Самовар над бездной - Святослав Иванов

***

Сквозь музыку Ивану показалось, что в редакции заплакал ребёнок. Он подумал, что это мог быть звуковой эффект на альбоме, который он слушал, но такого он там не помнил. Он снял наушники, чтобы проверить.

Оказалось, это был женский смех из бухгалтерии. Смеяться там начинали, как правило, ближе к обеду. Действительно, уже перевалило за двенадцать, а никакой новости о найденном на помойке трупе или пропавшем человеке не проскочило ни на одной ленте.

В профессиональные задачи Ивана входило отслеживание лент информагентств и пересказ их сообщений для широкой аудитории. Добро и зло в новостях размывались полностью – чуть ли не с радостью он встречал сообщения об убийствах и пожарах: их можно расписать быстро, копируя большие цитаты официальных лиц без особых изменений и дополнений. О чём-то хорошем писать было мучительнее: новость о фильме и выставке приходилось делать более многословной, больше возиться с формулировками и больше контролировать свою субъективность.

Истина – субстанция едва уловимая. Он ежедневно тратил много сил, чтобы втолковать коллегам, что то, о чём пишет новостной портал – это информация, а не сама действительность, но, похоже, никому не приходилось думать о разнице между двумя этими явлениями.

Итак, что у него за информация? Некие люди – трудно определить не только их лица, но даже телосложение или пол – вытащили из автомобиля нечто похожее на труп человека и забросили его под навес с мусорными баками. После злоумышленники уехали на автомобиле. Через пару часов трупа на месте уже не было, а был газетный обрывок, лишь усложняющий загвоздку.

Но какова действительность? Этот человек мог быть мёртвым и живым. Если он живой, он мог выбраться оттуда, а мог не суметь. Если он мёртвый, его могли найти и не найти. Итого четыре варианта. Далее – если его нашли, то, следовательно, это зачем-то скрывают. Если он живой, то зачем его туда засунули? Если то, что его нашли, и при этом скрывают, то, значит, злодеи заодно с властями. Этот человек мог быть мужчиной или женщиной…

В конце концов, это мог быть и не человек вовсе, а обычный мешок с мусором, из которого высунулось что-то похожее на ногу в ботинке. Может быть, это и была нога в ботинке, но – к примеру, какого-нибудь манекена. А может быть, ничего и не вываливалось. Может быть, ничего он и не видел, Иван, разом нервничающий и скучающий, одновременно уставший от интенсивности переживаемых эмоций, одновременно ищущий ещё более интенсивных эмоций. И воображающий, что стал свидетелем чего-то крайне важного, лишь бы прикоснуться к чему-то незнакомому.

Иван опубликовал очередную новость и откинулся в кресле, руки заложив за затылок. В голове вертелась считалка, которую использовала его учительница по английскому языку, когда требовалось случайным образом определить, кто выйдет к доске. Заканчивалось чем-то вроде:

What will you do you should not ask

Each day you’ll get какой-то task

Но там были ещё слова! И Ивану это казалось красивым и правильным – а вообще вот, пятнадцать лет прошло, и теперь он стоит у доски каждый день, а то, что он на ней пишет, прочтут тысячи людей. Но принудительности этого труда новый расклад не отменяет.

Погода неплохая, и почему бы не скоротать вечер во дворе – ухватить за хвост хотя бы последний тёплый день сентября. Он заскочит в дорогой супермаркет, возьмёт самый дешёвый из имеющихся напитков Португалии (беспроигрышный вариант), и просто проследит за тем, что происходит вокруг этого мусорного бака, где можно так спрятать труп, чтобы его никто больше не нашёл.

Несколько часов бдения ничего не принесли, но Иван выпил уже достаточно портвейна, чтобы сильно залениться куда-то идти. А зачем? Никому не нужный, скучный, оставленный сидеть на скамейке – среди, надо сказать, улучшившейся погоды. Надежным признаком редкозубой улыбки климата могут послужить играющие на площадке дети – особенно, если допоздна. Но вот и они разошлись, и парочка подростков, и бутылка портвейна (Иван предусмотрительно захватил еще токая), – и сидели они один на один: Иван и металлический навес над мусорными баками.

Вот уже и бутылка к концу подходит. И фонари светят. Ну вот не нравится мне, как горит фонарь, – не надо пытаться это переиначить, а тем более пытаться погасить этот фонарь силой мысли – к чему это всё? Только дзен, только искусство ухода за конурой – и будет мне счастье. Такое, что я и видеть-то не буду фонарей этих проклятых.

Ивану удалось спрятаться за один из фонарей, когда из припарковавшейся машины к бакам подошёл человек и положил в один из них кожаный кейс. И быстро метнулся обратно на заднее сиденье машины.

Когда автомобиль уехал, Иван тихо, вытянув руки по швам, прошёл к подъезду. «Время приключений» – только на экране ноутбука. Стоило заглянуть у метро в китайский тэйк-эвэй: с лапшой посидеть перед сериалом – глупо, но чем не лучший способ скоротать вечер нервного дня.

Снова крутится перед глазами Ивана пупырчатый валик френдленты – вроде бы символы несут какую-то информацию, но, попадая в механическое пианино, они выдают совсем не ту музыку, что видится на первый взгляд. Да и у каждого аппарата своя настройка.

«Избитое сравнение – про людей, похожих на камни, и людей, похожих на пёрышки. Но ведь правда же: одних всё время тянет к переменам, другие в штыки принимают всё новое. И ничего ни с тем, ни с другим не поделаешь, другая избитая истина права: люди не меняются. Хватит мучиться и пытаться побороть чужое и своё естество. Может, камням и пёрышкам просто не по пути?» – это писала Оля. Ивана принялась заедать злоба. Это я – враг всего нового? Это я – камень? А что, если драгоценный?

Дзынь – пришло сообщение. Жорж: «Дружище, выпьем с тобой в течение недели, как-нибудь в будний день. Я сейчас лечу». Как и куда он летит, Жорж не уточнил – видимо, не было времени.

Вот уж кто пёрышко-то! Вот уж кто, в отличие от Ивана, друг всего нового!

Ну а что, можно же им показать! Им обоим! Можно же просто захлопнуть ноутбук, встать с дивана, наскоро сунуть в один карман пиджака телефон, в другой – ключи, не завязывая шнурков, облачиться в кеды, не запирая двери, выскочить на лестничную клетку, сбежать два пролёта, нажать пищащую кнопку домофона, перепрыгивая остатки луж добежать до навеса над мусорными баками, скрипнуть его зелёной дверью, заглянуть в мусорный бак и аккуратно достать оттуда кейс. Положить его на асфальт и присесть перед ним колени, чтобы посмотреть, что же внутри.

Иван нажал на две кнопки, открывающие защёлки. Чуть-чуть заело, но механизм поддался, не требуя пассворда.

Однако кейс оказался пуст! Он на всякий случай провёл ладонью по шершавому дну – полная пустота! Может быть, в нём есть двойное дно – а там тоже ничего, потому что дно – тройное?

Вдруг, хоть и сидел он на асфальте, его потянуло куда-то вниз, будто бы в ускоренную версию зыбучих песков. Он огляделся – вроде бы всё было на своих местах, но ненормальное тягучее чувство осталось. Оно стало развиваться, и он почувствовал, что тянет его и вверх одновременно – как тогда, днём, в лифте.

Скоро он почувствовал, что тянет его по всем направлениям сразу, причём он понял, что это происходило с самого начала, просто он не ощутил. Внешний мир по-прежнему был всё тем же, лишь слегка дребезжал от головокружения.

Пробежала тихая мысль – это он вдохнул какого-то ядовитого газа оттуда, из кейса. Если бы он ставил задачу вообразить отравление при химатаке – наверно, он представил бы себе именно это: болезненное, противоестественное экспресс-засыпание. А зачем ещё нужно было выкидывать сюда этот кейс? Только чтобы кого-нибудь отравить, не иначе. Вещь-то хорошая.

Неужели смерть – это вот так? Всё вокруг то угасало, то ярко вспыхивало, но Иван с щемящей грустью осознавал, что это всё происходит с ним и только с ним – и что утром мир не заметит, что кто-то пропал. В конце концов мерцание и дребезжание превратилось в эпилептическое моргание, которое длилось с минуту, – Иван, сидевший на коленях, никак не мог переменить позицию.

Всё рухнуло в никуда.

Через какое-то время Иван наконец смог пошевелиться и сесть. Он сидел в полной темноте на твёрдом сиденье. Он ощупал его ладонями – каждое движение давалось с трудом – кажется, это была кожаная скамейка.

Вдруг включился свет – Иван обнаружил себя в обычном вагоне метро. Поезд ехал; оглядевшись, Иван увидел нескольких одиноких пассажиров.

Поезд прибыл на знакомую станцию – кажется, «Нахимовский проспект», рядом с которой он жил в детстве. Когда диктор произнёс название следующей станции, кто-то громко кашлянул, и Иван не расслышал объявление. «Мне выходить на «Серпуховской», – подумал Иван. Но следующей станцией вновь оказался «Нахимовский проспект». Во время следующего объявления у женщины напротив Ивана из рук выпал пакет и шумно стукнулся об пол. По полу покатились апельсины.