Внешнеполитическая доктрина Сталина - Михаил Александров

Отсюда видно, что Сталин по существу разделил два понятия «победа социализма» и «отстаивание независимости». То есть, в его понимании они не противоречили друг другу, но все–таки являлись разными вещами. Отметив эту разницу, Сталин отчетливо показал себя как государственный деятель мыюлящий не столько в революционном ключе, сколько в категориях национальных интересов и национальной безопасности. Видоизменив концепцию пролетарского интернационализма, он твердо встал на почву принципов политического реализма во внешней политике.

Сталинское представление о характере индустриализации не было поверхностным. Он строил свои расчеты на вполне научной основе. Его не устраивала какая–нибудь индустриализация. Главным элементом его доктрины был курс на создание и развитие отраслей промышленности, производящих средства производства, машины и оборудование. Останавливаться на том, чтобы удовлетвориться производством промышленных товаров потребительского назначения на оборудовании, ввезенном из- за рубежа, он считал неприемлемым. Хотя, если бы он исходил не из интересов безопасности, а из желания ускорить внедрение «социализма», то главный упор следовало бы сделать именно на производство предметов потребления. Этого как раз и добивалась группа Бухарина, отстаивавшая принцип «равновесия» в экономике. Однако Сталин хорош о понимал, что в этом случае Россия неминуемо превратиться в аграрно–сырьевой придаток стран Запада, отстанет от них в технологическом отнош ении и не сможет обеспечить свою политическую независимость.

Поэтому еще на 14-ом съезде партии Сталин выступил с критикой «плана Дауэса», предусматривав его аграрно–сырьевую ориентацию в экономическом развитии СССР. Он, в частности, заявил:

«Мы вовсе не хотим превратиться в аграрную страну для какой бы то ни было другой страны, в том числе для Германии. Мы сами будем производить машины и прочие средства производства … Они хотели бы, чтобы мы ограничивались производством, скажем, автомобилей, но нам этого мало, ибо мы хотим производить не только автомобили, но и машины, производящие автомобили»46.

Обеспечение экономической безопасности требовало жестких протекционистских мер, позволяющих, во–первых, защитить отечественную экономику от внешней конкуренции, а, во–вторых, не допускать разбазаривания экспорта, то есть вывоза тех товаров, которые были нужны внутри страны. Вполне понятно, что многие экономические структуры, контролирующие сырьевые и сельскохозяйственные отрасли, в отсутствие протекционистских мер, стали бы вывозить сырье, закупать за границей ходовой ширпотреб и получать от его продажи внутри страны максимальные прибыли. Такая обстановка стимулировала бы развитие, прежде всего, сырьевых отраслей и препятствовала бы наращиванию производства средств производства. Россия бы замыкалась на внешние рынки в качестве поставщика сырья и полуфабрикатов, превращаясь таким образом в аграрно–сырьевой придаток стран Запада.

В связи со спецификой обстановки протекционизм в СССР принял форму монополии вне шней торговли, еще в апреле 1918 года. Это произо ш ло по причинам, первоначально не связанным со сталинским планом. Инициатором монополии выступил Ленин, который отводил ей не столько экономическую, сколько политическую роль. Ленин видел в монополии внешней торговли инструмент укрепления Советской власти в ожидании того момента, когда на Западе произойдет социалистическая революция. Сталин же рассматривал ее как рычаг промы ленной модернизации, способ защиты внутреннего рынка в период становления национальной промышленности. Не случайно, поэтому в период введения НЭПа, означавшего существенную либерализацию экономических отно ений, Сталин присоединился к тем лидерам партии, которые настаивали, на незначительном ослаблении монополии вне ней торговли. Ленина, однако, переубедить не удалось и монополия была сохранена в прежнем жестком варианте. Этот вариант вполне устраивал Сталина, когда он принял ре ение о форсировании темпов индустриализации. Возможно, в период экономического рывка жесткая монополия и была оправдана, но затем чрезмерные ограничения оказались контрпродуктивными для нормального и полноценного экономического развития. Произошло это уже, правда, после смерти Сталина.

Несмотря на ее защитительные функции, Сталин никогда не рассматривал монополию внешней торговли как средство отгораживания от всего остального мира. Полемизируя с Троцким, он как–то заметил:

«Представлять социалистическое хозяйство как абсолютно замкнутое и абсолютно независимое от окружающих народных хозяйств, — значит утверждать глупость. Можно ли утверждать, что социалистическое хозяйство не будет иметь никакого экспорта и импорта, не будет ввозить не имеющихся в стране продуктов и выгвозить в связи с этим своих продуктов? Нет, нельзя утверждать. А что такое импорт? Это есть выгражение зависимости одних стран от других. Это есть выгражение экономической взаимозависимости».

Таким образом, Сталин относился к монополии вне ней торговли не только как к защитительной мере, но и видел в ней эффективный инструмент развития экономических связей с зарубежными странами. Правда, делаться это должно было в интересах всей страны, а не отдельных предприятий или лиц. Сталин даже выдвинул такую специфическую формулу «расширение … товарооборота с внешним миром на основе укрепления монополии внешней торговли'—. При этом он планировал такое «рас ширение» на довольно длительную перспективу. В далеком 1925 году он предвидел, что наступит время, когда промы ленно–развитая Россия вступит в конкурентную борьбу с Западом за завоевание мировых рынков. Характерно, что Сталин не испытывал иллюзий относительно готовности Запада к равноправному и честному сотрудничеству, к справедливой конкуренции. Ему было ясно уже тогда, что Запад своих рышков для России не откроет. Он говорил:

«Когда мы с внутренним рынком справимся …, перед нами встанет вопрос о завоевании внешнего рынка. А этот вопрос станет перед нами в будущем, — в этом можете не сомневаться. Едва ли в будущем мы получим возможность рассчитывать на то, чтобы отобрать у капитала, более опытного, чем мы, внешние рынки на Западе. Но что касается рынков на Востоке, отношения с которым у нас нельзя считать плохими, причем эти отношения будут улучшаться, — то здесь мы будем иметь более благоприятные условия. Несомненно, что текстильная продукция, предметы обороны, машины и пр. будут теми основными продуктами, которыми мы будем снабжать Восток, конкурируя с капиталистами».

Думается, что Сталин правильно определил стратегическое направление развития внешнеэкономических связей. На этом пути, однако, имелось одно важное препятствие — наличие колониальных империй и особых «сфер влияния» западных государств в таких странах как, например, Китай. Это, естественно, препятствовало проникновению российских товаров в об ш ирные районы «третьего мира», с чем Сталин, конечно, не мог согласиться. Отсюда — его последовательная линия на поддержку национально–освободительных движений в соседних с СССР странах Азии, которые в ту пору представлялись наиболее логичными рынками для российского экспорта.

Внеш неэкономическая стратегия, выбранная Сталиным, остается актуальной и по сей день. Конечно, говорить сейчас о текстильном экспорте на Восток не приходится. Восток сам мог бы завалить Россию текстильными товарами. Но в остальном Сталин был прав. Вооружения остаются главной статьей экспорта на восточном направлении. И этот экспорт будет усиливаться. Другой характерной особенностью российского экспорта в развивающиеся страны является значительная доля в нем машин и оборудования и готовой продукции. Дорога же такому экспорту на Запад остается закрытой. Поэтому экономические связи с Западом стимулируют развитие в России преимущественно сырьевых отраслей, в то время как ориентация на Восток, напротив, дает стимулы росту высокотехнологичных производств.

Впрочем, Сталин и сам не намеревался идти на одностороннее открытие российских рынков для Запада. Основным принципом его доктрины были взаимность и равноправие при экономическом обмене с другими промы ленно–развитыми государствами. В случае необходимости он был готов идти достаточно далеко в деле отстаивания интересов российских экспортеров. Попытки введения дискриминационных барьеров против российских товаров немедленно встречали реш ительный отпор. Об этом наглядно свидетельствует реакция СССР на принятый во Франции 3 октября 1930 года декрет «О мерах контроля за импортом некоторых товаров, происходящих или ввозимых из СССР». Декрет устанавливал, в частности, необходимость получения советскими экспортерами специальных лицензий на ввоз таких товаров как хлеб, лес, сахар, мясо, лен, являв ихся основными статьями российского экспорта. Уже 14 октября полпред СССР во Франции Довгалевский заявил от имени Советского правительства ре шительный протест и потребовал отмены дискриминационного режима. А 20 октября Советское правительство в качестве ответной меры приняло постановление «Об экономических взаимоотношениях со странами, устанавливающими особый ограничительный режим для торговли с Союзом ССР». Декрет предусматривал следующие мероприятия: прекращение или максимальное сокращение заказов и закупок в этих странах; прекращение фрахта судов указанных стран; введение ограничительных правил для транзитных товаров, происходящих или идущих из этих стран; прекращение или максимальное сокращение использования портов, транзитных путей и баз этих стран для транзитных или реэкспортных операций Союза ССР 50. Указанный декрет не только ударил по французским экспортерам, но и оказал сдерживающее воздействие на другие государства, например, на Бельгию, которые под французским нажимом могли последовать примеру Парижа. В итоге через некоторое время французы были вынуждены отступить. Уже в июле 1931 года они предложили на взаимной основе отменить дискриминационные ограничения.