Садовник. Я создал вас, мои девочки, и полюбил… - Анна Данилова

– Все мои уйдут, – пояснила она, закрывая за ним дверь.

***

Заглянув в гостиную, где смотрели телевизор его родители, Алик решил пройтись по улице, чтобы потом вернуться и уже вместе с ними, как положено (главное, чтобы никто ничего не заподозрил) пойти домой. Ему не хотелось прежде времени афишировать свой разрыв с Катей.

Выйдя в подъезд, он услышал что-то, похожее на возглас, доносящийся откуда-то сверху. Он поднял голову, но увидел лишь светлое пятно на перилах. Он с легкостью сбежал вниз и уже оказавшись во дворе, темном и зеленом от акации и ивовых зарослей, направился в еще более темный проулок, где находились телефонные кабины. Он собирался позвонить Тане. Ему показалось, что в первой кабинке кто-то есть. Тогда он обошел ее и открыл дверцу во вторую. Но что-то заставило его повернуться. Сквозь мутное двойное стекло, разделявшее две кабины, он увидел бледное, обращенное к нему, лицо.

– Что ты здесь делаешь? – от открыл дверцу и увидел Нату.

Она стояла, скрестив руки на груди. Глаза ее, не мигая, смотрели мимо него, куда-то в пространство. Тонкие белые руки ее приподняли платье до пояса, открывая Алику райский пейзаж.

– Что-то не так? – хриплым голосом спросила Ната и резко одернула платье. – Не хочешь здесь, пойдем на детскую площадку.

Она схватила его за руку и повела за собой, в глубину двора, где под кустами дикой смородины дети днем строили шалаш. Ната легла на ложе из терпко пахнувших веток, раздвинула ноги и поймав рукой галстук склонившегося над ней Алика, притянула его к себе.

– Ну же… Пока я не передумала…

***

БИОЛОГИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТАТИВ положил начало опытам. Теперь уже Верусе хотелось все постигнуть в разрезе, причем в самом прямом смысле этого слова. Она бесстрашно разрезала лягушек, рыб, головастиков. Дома же сама разделывала кур и уток, рассматривая их внутренности. Все, казалось бы, было понятным. Строение организмов, в конечном счете, было сходным у многих животных и птиц. И только одного не могла она понять: отчего бьется сердце? Она держала на ладони жесткий, упругий комочек плоти, липкий от крови, и искала источник энергии. Когда она спрашивала у Клары, почему бьется сердце, то слышала в ответ что-то такое неопределенное, что даже стыдно становилось за ее невежество. С другой стороны, ответа ведь не знал никто. Даже очень умный отец. «Наверно, это биение передается еще в утробе матери».

***

Веруся еще раз взглянула на подарок Алика и, спрятав скальпель уже до завтра в стол, вышла из комнаты и отправилась на поиски Наты. Не найдя ее в этом полусонном, послепраздничном хаосе, она заглянула к Кате и застала сестру в слезах.

– А где же Алик? – спросила, ничего не подозревая Веруся, и, не получив ответа, пошла на кухню. Там тетя Тамара с грустными глазами ела консервированные персики. Мама вытирала хрустальные фужеры. Обе, увидев Верусю, как по команде замолчали.

– Куда это все подевались? Где моя Люся? А Ната? Алик, папа?

– Прячутся от духоты, – отмахнулась тетя Тамара и предложила Верусе персик.

***

Глеб поднялся к Люсе. Она, дрожа от нетерпения, обвила его шею руками и прижалась своим ртом к его губам.

– Я только хотел тебя спросить, – Глеб старался говорить бесстрастно и едва сдерживался, чтобы не влепить этой молодой потаскухе пощечину, – какую роль в твоей жизни играет Вера.

– Она моя подруга, а что? – ничего не понимая ответила Люся и немного отстранилась от Глеба, чтобы увидеть выражение его лица.

– А то, что если я тебя еще хоть раз увижу в своем доме, то все расскажу твоим родителям. Согласен, мужчина устроен примитивно, но это не дает тебе права так вести себя. И еще: кроме секса между мужчиной и женщиной существуют отношения другого рода. Ты не можешь этого не знать. Но все же, желательно, когда ты ложишься под какого-нибудь мужчину, испытывать к нему хотя бы элементарную симпатию, я не говорю уже о более высоких и сильных чувствах.

Люся схватила его обеими руками за ворот и, приблизив его таким образом к своему лицу, проговорила, не помня себя от досады и злости:

– И это ВЫ мне говорите? Вы, который бегает в соседний дом к медсестре, чтобы сделать с ней то же самое, что собирались сделать со мной? Вы, который… Вы врете своей красивой жене, что у вас нет денег, потому что вы относите их в другую семью… Сколько у вас дочерей? Три? Или все-таки четыре? Зачем вы мне все это сейчас сказали? Хотите показать, что вы лучше меня, что такой чистенький? Или что я недостойна вас? Врете! Вы просто мучаетесь от своей же собственной слабости, вы хотите меня, как животное, но боитесь себе в этом признаться… Ну что вам стоило побыть со мной здесь каких-нибудь двадцать минут? – шептала она, задыхаясь от желания. – И вам было бы хорошо, и мне. Откуда в вас, интеллигентах, столько дерьма?

Глеб от неожиданности обмяк и присел на ступеньку. А ему-то казалось, что он осторожен. Ему стало не по себе. Он уже пожалел обо всем.

– Ты права. Я такое же животное, как и все мужчины. Даже если так, то пойми, мне не хотелось бы, чтобы

Вера набралась от тебя… сама знаешь, чего… Она еще девочка, я как отец, боюсь за нее, неужели непонятно? Не навязывай ей свой образ жизни, я тебя прошу.

– Я ей и не навязываю. Но она тоже живой человек, и мне непонятно, зачем вообще этот культ девственности. И чего это с ней все носятся как с писаной торбой! В жизни столько наслаждений, а вы, взрослые, страшные эгоисты. Вам, значит, все можно, а нам нельзя?

– Ты рассуждаешь как ребенок. Однако, я должен перед тобой извиниться?

– Боитесь?

– Боюсь.

Глеб еще не знал, как он будет жить дальше. Разговор с Люсей принимал неожиданный оборот: он попал от нее в зависимость.

– Не бойтесь. Я никому ничего не расскажу. Даже Вере. Мне это ни к чему. Но встречаться с ней нам запретить никто не сможет. Это просто невозможно.

– Ты, я вижу, неглупая девочка. Значит, на тебя можно положиться?

– Да. Если вы поцелуете меня.

– Но это все. Хорошо?

– Хорошо. – Люся одела трусики и подставила Глебу губы для поцелуя.

«Она права, – думал Глеб, раздвигая своим языком ее губы и плавая в каком-то горячем тумане – тысячу раз права. И черт меня дернул читать это моралитэ. Я осел. Старый осел».

Но уже на улице, пробираясь между кустами, короткой дорогой к Сашиному дому, он пришел в себя. "Идиот».

***

КЛАРА И ГЛЕБ легли поздно. Часам к одиннадцати только стали возвращаться гости. Сначала вернулся Банк, извинился, что заставил всех беспокоиться. Затем откуда-то появилась забытая всеми Люся. Заняв свое место за столом, она принялась доедать холодную индейку, затем попросила у Клары чаю с тортом. Услышав про чай, вышла из своей комнаты заплаканная Катя. На вопрос Клары, что произошло, она ответила, что у нее сильно разболелась голова. Алик нарочно сел подле нее и сидел весь остаток вечера, ухаживая за нею. Наталия пришла почти одновременно с Глебом, но, не показываясь гостям, заперлась в ванной. Наполнив ванну горячей водой, она забралась туда, вытянулась и закрыла глаза. Шок, вызванный звонком Снегирева, прошел. Голова работала на редкость ясно, тело было легким. На розовом кафеле пола лежало смятое, в зеленых пятнах платье, с которого еще сыпался желтый песок.

– Пойми, Снегирев, – сказала она, обращаясь к висевшей напротив смешной голубой мочалке в форме зайца, – только таким образом я могла освободиться от тебя. Я отдалась ему и нисколько не жалею об этом. Жаль, что ты не видел всего этого. Представь, детский шалаш, а в нем двое взрослых людей занимаются Бог знает чем. У Алика прекрасное тело. Наверно, теперь я буду отдаваться ему каждый день. А может и по нескольку раз в день. Жизнь продолжается. Так-то вот.»

Она появилась в гостиной розовая от горячей воды, в черных брюках и черной же, мужского фасона, рубашке. Влажные волосы завязаны на затылке узлом.

Банк, бросив на нее взгляд, почувствовал томление. Он уже знал, что встретится с ней завтра возле кинотеатра «Иллюзион» в десять часов утра и они отправятся искать квартиру.

***

Глеб, несколько обескураженный такими переменами в своей жизни, как присутствие постоянного чувства страха перед разоблачением, бросал осторожные взгляды на Люсю и думал о том, что же будет дальше. Ему в голову вдруг пришла совершенно дикая мысль о том, что взорвись сейчас Сашин дом, ему бы жилось намного легче. Представив себе эту кошмарную картину, он неожиданно для присутствующих застонал. Все посмотрели в его сторону.

***

Уже сквозь сон, Глеб, прижавшись в привычном движении к телу жены, услышал:

– Тебе не показалось, что сегодня вечером все были какие-то странные. Кроме старших Банков. Словно их всех, как диких животных, которых долгое время держали на привязи, неожиданно отпустили на свободу? Почему-то бросились, не сговариваясь, гулять на улицу…