Внешнеполитическая доктрина Сталина - Михаил Александров

«Не случайно, «теория» социализма в одной стране была тепло встречена социалистами–революционерами, как правыми, так и левыгми. Сам Чернов писал по этому поводу о «коммунистическом народничестве» Сталина и Бухарина. В публикации левых социалистов–революционеров читаем: «Сталин и Бухарин подтверждают, точно также как народники, что социализм может победить в одной стране» (Знамя борьбы. № 17–18, 1926). Социалисты–революционеры поддерживают эту теорию, потому что видят в ней отказ от ориентации на мировую революцию

Сталин как никто другой среди большевиков понял глубинную, цивилизационную сущность русской революции, ее направленность не только и не столько против прошлого, сколько против будущего, против той западно–либеральной модели развития, которую пытался навязать России европеизированный правящий слой — тот самый слой, который, по словам Бердяева, был «совершенно чужд народу- крестьянству» и воспринимался им «как мир другой расы, иностранцев»5. В годы «великого перелома» Сталин почти один к одному реализовал основные элементы народнической программы. Это касается и «социализма в одной стране», и развития крупной промы ленности под эгидой государства, и артели в мелкой промышленности, и новой формы крестьянской общины в сельском хозяйстве. В подтверждение данного вывода можно привести следующую выдержку из книги известного экономиста–народника В. Воронцова:

«… Идя капиталистическим путем, мы не создадим у себя высокоразвитой механической промышленности … Но мыслим и иной путь промышленного прогресса … Первый способ приложим в настоящее время к тем производствам, которые легко доступны для артельной ор анизации, к числу последних не принадлежит механическое дело, и потому к нему должен быть приложен второй способ. Для этого необходимо, чтобы производство находилось в руках учреждения, не столько заинтересованного в его минутных материальных успехах, сколько заботящегося о прочной постановке дела и относяще ося к вопросу с точки зрения общественной пользы. Таким учреждением является правительство; оно и должно заведовать интересующими всех в настоящее время промышленными предприятиями. В России так оно и было до последне о времени: наша крупная промышленность явилась на свет божий по желанию правительства, и некоторые его отрасли наполовину оставались в е о прямом заведовании, дру ие оно поддерживало пособиями и заказами'-.

Таким образом, еще в далеком 1882 году Воронцов правильно предсказывал, как пойдет промы ленное развитие России после социалистической революции. Возможно, именно из этого, или из какого–нибудь другого аналогичного источника и был навеян тот политический курс, который в конце 20‑х годов избрал Сталин.

Преимущество народнической идеологии, перед марксизмом, состояло в том, что она с самого начала базировалась на национальном опыте, на русской традиции. Государственный индустриализм столь же органически вписывался в эту идеологию, сколь и различные атрибуты социализма, такие как артель и община. Это и предопределило тот факт, что народническая модель более адекватно отразила российскую действительность и оказалась в состоянии дать практические ориентиры реальной политике.

С учетом выш есказанного, систему философских взглядов, на которой основывалась внешнеполитическая доктрина Сталина, можно было бы условно обозначить как русский нац ионально–государственный со циализм. Причем, сразу же необходимо провести различие между этой доктриной и немецким национал–социализмом. В отличие от сталинской, доктрина Гитлера базировалась не на общенациональной, а на расистской предпосылке, предусматривающей превосходство германской расы над всеми другими. Ничего подобного ни у русских народников, ни у самого Сталина найти не удастся. В основе русского социализма лежало не этническое происхождение того или иного лица, а принцип гражданства, принадлежность к многонациональному народу России. Другой важной отличительной чертой было то, что в практике нацистской Германии было очень мало чего–либо по–настоящему социалистического. В этом смысле Гитлер заметно уступал даже Муссолини, который все–таки пытался осуществить кое–какие социалистические преобразования.

Национально–государственный социализм в России просуществовал недолго — чуть более двадцати лет. Затем он стал подвергаться эрозии. После смерти Сталина первый мощный удар по всей идеологической структуре нанес Хрущев. Стремясь захватить власть, он сделал ставку на силы троцкистско–зиновьевской ориентации. Реван интернационал–коммунистов произо ш ел на 20-ом съезде КПСС, хотя восстановить полностью утраченные позиций им тогда не удалось. Тем не менее, был вновь возрожден миф о мировой революции. Вместо того, чтобы поддерживать контроль над традиционной российской сферой влияния в Евразии, как это делал Сталин, Хрущев стал вторгаться в регионы, не имеющие для СССР ни стратегического, ни политического значения — в Африку и Латинскую Америку. Это вело к нещадному разбазариванию национальных ресурсов и подрывало экономическую мощь страны.

Свой «последний и решительный» натиск интернационал–коммунисты предприняли во второй половине 80‑х годов. На этот раз их идеология претерпела определенные корректировки, призванные отвечать новым международным реалиям. В ход были пущены туманные лозунги «нового политического мышления», «взаимозависимости», «общеевропейского дома» и «общечеловеческих ценностей». Таким образом интернационал–коммунизм проделал замысловатую, но вполне логически и политически обусловленную эволюцию в интернационал–космополитизм. Также как и в хрущевские времена борьба с национальной идеей обрела форму борьбы со сталинизмом. В яростных идеологических схватках последних лет «перестройки» интернационал–космополитизм показал свою полную несостоятельность и потерпел политическое поражение. Но достигнуто это было очень дорогой ценой. Реакцией на горбачевскую политику стал мощный подъем этнического национализма, который, вырвавш ись наружу, привел к развалу Советского Союза. После этого больш ая часть интернационал–коммунистов перекочевала в лагерь сторонников западного

либерализма, то есть заняла естественную для себя область политического спектра. В настоящее время основная борьба в России развернулась между этой малочисленной, но весьма активной прозападной группировкой и всеми патриотическими силами от национал–коммунистов до жириновцев.

Примечания

1. Souvarine B. Stalin. N. — Y.: Longmans, 1939. P.542, 561.

2. Ibid. P.541, 561.

3. Deutscher I. Op. cit. P.296.

4. Trotsky L. The Challenge of the Left Opposition. P.374.

5. Бердяев H. Указ. соч. С.111.

6. Воронцов В. Судьбы капитализма в России // Народническая экономическая литература. М.: Соцэкгиз, 1958. С.426–427.

Примечания

1

См: Волкогонов Д. Триумф и трагедия. М.: АПН, 1989.

2

See: Cameron K. N. Stalin: Tne Man of Contradiction. Toronto: NC Press, 1987.

3

See: Deutcher I. Stalin. London: Oxford University Press, 1961; Antonov — Ovseyenko A. The Time of Stalin. N. Y.: Harper & Row, 1981; Медведев Р. А. К суду истории. N. Y.: Alfred Knopf, 1974.

4

See: Murphy J. T. Stalin. London: John Lane, 1945; Randall F. B. Stalin's Russia. N. Y.: The Free Press, 1965; Lewis J. and Whitehead Ph. Stalin: A Time for Judgement. London: Methuen, 1990; Alex de Jonge. Stalin and the Shaping of the Soviet Union. Glasgow: Fontana, 1987; Conquest R. Stalin. N. Y.: Viking, 1991.

5

See: Grey Ian. Stalin: Man of History. London: Weidenfeld and Nicolson, 1979; Souvarine B. Stalin. N. Y.: Longmans, 1939; Nove A. Stalinism and After. Boston: Unwin Hyman, 1989; Tucker R. C. Stalin in Power. 1928–1941. N. Y.: Norton & Co, 1990.

6

Tucker R. C. Stalin in Power. 1928–1941. N. Y.: Norton & Co, 1990. P.45.