но ставит условие: центральный генератор излучения не будет восстановлен. Он определяет, что люди, в конце концов должны иметь некий выбор, когда речь идет об их будущем. В романе неоднократно говорится, что общество этого мира "выпало из хода истории", используя выражение Вепря, лидера подполья выродков. Примечательно, что Вепрь, чье мнение заслуживает доверия, обвиняет правительство, контролирующее массы посредством излучения, в том, что это излучение не позволяет массам осознать их политическое и экономическое угнетение, каковое осознание является необходимым в марксистском процессе революции/эволюции. Странник, таким образом, прямо, хотя и не полностью, ответственен за фашистские основы общества, хотя его целью было приблизить коммунистическое завершение истории. Можно провести параллель между использованием Странником и Сталиным фашистских методов в коммунистических целях; супер-патриотизм, милитаризм и внутренний террор, практикуемые Боевым Легионом, имеют много общего как с нацизмом (что очевидно), так и со сталинизмом. Отрицая методы Странника, Максим настаивает, что средства должны соответствовать гуманным целям. Но Максим не остается безупречным. Его душа, подобно душе Антона-Руматы из раннего романа, запачкана соприкосновением с варварством. Но у него нет даже сознания вины, что было характерно для Руматы. В начале книги, например, описывается, как он, идя ночью по городу, подвергся нападению группы людей. Используя свои способности, он расширяет свое психологическое время и за считанные секунды убивает шестерых нападавших. Когда после этого он осознает, что они все-таки были людьми, он "испытывал какое-то сожаление и ощущал потерю, словно потерял некую чистоту, словно потерял неотъемлемый кусочек души прежнего Максима, и знал, что прежний Максим исчез навсегда". Избежав полного ожесточения в свою бытность легионером, он не останавливается перед убийством врагов во время своей террористической деятельности. Изначально добрый в своем незнании, Максим постоянно становится более жестоким по мере того как но понимает больше об этой планете. Позже в книге, когда описывается ужасное побоище, вызванное Всемогущими Творцами и их Боевым Легионом, человечность Максима проходит через главный кризис. Он решает остановить битву путем вытаскивания всех легионеров из танков. Когда он предполагает, какая жестокая сила потребуется от него для выполнения этого замысла, он осознает, что "он хотел этого. Никогда в жизни ничего он так не хотел, как хотелось ему сейчас почувствовать под пальцами живую плоть". Когда в финале Максим устанавливает бомбу в медицинском центре, в котором расположен центральный генератор излучения, бомбу, которая уничтожит вместе с генератором несколько дюжин людей, как знакомых Максима, так и чужих ему, он оправдывает себя тем, что "Это было гнездо, жуткое змеиное гнездо, набитое отборнейшей дрянью, специально, заботливо отобранной дрянью, эта дрянь собрана здесь специально для того, чтобы превращать в дрянь всех, до кого достает гнусная ворожба радио, телевидения и излучения башен. Все они там - враги, и каждый ни на секунду не задумался бы изрешетить пулями, предать, распять меня, Как уже говорилось, характер Максима не является особенно последовательным, Максим - не такая целостная фигура, как герой "Трудно быть богом". В романе "Обитаемый остров" большую роль играет сюжет, он следует по пятам той фантастической тональности, с которой авторы экспериментировали во второй половине 1960-х годов (см. ниже, Главу 3). Но, в отличие от их произведений в жанре "фэнтези", "Обитаемый остров" рассматривает проблемы истории и человеческой природы, что оправдывает его сравнение с "Трудно быть богом". К этим же темам авторы вернулись в 1976 году, когда была написана повесть "Парень из преисподней" ("The Guy from Hell"). В ней рассматривается уже почти стандартная ситуация земного вмешательства во внеземную культуру, и встречаются элементы всех других произведений, рассмотренных в этой главе. Основное отличие - в главном герое, капрале Гаге. Он - инопланетянин с жесткой планеты, попавший на утопическую Землю, где он учится быть прогрессивным, миролюбивым человеком (что зеркально отражает путь Антона и Максима). Подобно последним, он подвержен влиянию своего непосредственного окружения, правда, с более счастливым результатом, что подтверждает точку зрения авторов на эту ситуацию. Из всех произведений, посвященных этой теме, "Трудно быть богом", вероятно, заинтересует наибольшее число читателей, из-за соотношения привлекательных персонажей, занимательного сюжета и убедительного подхода к проблеме. "Обитаемый остров", возможно, займет второе место, поскольку он требует большего терпения и объективности от читателя; повествование длиннее и не столь реалистично, а с главным героем читателю труднее себя идентифицировать. Относительная мрачность двух вышеупомянутых произведений может сделать неявной постоянную убежденность авторов (по крайней мере, проявляющуюся в этих работах) в том, что прогресс неизбежен, убежденность, вынесенную из явно более яркого первого периода их творчества. Все же внеземные культуры этих произведений повторяют ранние стадии культуры Земли - Темные Века в "Трудно быть богом", холодная война - в романе "Обитаемый