Внешнеполитическая доктрина Сталина - Михаил Александров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта последняя мысль Сталина была особенно интересна. Намек был явно на то, что надежды на победу революции на Западе не очень обоснованы. В осторожной форме он фактически сформулировал вывод о невозможности победы революции на Западе без ее предварительной победы на Востоке. Это был вывод в корне отличный от основных постулатов марксизма, утверждав ш его, что революция должна произойти именно в промышленно развитых странах. Отличался этот вывод и от тогдаш них взглядов Ленина, который и в конце 1919 года все еще полагал, что «гражданская война трудящихся против империалистов и эксплуататоров во всех передовых странах начинает соединяться с национальной войной против международного империализма» —. Таким образом, Ленин говорил всего лишь о «начале» процесса «соединения», хотя на деле никакого соединения не было и два процесса развивались независимо друг от друга. Причем, на первое место Ленин по- прежнему ставил именно «передовые» страны, которые считал более революционными. И уж ни коим образом он не обусловливал победу революции на Западе предварительной победой революции на Востоке. Таким образом, Сталин ш ел гораздо дальше Ленина в оценке политической роли Востока и в то же время не разделял его убежденности относительно революционности Запада. Лишь в последний год своей жизни Ленин, разочарованный отсутствием революции на Западе, пересмотрел свою точку зрения и занял в этом вопросе позицию, гораздо более близкую со сталинской22.
Случайно или нет, но изменив аяся позиция Сталина по национальному вопросу привлекла к себе внимание на 8-ом съезде партии, проходив ш им в марте 1919 года. Во время обсуждения новой партийной программы Бухарин неожиданно предложил заменить принцип самоопределения наций на принцип самоопределения «трудящихся классов». При этом он сослался на выступление Сталина на 3‑ем съезде Советов. Ленин сразу же выступил против этой формулы, заявив: «Все нации имеют право на самоопределение. Откинуть самоопределение нации и поставить самоопределение трудящихся совершенно неправильно …'—. По словам Троцкого, «Сталин совершенно не поднял перчатки и не принял участия в прениях, он не отвергнул ссылку Бухарина на его речь, но и не поддержал Бухарина. Он просто не принял участия в прениях».
Между тем, поведение Сталина было вполне в духе его характера. Он уклонился от боя в невыгодных для себя условиях. Тем более, что, если бы Троцкий или Бухарин знали о его действительной задумке, то весьма маловероятно, что Сталин мог бы рассчитывать на какую–либо поддержку с их стороны. Ведь он стремился не столько к самоопределению «трудящихся», сколько вообще к упразднению такой формы самоопределения как отделение. В практической работе он продолжал проводить эту линию, нисколько не смущаясь того, что она не была одобрена на съезде. В некоторых случаях он даже возражал Ленину, правда, делал это не публично, а в конфиденциальном порядке. Сталин, например высказал несогласие с отдельными положениями ленинских тезисов по национальному и колониальному вопросу, подготовленных ко 2‑ому конгрессу Коминтерна. Он считал, что не следует проводить различий в типе государственных связей между советскими республиками, основанными на автономии, и между объединяющимися независимыми республиками. В письме Ленину от 12 июля 1920 года он указывал, что на самом деле разницы между этими типами федеративных отнош ений «нет, или она так мала, что равняется нулю». Противоречия в этой области и явились в дальней ем главным яблоком раздора между двумя вождями.
В 1920 году Сталин оказался в оппозиции к Ленину и по другому важному вопросу. Речь идет о войне с Польшей. 25 апреля польские войска под командованием Пилсудского вторглись в пределы Советского государства. Оценивая в конце мая перспективы польской кампании, Сталин писал в «Правде»:
«… Тыл польских войск является однородныгм и национально спаянныгм. Отсюда его единство и стойкость. Его преобладающее настроение — «чувство отчизны», передается по многочисленныгм нитям польскому фронту, создавая в частях национальную спайку и твердость. Отсюда стойкость польских войск. Конечно, тыл Польши не однороден … в классовом отношении, но классовые конфликты еще не достигли такой силы, чтобы прорвать чувство национального единства».
В этой цитате поражает не столько правильная оценка Сталиным хода будущей войны, сколько неординарность его подхода к проблеме соотношения классового и национального. Похоже, уже тогда он пришел к выводу о том, что национальный фактор является гораздо более сильным, более весомым, чем классовый. Данный вывод может показаться вполне естественным для человека не связанного с марксизмом. Но в рамках марксистской теории это было явной ересью, поскольку в марксизме преобладающее влияние классового над национальным является аксиомой. Было это аксиомой и для Ленина. Именно на ней строил он свою концепцию пролетарского интернационализма. Сталин понимал, что вступил на опасную тропу. Поэтому он вынужден был сделать словесный реверанс марксизму, заметив вскользь, что «классовые конфликты» в Польше не достигли, еще, якобы, необходимой силы. Но испытывая явный скептицизм по поводу «интернационализма» поляков, он хотел предупредить красноармейцев, чтобы они не очень рассчитывали на классовую солидарность и революционный взрыт в Польше, когда туда войдут советские войска.
Давая оценку политической философии Сталина, совершенно необходимо всегда сопоставлять его слова с конкретными делами. Только это позволяет понять, где лежали его истинные предпочтения, а что было простой данью официальной доктрине. Польский эпизод не является исключением. Не вызывает сомнения, что тогда практические действия Сталина четко соответствовали его взглядам. Выступая в Харькове в конце июля, он, например, назвал «неуместными» разговоры 1 о «марше на Варшаву» и подчеркнул, что это «совершенно не соответствует ни политике Советского правительства, ни состоянию сил противника на фронте».
Между тем, наступление продолжалось и в июле войска Красной Армии вступили на территорию Польши. Чувствуя, что терпят поражение, поляки обратились за помощью к Антанте. 11 июля министр иностранных дел Англии лорд Керзон по поручению Верховного совета Антанты направил Советскому правительству ноту, в которой потребовал остановить наступление на «линии Керзона»27. В очередной статье, опубликованной 11 июля Сталин вновь предостерег против «марша на Варшаву». Ленин, однако, имел иное мнение. Он хотел, выражаясь его словами, «прощупать Европу клыками Красной Армии». Позиция Сталина не быта принята во внимание. Наступление быьло продолжено. Характерно, что впоследствии Ленин быт вынужден признать свою ошибку. «При нашем наступлении, слишком быстром продвижении, почти что до Варшавы, несомненно, была сделана ошибка», — отмечал он позднее.
Существо этой ошибки заключалось, главным образом, в недооценке национального фактора, в попытке рассматривать его как нечто подчиненное, производное от классового фактора, а не наоборот, как это делал Сталин. Результата просчета не заставили себя долго ждать. 24 июля в Польше было создано национальное правительство из всех партий, включая социалистов. Коммуниста со всеобщего одобрения подверглись репрессиям. Быта развернута мощная патриотическая агитация под флагом отпора «русскому империализму». За короткий срок был проведен набор дополнительного числа резервистов. Быстро отреагировала и Антанта. Польше была оказана массированная материальная помощь, прежде всего, вооружением и боевой техникой. Для осуществления этой помощи 25 июля в Варшаву прибыла англо-французская военная миссия. В качестве главного военного советника был назначен французский генерал Вейган. В результате всех этих мероприятий Польше удалось создать в добавление к двум уже существующим еще один полнокровный фронт. Это и предрешило поражение российских войск.
Каковы же были действия Сталина в создавшейся обстановке? Будучи не согласным с решением Ленина, но не имея возможности выступить против него открыто, он прибегнул к своей традиционной тактике. Поскольку Сталин являлся членом Военного совета Юго — Западного фронта, у него были широкие возможности для того, чтобы оказать влияние на конечный результат кампании. 22 июля он вместе с командующим фронтом Егоровым обратился к главкому Каменеву с предложением перенести центр тяжести главного удара Юго — Западного фронта в направлении Львова. Это обосновывалось необходимостью освобождения Восточной Галиции — района с преобладанием украинского населения, а также ссылкой на бытовавшее тогда мнение о том, что для взятия Варшавы у Западного фронта и так достаточно сил. Каменев, который в известной мере разделял эту последнюю точку зрения, поддался на уловку и согласился со сталинским предложением.