Мужчины свои и чужие - Кэти Келли

Эмма всегда задумчиво смотрела на этих современных девиц, ничуть не сомневаясь, что никто из них не отправился бы отдыхать с родителями, после того как им исполнилось двадцать. До замужества, когда они с Питом выбирались в Теплые места, она всегда врала родителям, что едет с подру­гами.

Но как бы сурово он ни осуждал падение нравов, отцу в Португалии нравилось. Однако в один прекрасный день те­левизионный комментатор так расписал красоты Нила, что изменил все. Джимми заказал кипу брошюр и провел много счастливых часов за воскресным ленчем, зачитывая вслух наиболее интересные отрывки.

– Вы только послушайте! – восклицал он, без зазрения совести прерывая любой разговор за столом. – «Насладитесь красотой храмов Луксора и Карнака. Оба являются велико­лепными образцами древней египетской архитектуры. Неко­торые части храма Карнак были построены в 1375 году до нашей эры». Невероятно! Нам обязательно надо поехать.

К сожалению, под «нам» он подразумевал и Эмму с Пи­том.

– Черт возьми, Эмма, почему они не могут поехать вдво­ем и измываться друг над другом, вместо того чтобы измы­ваться еще и над нами? – в конце концов взмолился Питер, хотя такое высказывание было совсем не в его духе. Он был добрым и душевным человеком, неспособным на гадости, даже если бы очень старался, но даже его легендарного тер­пения на ее родителей не хватало. Ну, если говорить правду, ее папочка испытывал терпение очень многих людей.

– Я все понимаю, любимый, – устало сказала Эмма; ей казалось, ее рвут на части. – Дело в том, что он постоянно говорит об этом и не сомневается, что мы тоже поедем. Он снова начнет зудеть насчет нашей неблагодарности, если мы откажемся.

Больше не было нужды ничего говорить – с той поры, как ее отец дал им с Питом взаймы, чтобы они могли сделать первый взнос за дом, он держал этот долг над их головами, как дамоклов меч. Если в воскресенье они решали пойти куда-нибудь с друзьями, вместо того чтобы обедать с родите­лями, это воспринималось как проявление неблагодарности. Точно так же воспринимался отказ заехать за двухфокусны­ми очками Джимми или отвезти Анну-Мари в магазин, пото­му что она по какой-то неясной причине стала отказываться садиться за руль. Дело шло к тому, что, если в следующий раз Эмма откажется от леденца, потому что ей не нравится его вкус, это будет воспринято как неблагодарность.

Пит насчет поездки больше не распространялся, но Эмма понимала: он хочет, чтобы она сумела хоть единожды вос­стать против отца и отказаться от совместного отдыха. В кон­це концов Эмма предложила компромиссное решение, зная, что будет чувствовать себя виноватой, если оставит Пита на неделю, но будет страдать в десять раз сильнее, если поссо­рится с отцом.

– Пит на этой неделе не может ехать в Египет, папа, – соврала она. – У него двухдневная конференция в Белфасте. Но я поеду. Правда будет мило – мы втроем, как в старые времена?

Упоминание о старых временах сработало, хотя, по мне­нию Эммы, это было довольно нелепо. Ее воспоминания о прошедших отпусках сводились к впечатлению, что они всего лишь меняли обстановку для саркастических замеча­ний отца. Но ему это не пришло в голову – Джимми был в восторге от своего плана на отпуск.

Пит с готовностью согласился остаться дома и сказал Эмме, что все в порядке, что он съездит с друзьями на выход­ные посмотреть футбол, так что ей не стоит беспокоиться. Теперь оставалось только пережить эту проклятую поездку…

– Мне думается, неплохо бы выпить чашку чая перед уходом, – заметила мать, бросая салфетку и в картинном из­неможении прислоняясь к раковине.

Это ее притворство всегда действовало на Джимми, как красная тряпка на быка. Кто-то должен ответить за усталость его жены! Эмма знала, что последует: ей придется готовить чай, и ее отругают за то, что она вынудила несчастную ма­мочку делать за нее домашнюю работу. Не было смысла объ­яснять, что произошло на самом деле. Этот сценарий проиг­рывался за тридцать лет столько раз, что они уже давно вы­зубрили свои роли.

– Ты ленивая и глупая девица, Эмма.

– Неправда.

– Нет, правда.

Эмма без всяких эмоций несколько секунд наблюдала за родителями, которые вели себя так, будто находятся в своем собственном доме. У нее не было ни малейшего желания еще раз разыгрывать знакомый спектакль, который в конечном итоге сводился к борьбе за власть. Она поняла, с чем имеет дело, когда в свое время накупила книг по психологии. Ее отец помешался на контроле, а мать была «пассивно агрес­сивной», умеющей мгновенно притвориться несчастной, как только появлялся отец и начинал над ней кудахтать. Во вся­ком случае, такое создавалось впечатление. Все книги по-разному объясняли ситуацию, но Эмма всегда находила черты, свойственные ее родителям.

Однако одно дело знать, как это называется, а совсем другое – решить, что по этому поводу делать.

Эмма довольно быстро сообразила, что вся проблема в ней самой. Бессмысленно тратить часы на раздумья по по­воду поведения близких, не изменив своего собственного. В конце концов, именно она позволила им так себя вести – и только она могла это изменить. Однако Эмма уже давно смирилась со своей пассивностью, понимая, что в семейных отношениях ей недостает уверенности в себе. В глазах роди­телей она навсегда осталась неуклюжей Эммой, старшей и наименее удачной дочерью (Кирстен была младшей и более удачливой). Кроме того, в свое время она отказалась от рабо­ты в компании отца (до этого она не смела ни в чем ему отка­зать), и ей этого не простили.

Самое удивительное, что на службе Эмму Шеридан все уважали. Она была координатором специального проекта по­мощи детям, имела в подчинении несколько человек и, по­мимо организации «горячей линии» умудрялась еще провес­ти в год две конференции.

Ее родители даже не догадывались о существовании дру­гой, деловой и самостоятельной, Эммы, да и у нее на работе никто бы не признал в ней женщину, позволяющую выти­рать о себя ноги.

– Ты садись, а я сделаю чай, дорогая, – галантно пред­ложил Джимми О'Брайен и принялся рыться на Эмминых полках, рассыпая все и уронив на пол бутылку с соевым со­усом.

Мать отказалась от предложения, устало взмахнув рукой с таким видом, будто она умирает, как хочет чаю, но героически решила от него отказаться. В этот момент она напо­мнила Эмме пассажира «Титаника», отказывающегося от спасательного жилета.

– У нас нет времени, Джимми.

– Было бы время, если бы ты не надрывалась, прибирая за этой ленивой мадам!

Джимми с грохотом захлопнул дверцу полки. От его ог­ромной фигуры, облаченной в свитер кремового цвета, кухня казалась крошечной. Он был ростом выше холодильника, такой же громоздкий, с широкими плечами и пушистой бе­лой бородой, делавшей его похожим на Санта-Клауса.