Петька из вдовьего дома - Пётр Заломов

Анна Кирилловна обиженно поджимала губы и говорила кротким голосом:

— Посмотрим, как будет учиться. Он ведь еще мал. А вашего-то Ваню выгнали из школы, должно быть, за ум?

— Что вы? Разве можно моего сравнивать с вашим? — возмущалась соседка. — Мой зато все молитвы назубок знает!

Сестра Оля по осени пошла в школу. По вечерам она теперь учит уроки. Петьке нравится дразнить сестру.

— Как на тоненький ледок покатился пирожок, — читает Оля. Надо было прочитать «петушок», и она быстро поправляется.

— Как на тоненький ледок покатился пилозок! — подхватывает Петька и много-много раз нараспев повторяет одно и то же. Ошибка сестры кажется ему забавной, и он то поет, то хохочет.

— Мама! Чего Петька дразнится! — жалуется Оля, и Петька на какое-то время оставляет сестру в покое.

Как только Оля научилась читать, она начала рассказывать Петьке прочитанные сказки, украшая их при этом и собственной фантазией. Брат очень любит сказки, но они наводят на него такой ужас, что он боится вечером выйти на двор. Ему теперь даже сны стали страшные сниться, и Петька дико кричит по ночам.

— Петюшка! Что с тобой? — спрашивает его тогда встревоженная мать.

— Я боюсь! — отвечает Петька, прижимаясь к матери всем телом.

— Читай богородицу![13] — советует она.

Петька твердит непонятную молитву, но страх не проходит.

У деда Михаила стали сильно отекать ноги, и он пошел к доктору в городскую больницу. Вернувшись в Кошелевку, заявил жене, что «барин» запретил ему есть черный хлеб и велел перейти на молочную пищу:

— Надо молоцка, яицка, белый хлебца. Черный нельзя — сердцу жарко!

Андрей Михайлович, узнав о болезни отца, предложил взять его к себе, на что бабушка Елизавета только рукой махнула:

— Полно-ка, Андрей! У тебя и так семья большая! Пусть помирает. Кому он нужен?

Старик, однако, переселился к сыну на Набережную улицу. Понемногу он стал поправляться и даже принялся за работу — поначалу починил на всю семью обувь.

С переездом деда жизнь Петьки стала намного веселее. Дед делал для внука волчки, клеил ладейки, мастерил игрушки и даже сшил настоящие маленькие сапожки для Олиной куклы. Жили дружно. Только один раз мир был нарушен, и виновником того был Петька.

Во время обеда он, как обычно, сидел напротив отца, рядом с дедом. Редкий обед проходил, чтобы отец не подшутил над сыном. Только было Петька подцепил большую ложку горячих щей, как услышал:

— Петька! Смотри, сколько ворон на помойке! — говорит отец, с интересом поглядывая в окно.

Петька, забыв обо всем на свете, смотрит, как дерутся вороны и рвут друг у друга хлебные корки. А отец тем временем сыплет в ложку сына перец и кладет горчицу.

Вороны, вспугнутые собакой, разлетаются, а Петька, проглотив ложку остывших щей, начинает громко кашлять и чихать. Из глаз у него льются слезы. Все смеются над часто повторяющейся шуткой отца. Смеется и дед.

— Дурачка Петька! — говорит он.

— Ты сам дурак! — огрызается Петька и в тот же момент валится к деду на колени. В ушах стоит звон, в глазах потемнело. Это отец своей длинной рукой через стол треснул Петьку по уху.

Дед помогает подняться Петьке, но тот не может прийти в себя от неожиданности.

— Ешь щи, — сурово говорит Андрей Михайлович, — да помни, что отец мой не дурак!

Петька не плачет, молча глотает щи. Это первый удар, полученный им от отца. И он начинает понимать, что сделал что-то ужасное, если даже отец, который его никогда не бил, решился ударить. «Заслужил! — думает Петька. — Нехорошо вышло!..»

Но Петька вовсе не сердится на отца, как не сердится и на отцовские шутки. Наоборот, он восхищается им за большой рост и силу, за то, что «много работает, кормит всех». Петька гордится отцом и считает его самым правильным человеком, только очень жалеет, когда тот хворает после сильной выпивки.

Андрей Михайлович часто, рассуждая о будущем любимого сына, задумчиво говорит жене:

— Не отдам Петьку на завод. Не хочу, чтобы он попал на такую же каторгу, как я. Буду учить!

ГЛАВА IV

На заводе литье, и отец не может прийти домой обедать. Анна Кирилловна снаряжает в дорогу Петьку. Мать дает сыну три глиняных горшочка, вставленные один в другой, завязывает их в платок. В верхнем горшочке щи, в среднем — гречневая каша, а в нижнем — сладкий суп с черносливом.

Когда мать наливает суп, Петька деловито советует:

— Наливай больше! Тятя любит!

— Смотри не пролей! — наказывает Анна Кирилловна. — А то оставишь отца без обеда.

— Не маленький! — с обидой отвечает Петька и выбегает из дома.

Он спешит. Хотя до завода и недалеко, но скоро должен быть гудок на обед. Дорога идет под гору, по длиннейшему пологому съезду[14].

Протяжный заводской гудок раздается, когда Петька уже подходит к заводу. Работники толпой выходят из ворот. Люди черной цепочкой растягиваются до половины съезда, прежде чем мальчугану удается войти в ворота. Сначала он идет по хозяйственному двору, где сложено железо, чугун, уголь. Потом через узкую калитку, откуда с обыском выпускают рабочих, попадает на завод.

Петька входит в токарную и идет мимо станков, мимо громадного точила в медницкую, а из нее попадает в литейную — высокое здание без потолка. Большие окна здесь черны от копоти, в воздухе, густом от пыли, чад жаровень, на которых просушивают опоки[15], и тошнотворный запах от масляных ламп. Литейная пуста, и только Андрей Михайлович с двумя подручными расставляет формы для литья. Лицо у него тоже все черное, лишь зубы да белки глаз сверкают.

Отец замечает Петьку, неторопливо подходит к нему, берет обед, садится на ящик из-под свечей, расставляет горшочки. Перед обедом он выпивает рюмку водки, морщится, крякает, потом подносит по чарке подручным.

Пока отец ест щи с черным хлебом и гречневую кашу, Петька равнодушен, но когда очередь доходит до сладкого супа, он не может оторвать глаз от отца. Андрей Михайлович лукаво усмехается в усы. Супу остается все меньше и меньше. Петька не выдерживает, шумно, безнадежно вздыхает и отходит в сторону.

— Доедай суп, Петька! — говорит вдруг Андрей Михайлович и протягивает ему горшочек.

Петька помнит наставления матери и потому сначала отказывается:

— Ешь сам, тятя! Ты любишь! Я мамке сказал, чтобы больше наливала!

Андрей Михайлович весело смеется:

— Доедай, дурачок! Я уже наелся! Расти скорей!..

Уговаривать Петьку не приходится, он с наслаждением ест суп и с удивлением думает: «Самую-то гущу и не доел!»

Когда суп доеден, мальчик решительно заявляет:

— Водку я пить не буду. Она горькая. Я лучше сладкого супу.

Мужики хохочут.

— Когда стану работником! — поясняет Петька.

— А водка-то слаще супа! — шутит Андрей Михайлович.

— Ну да! Сказывай! Только маленькую чарку выпил, а сморщился, как от перца с горчицей. Небось, когда ел суп, не морщился.

Отец и подручные снова смеются.

— А теперь смотри, как медь плавится! — говорит Андрей Михайлович, поднимая железную плиту.

Плавильная печь устроена в вырытой в земле яме. Петька боязливо подходит к ее краю и видит внизу сильный огонь, на котором греется большой красный горшок. В него отец бросает связки оловянных прутьев и мешает их железной кочергой. Когда бронза готова для разливки, подручные вытаскивают длинными клещами раскаленный тигель[16], вставляют его в железное кольцо с четырьмя ручками и наклоняют. Огненный металл течет в литники опок[17]. Потом в тигель снова бросают куски красной меди и осторожно опускают его в печь.

Отец показывает Петьке отлитые краны и форсунки. Все это так интересно, что Петька, будь его воля, век бы отсюда не уходил. Но отец подает ему уже увязанные в платок горшки, ласково подталкивает к дверям литейной. У калитки его обыскивает сторож. «Как вора!» — возмущается Петька, оказавшись на хозяйственном дворе. Навстречу ему теперь несутся две громадные сторожевые собаки. Петька сильно трусит, прячет горшочки за спину, но идет не останавливаясь. Собаки перестают лаять, обнюхивают Петьку, провожая его до самых ворот.

Поднимаясь по длинному съезду, Петька думает, как хорошо бросать в расплавленную медь оловянные прутья и мешать металл железной кочергой, отливать красивые штучки и есть каждый день сладкий суп.

Дальше Петька думает, как бы самому устроить дома литье. Главная трудность в том, что негде плавить.

И Петька решает отложить литье до зимы, когда начнут топить голландскую печку. Но припасы для будущего литья начинает делать уже сейчас: за кузницей в куче шлака попадаются и старые ржавые гвозди, и маленькие кусочки железа, и обломки свинцовой обивки от пролеток и экипажей. Петька и раньше играл такими обломками, не зная им цены.