Прикосновение теней - Монинг Карен Мари

Время лечит.

Нет, не лечит. В лучшем случае время уравнивает нас, укладывая в гробы тех, кто остался. Мы просто находим способы отвлечься от боли. Время — не скальпель и не бинты. Оно равнодушно. В шрамах нет ничего хорошего. От наших шрамов больно другим.

Я каждый день живу с призраком Алины. Теперь придется жить и с призраком Бэрронса. Шагать между ними: одна справа, другой слева. И оба постоянно со мной говорят. И мне не спастись, я распята между двумя величайшими провалами.

Когда я заставила себя двигаться, я ощутила, что вдруг заметно похолодало. Я знала, что это означает. Скоро придет ночь, опустится, как стальные ширмы за стеклянным фасадом дорогого магазина. Я пыталась оторваться от Бэрронса. И не хотела. С пятой попытки мне удалось сесть. Голова болела от рыданий, горло горело от криков. Когда я села, пошевелилась только моя телесная оболочка. Мое сердце продолжало лежать на земле рядом с Иерихоном Бэрронсом. Оно сократилось еще раз и перестало биться.

Наконец-то покой.

Я поджала ноги и попыталась встать. Кости хрустели и не слушались, как у столетней старухи.

Если Гроссмейстер за мной охотится, то я потеряла слишком много времени у этого обрыва.

Гроссмейстер, Дэррок, предводитель Темных Фейри, ублюдок, который обрушил стены между мирами и на Хеллоуин выпустил в мой мир орды Невидимых.

Сукин сын, с которого все началось: он соблазнил и убил Алину или приказал ее убить; он велел Принцам Невидимых изнасиловать меня, разрушить мой разум и превратить меня в беспомощную рабыню; он похитил моих родителей и заставил меня войти в Зеркала; из-за него я оказалась на этом обрыве и убила Бэрронса.

Если бы бывший Фейри не свихнулся на попытках отомстить и вернуть себе былое величие, ничего бы этого не произошло.

Мести будет недостаточно. Если я отомщу, все закончится слишком быстро. Месть не удовлетворит сложный коктейль желаний существа, в которое я превратилась, лежа рядом с Бэрронсом и обнимая его тело.

Я хочу вернуть себе все.

Все, что у меня отняли.

Ярость взорвалась, словно гейзер, затопив все уголки и трещинки, заполненные горем. Я радовалась ей, открывалась ей, приглашала ее, преклонялась перед ней, моим новым божеством. Я приняла новое крещение в этой кипящей, шипящей ярости. Я отдалась ей. Забери меня, присвой меня, я твоя.

Лишь один шаг отделял ши-видящую от баньши[3] — духа смерти, который обитает на моей исторической родине и вопит от ярости.

Я потянулась в глубины сознания в поисках темного озера. И очутилась на берегу, усыпанном галькой. По смоляной поверхности плыли светящиеся руны.

Я наклонилась, погрузила пальцы в темную воду, набрала ее в ладони и поблагодарила озеро глубоким поклоном.

Оно — мой друг. Теперь я это знаю. Оно всегда было моим другом.

Моя ярость слишком велика для того, чтобы оставаться в закоулках души. Я позволила ей превратиться в темную, опасную мелодию. Я запрокинула голову, чувствуя, как она поднимается во мне. Мелодия рвалась на волю, вскипала в горле, надувала щеки. А когда достигла моих губ, то сорвалась с них нечеловеческим воплем, который взметнулся над деревьями, вспорол воздух и вдребезги расколол спокойствие леса.

Волки, проснувшиеся в своих логовах, ответили горестным хором, завизжали вепри, завопили неведомые существа. Наш концерт стал оглушающим.

Температура упала, толстая корка льда внезапно сковала лес, покрыв все, от деревьев до последней травинки.

Белки замерзли на середине прыжка, упали на землю и разбились.

Я взглянула на свои руки. Они были окрашены черным. В пригоршнях я держала серебряные руны.

Теперь я знала, где заканчивается Бэрронс и начинаюсь я.

Когда Бэрронс закончился, началась я.

Я.

Мак О'Коннор.

Ши-видящая, которую, как сказал один Принц Видимых, миру следует бояться.

Я опустилась на колени и поцеловала Бэрронса в последний раз.

Я не стала накрывать его тело или выполнять какой-либо другой ритуал. Это что-то значило бы только для меня, но не для него. А для меня теперь имело значение лишь одно.

Вскоре все это будет не важно.

Мне пришлось раздвоиться, чтобы перестать рваться на части, метаться, не зная, кому же доверять.

Теперь я стала женщиной, у которой одна-единственная цель.

Я отлично знала, что собираюсь сделать.

И знала как.

3

Оставив тело Бэрронса, я зашагала в том направлении, в котором гнал меня мой демон-хранитель, ведь у него наверняка была на то причина.

После его смерти я доверяла ему так, как никогда не доверяла при жизни.

Вот такое я странное существо.

Я шагала вдоль реки, милю за милей. Когда тело Бэрронса исчезло из виду, я тоже начала исчезать. С каждым шагом я избавлялась от очередного кусочка своей личности. От слабостей. От тех частей, которые не могли помочь мне в достижении моей цели. И даже если именно эти кусочки делали меня человеком, что ж. Мне предстоит путь, который я не переживу, если сохраню способность чувствовать.

Убедившись в том, что я готова, я остановилась, поджидая своего врага.

И он не обманул моих ожиданий.

— Я уж думала, ты никогда сюда не доберешься.

Мой голос охрип от криков. Говорить было больно. Но я смаковала эту боль. Я ее заслужила.

Большой Г стоял в отдалении, его скрывал лес, но я видела тени, слишком извилистые для деревьев.

— Выходи. — Я прислонилась спиной к стволу, одну руку сунув в карман, другую оставив на поясе. — Ведь ты хочешь меня, не так ли? Ты пришел сюда за мной. И из-за меня все это затеял. Так зачем теперь медлить?

Мое копье было в наплечных ножнах, кинжал за поясом. Черная кожаная сумка, покрытая вязью рун, в которой лежали необходимые Гроссмейстеру камни — три четверти того, что, как мы все надеялись, способно создать нечто вроде клетки для «Синсар Дабх», — надежно уложена в рюкзаке.

Тени скользнули ко мне из темноты: Гроссмейстер и оставшиеся два Невидимых Принца.

Джека и Рейни Лейн с ними не было.

Это должно было бы меня обеспокоить, вот только та Мак, которая любила своих родителей, осыпалась с частями моей личности по дороге от тела Бэрронса. Бэрронс мертв. Это моя вина. У меня нет родителей. Нет любви. Нет слабостей. В моей душе не осталось ни единого лучика света.

И я стала гораздо легче, сильнее.

Дэррок (Гроссмейстером я его больше называть не буду, как и Большим Г, даже прозвища, намекающего на его превосходство, этот урод не заслуживает) от души наелся плоти Невидимых. Сила звенела в воздухе между нами. И я не могла разобрать, какая часть исходит от него, а какая волнами расходится от меня. Интересно, как его приспешники относятся к каннибализму хозяина? Хотя, возможно, то, что считает мерзостью Светлый Двор, часто встречается в Темном — приемлемая степень риска за право быть Невидимым.

Он приближался к кругу серебристого света, в котором стояла я, и его глаза все расширялись и расширялись.

Я рассмеялась. Мой смех был похож на мурлыканье. Я знала, как выгляжу. Оставив тело Бэрронса, я вымылась и тщательно подготовилась. Бюстгальтер отправился в рюкзак. Слегка вьющиеся волосы пышной копной обрамляли лицо. Пришлось потрудиться, чтобы отмыть с ладоней черный цвет. И теперь во мне не было ничего, что не являлось бы орудием для достижения цели. К орудиям относилось и мое тело. Кое-чему я у Бэрронса научилась: сила сексуальна. Она выпрямляет мою спину, льется в манящие ладони.

Смерть Бэрронса не опустошила меня. В алхимии горя закалился новый металл.

Я трансформировалась.

Существовал единственный способ смириться с его смертью — отменить ее.

А раз уж я в деле, то и смерть Алины тоже.

Любой, кого я встречала, из тех, кто знал о «Синсар Дабх», не говорил мне ничего конкретного. Никто не хотел объяснить, что на самом деле в ней содержится. Мне повторяли лишь, что я обязана найти Книгу как можно скорее, поскольку это поможет нам удержать стены от падения.