Представьте 6 девочек - Лора Томпсон

В романе “Любовь в холодном климате” на свет появляется еще один ребенок, у красавицы Полли и ее отвратительного мужа. “Стоило младенцу глянуть на своего отца, как рассказывали Рэдлеты, и он тут же скапутился”. Мы смеемся в этом месте, и смех отчасти вызван шоком, но сама Нэнси не собирается никого шокировать, и ее ничто не шокировало. Безупречные манеры сочетаются в ней с полным пренебрежением к приличиям, и более всего приличия подрывает ее отказ от серьезности. Приехав в Перпиньян помогать беженцам из Испании (этот тяжелый и грустный труд она выполняла заботливо и эффективно), Нэнси не удержалась от шуточки: ждите, скоро и Юнити подоспеет. Ничего столь возмутительного в ее романы не проникало. Они все же не истина в чистом виде, а истина, превращенная в товар.

Особое свойство текстов Нэнси, их митфордианское качество заключается как раз в этой прямодушной легкости. Эта черта присуща всем сестрам, до некоторой степени и отцу семейства. Они оттачивали прямоту друг на друге, а порой апеллировали к галерке, как Джессика в “Достопочтенных и мятежниках”, но это и был естественный для них язык. Прекрасный пример – Диана. Ее вместе с Мосли подвергли аресту по подозрению в симпатии к врагу, и три года в Холлоуэе она переносила ужасные условия и нравственные страдания. Тем не менее, как она говорила мужу, “просыпаясь утром в одиночестве, по крайней мере чувствуешь себя единственной”. Эта шутка, рожденная страданием, легкость, свидетельствующая о неукротимом духе, а в первую очередь, полная естественность (Диана не пыталась изображать из себя шутницу, она говорила то, что думала) – безусловно митфордианские. Такова и вся их система семейных прозвищ, ставшая общим достоянием – Туддер (Том10), Торт (Королева-мать11), Бутсы (Сирил Конноли12), Джоан Гловер (фон Риббентроп13) и Декольте (президент Кеннеди14), – до такой степени общеизвестная, что грозит превратиться в нудятину (наскучить), но сами шутники в этом не виноваты. В романах Нэнси слегка откорректировала эти шутки, но главный голос в них – ее собственный15, митфордианский, то есть мы слышим особую, прямую, с широко раскрытыми глазами, полную игры воображения речь, невыносимую для одних, неотразимую для других, но всегда неподражаемую. Удивительное сочетание детскости и аристократичности. Порой эта речь чересчур экспрессивна (“Неча спорить!”, “О, ты так добра, сама доброта!”, “Она дииивная”), но долговечность ей придает ее проницательность, умение попасть прямо в яблочко. “Знаешь, быть консерватором намного спокойнее, – говорит Линда Рэдлет, ушедшая к коммунистам. – Правда, понимаешь, что это вовсе не хорошо. Но этому отводятся определенные часы – и все”.

А уж быть тем, к кому обращена митфордианская речь, – чистейшее наслаждение. “Да ведь вы умница!” – похвалила меня Дебора, стоило мне всего лишь припомнить кличку одной из скаковых лошадей ее мужа. “Мисс Томпсон и умна, и мила”, – рекомендовала меня Диана пожилому джентльмену, присоединившемуся к нам в Париже за чаем. Меня они покорили, но это случалось с каждым, кому довелось познакомиться с ними (у Дианы и Карл Маркс ел бы с рук). Их манера говорить была лишь внешним выражением их шарма, и в том-то вся суть: сколько ни анализируй, сколько ни разбирай на компоненты феномен “девочек Митфорд” – ушестеренное влияние, происхождение и воспитание, эпоху, умение подать себя, силу духа, юмор, – всегда остается главный, всепроникающий элемент обаяния. И этим они тоже могли довести до исступления, но загадка их очарования неуничтожима.

Сам факт, что сестры Митфорд обладали неотразимым шармом, тоже не уникален. Многие в этом круге знали, как очаровать собеседника, – этим искусством владели и Диана Купер, и лорд Бернере, и сэр Гарольд Эктон и, на более зловещий лад, Вайолет Хаммерсли. Это естественное качество высшего класса, имевшего достаточно досуга, чтобы плести свою эфемерную паутину, и достаточно уверенности в себе, чтобы преодолевать сопротивление. “Сливочный английский шарм”, как выразился Ивлин Во, увековечивший его в “Возвращении в Брайдсхед”, потоками изливался в общество, и умиротворяя и отравляя его.

Но очарование Митфордов, которое, при всей своей высокогорной прохладе, обладало существенным свойством облегчать жизнь, было шармом с большой буквы. И шарм этот был вполне осознанным, особенно с тех пор, как Нэнси его возвела в миф. Митфорды использовали свое очарование как прием, как часть игры, в которую приглашали и тех, кого они очаровывали, и именно благодаря осознанности и самоиронии их очарование не рассыпалось в прах.

Шарм “девочек Митфорд” как целого в значительной степени – творение Нэнси. Но ведь существуют и реальные шесть сестер, шесть женщин, каждая из которых была на свой лад, безусловно, очаровательна, однако в них намешано и многое другое. В особенности странным кажется даже упоминать шарм, когда речь идет о Юнити. И это, пожалуй, самый поразительный аспект в совокупном митфордианском образе: этот образ услаждает, он завораживает – и в то же время включает в себя так много вовсе не очаровательного. Или это снова действие шарма, которое вынуждает закрывать глаза на иные, смертоносные симпатии девочек Митфорд?

Если б не мифологизаторский талант Нэнси, по отдельности каждая из шести биографий (за исключением разве что Памелы) была бы увлекательна, однако благодаря Нэнси, сумевшей вывести на рынок себя, свою семью и свой класс, до сих пор сохраняется интерес ко всей полудюжине как единой “упаковке”. Как сейчас сказали бы, сестры были “символами”. Соберите воедино Одри Хепберн в роли Холли Голайтли, Пэтти Херст в пору Симбионистской армии освобождения, девушек в жемчугах из “провинциального романа”, пирующих в полночь учениц частной школы из повестей Энид Блайтон и юных улыбчивых богинь с мраморного фриза. Их значение выходит за пределы реалий современной им эпохи и становится символическим – так ныне происходит почти со всем.

Им воздают честь тематические модные съемки (твид, маленькие шляпки, элегантные сапоги, походные посохи) и блоги (“Божественная Дебо” – вполне характерный заголовок для постов такого рода). Недавно вышла книга “Руководство по жизни от девочек Митфорд”. Вполне можно было бы водить экскурсии по разнообразным местам их обитания (Свинбрук, Чэтсуорт, тюрьма Холлоуэй). Они постоянно упоминаются в поп-культуре. Знаменитое детство Кейтлин Моран – где восемь детей-самоучек носились по социальному жилью в Вулвергемптоне – выглядит как пролетарская вариация на тему девочек Митфорд. С другой стороны, сестры были объектами сатиры, и современники-комедиографы состязались в остроумии на их счет. В шоу Би-би-си-2 “Люди Беллами”16 две актрисы, состарившиеся копии Джессики и Дианы, сидят в гостиной под портретами Сталина и Гитлера и они великолепно воспроизводят “лепет” Митфордов: “Сталин, он был ужасно привлекательный. Эти замечательные мужицкие усы… до невозможности сексуально!” – “Фуффи – о, я звала фюрера Фуффи, милый мой Фуффи, – его так неправильно поняли…” Нельзя сказать, чтобы эти шутки свидетельствовали о сильной любви к “девочкам Митфорд”, но ведь “девочки” и не внушали к себе любовь: понятно, что они вовсе не белые и пушистые. Шутка в первую очередь адресована нам, тем, кто восхищается поклонницами смертоносных идеологий.

Это ведь и правда извращение. Общество ныне погружается в нирвану неосуждения, и если что осталось безусловно неприемлемым, то именно те понятия, которые символизирует имя Митфордов. И тем не менее – соблазнительный образ. Как это вышло?

Возможно, перед нами разновидность синдрома “Аббатства Даунтон”: люди ищут комфорта в веке иерархий, предрассудков, определенности – иными словами, в аристократическом прошлом. Ныне принадлежность к высшему классу может обрушить вам на голову гнев небесный, учиться в частной школе – “хуже убийства”, как отзывалась Линда Рэдлет о неведомых грехах Оскара Уайльда; говорить со “стандартным английским” произношением или завести лабрадора – значит навлечь на себя обвинение в элитарности, но стильность сохраняет свой таинственный флер, и воплощением ее остаются сестры Митфорд. В романе “В поисках любви” Нэнси воссоздает этот мир с уютной, приветливой легкостью и все же огораживает его незримыми барьерами. И читатель пленен – пленен не только юмором и шармом. Нам нравится то, что описывает Нэнси, мы бы рады освободиться и возненавидеть этот мир, и все же мы в большинстве своем не хотим, чтобы он исчез. Что мы будем делать без высших классов? Мы собьемся с пути. Лишь бы представитель высшего класса вел себя желательно в соответствии со статусом, озорно посмеиваясь над собственной эксцентричностью, – и эгалитарная Британия его извинит.

Митфорды, достаточно склонные к популизму, не забывающие про галерку, прекрасно умели подавать свой класс для всех классов. Дебора охотно высмеивала свой акцент: “Смешно. Такое глупство. А здесь [в Дербишире] звучит даже еще глупее”17. “Высший класс – такая скука, словами не передать”, – заявит она из цитадели Чэтсуорта. Эта свобода ума и насмешка над собой – типичное митфордианство, другой вопрос, насколько они глубоки. В письмах Дебора пренебрежительно отзывается о симпатии Джессики и ее семейства к левому крылу (“Боюсь, Чэтсуорт покажется им недостаточно прогрессивным”). Представителя среднего класса за подобные замечания разорвали бы в клочья, но “удивительно стильной”18 Деборе все сходило с рук. Ее автобиография “Подождите меня!” откровенно выражает недовольство новыми лейбористами и в типичном для сельской дамы стиле расправляется с Айвором Новелло, который, гостя у нее в Девоншире, посмел назвать ее рабочего уиппета “славным бежевым мохнатиком” (Нэнси вполне могла выразиться в таком же стиле, но Дебора этого категорически не одобряла). С другой стороны, Диана лично была лишена каких-либо признаков снобизма и искренне смеялась, прислушиваясь к своему “вычурному”, как она считала, голосу в телевизоре19. Но это в частной жизни, а когда бралась за перо, то проявляла внезапное и точное понимание, кто есть кто. “Леди Сибил Коулфакс не может существовать в реальности”20 – типичное доя нее замечание в книжном обзоре. В опубликованном дневнике Дианы приводятся слова лорда Стратмора: дескать, будь у него ружье, он бы застрелил другого пэра за невежливый отзыв о королеве. “До чего же мы докатились, если у шотландского землевладельца в августе не оказалось под рукой ружья?”21