Постучи в мое окно - Анатолий Костецкий

— Запускай! — скомандовал Сергей, и я посадил Гриню на мартовский подтаявший снег.

То ли свежий воздух подействовал на него, или снег с непривычки обжег ему лапки, только Гриня вскрикнул, взмахнул крыльями — и помчался через наши головы!

Мы аж онемели. А когда поняли, что случилось, помчались с диким визгом за ним. Да разве догонишь молодого сильного грача, откормленного на домашних харчах?!

Гриня летел, как метеор. Через мгновение он исчез за углом дома.

— О-ох! — выдохнули мы одновременно и застыли на месте.

Но через несколько минут из-за противоположного угла появился — кто бы вы думали? Точно! Наш Гриня!

Он долетел до моего подъезда и уселся на бетонный козырек над входом.

Когда мы подбежали к двери, Гриня преспокойно, словно ничего и не случилось, чистил свои перья и гордо поглядывал на нас.

— Ну и дал! — восторженно воскликнул Славик.

— Высший пилотаж! — закричал Витька. И мы трижды крикнули Грине «ура».

А Гриня наслаждался славой и, казалось, не думал спускаться.

— Гриня, — позвал я ласково, — а иди-ка сюда!

Никакого внимания.

— Гриня, любименький! — взмолилась Витуня. — Будь хорошим, иди к нам.

То же самое…

Мы звали его на все голоса. Каких только слов мы не придумывали! И зря. На Гриню ничто не действовало. Он только косился сверху на нас. Еще бы, целая куча людей танцует перед ним!

— Ну вот что! — решительно сказал Славик. — Сейчас я тебя, разбойника, достану. Не Гриня ты, а настоящий Буцефал! А ну, ребята, — обратился он к нам, — станьте двое рядом, а я взберусь вам на плечи.

Дальше объяснять не было необходимости. Мы прекрасно поняли план Славки.

— Но ведь он может убежать! — испугалась Витуня.

— Молчи, — оборвал ее шепотом Сергей, — потому что услышит. Лучше ходи вокруг и говори с ним, чтобы ничего не подозревал.

— А о чем? — поинтересовалась Витуня.

— О чем хочешь. Сказку расскажи.

— Какую?

— Вот неумеха! — вскипел Сергей. — Да хоть «Плескачика».

— Я знаю только в стихах…

— Это то, что надо! — встрял Витька, потому что Сергей вот-вот закричал бы. А кричать нельзя, Гриня испугается.

— Хорошо, — согласилась наконец Витуня и начала:

Как-то говорит дед бабушке:— Разожги огонь в печии для нашей Анечкиты плескачика испеки…

Она прохаживалась перед подъездом и громко декламировала. А Гриня сидел на самом краешке козырька и внимательно слушал.

В это время я и Сергей стали спина к спине, Витька подсадил Славика, а тот ловко вскочил нам на плечи. Но… до козырька не дотянулся.

— Становитесь на цыпочки! — прошипел Витька, который руководил операцией. — Не достает!

Мы, кряхтя, потому что Славик таки весил немало, встали на цыпочки.

— Есть! — послышался Витькин радостный шепот.

Мы глянули вверх и увидели, как Слава ловко подтянулся и молниеносно перебросил тело на козырек. Еще какое-то мгновение — и Гриня был у него в руках!

— Славе — слава! — закричали мы. — Да здравствует лучший гимнаст в мире!

И только тут я вдруг заметил, что из-за угла дома за нами все время, пока мы доставали Гриню, следил какой-то парень. Я видел его несколько раз и до этого — он, видимо, жил в соседнем доме, поэтому решил позвать его к нам. Но он вдруг словно ошпаренный дернулся и так удрал — аж пятки засверкали!

«Так это же он, — сразу догадался я, — бывший хозяин Грини!.. Ишь, как помчался! Стыдно стало, что выгнал бедного птаха из дома!»

Я хотел было бросить ему вдогонку несколько «горячих» словечек, и меня сбил Славка.

— Вот что такое гимнастика! — гордо сказал он, когда спустился. Рекомендую всем: лучший вид спорта!

Мы дружно согласились и сразу же решили вместе записаться на гимнастику.

— А девушек берут? — забеспокоилась Витуня.

— Возьмут, — успокоил ее Славик. — Я за тебя попрошу.

Мы еще поговорили о Грине, о Славином подвиге и о пользе гимнастики и разошлись по домам, уроки учить. Приближались весенние каникулы, и нам не хотелось портить оценки за четверть.

Каникулы — это хорошо, но…

Третью четверть я закончил почти на «отлично». Почему почти? Потому что по пению и рисованию у меня были четверки.

С пением ясно. Голоса и слуха у меня никогда не было. «Вылитый папа!» — говорила мама, когда мы с ним «давали концерт», то есть пели дуэтом и натирали пол.

А с рисованием произошла неприятность.

В конце четверти нам задали нарисовать стакан с чаем. Рисовать я люблю, поэтому сразу засел за рисунок. Чтобы все было по-настоящему, как в жизни, налил в стакан чаю и поставил его перед собой.

Когда я уже раскрасил свой рисунок, пришел Славка.

— Рисуешь? — поинтересовался он.

— Рисую, — ответил я. — Уже кончаю.

— А у меня не получается.

— Почему? — удивился я.

— И знаешь, — пожаловался Слава, — сначала я нарисовал, а потом подумал: чай рисовать с сахаром или без? Спросил у мамы. Она сказала с сахаром, разве это чай без сахара! Я и начал снова, и ничего не получилось.

— Да неужели? — улыбнулся я.

— А ты сам попробуй! — рассердился Славик и ушел.

А я сел за стол и начал думать: как же действительно нарисовать чай, чтобы видно было, что он с сахаром? Но ничего не придумал. Тогда я просто написал на рисунке: «Этот чай — с сахаром!»

— Почепцов! — вызвал меня на следующий день Николай Александрович, учитель рисования. — Это что за шутки? — и он ткнул мне мой рисунок.

— Это не шутки, а «Чай с сахаром», — сказал я.

— А где видно, что он с сахаром?

— Так я же написал!

— Я вижу, что написал, но ведь у нас урок рисования! Поэтому надо не писать, а рисовать! — возмутился учитель и влепил мне трояк. В результате — четверка в табеле.

И если не учитывать это, все было не так и плохо. Мама радовалась и удивлялась, почему я вдруг стал почти отличником. А папа даже произнес речь — о положительном влиянии домашних животных на учебный процесс.

А на следующий день…

А на следующий день папа рано прибежал с работы и весело сообщил, что его посылают в командировку в Чернигов. Мама ужасно обрадовалась и сразу решила, что мы поедем все вместе. Я не буду по улицам шататься, да и в Чернигове живет папина мама, моя бабушка, которой мы давно не видели. Поэтому мы погостим у бабушки и Чернигов осмотрим.

Идея была замечательной, если бы не… Гриня! Взять его с собой невозможно. Не бросать же на произвол судьбы!

— Это не проблема! — сказал папа. — Договорись с ребятами. Думаю, они помогут…

Славик и действительно радушно согласился взять Гриню к себе на время каникул.

— Только смотри, — предупредил я, — не выпускай его больше! И кормить не забывай.

— Все будет нормально! — поклялся Славка. — Езжай и не переживай.

И я поехал.

Почти всю дорогу до Чернигова я думал о Грине. «Бедняга, — думал я, — как он без меня? Хорошо ли ему? Или не голодает?»

В Чернигове у нас было столько дел, что я, честно говоря, даже иногда забывал про Гриню. И каникулы пролетели быстро, папина командировка — тоже, и мы поехали домой. И снова всю дорогу, уже в Киев, я думал только о нем.

Только мы помылись с дороги и распаковали чемоданчики с гостинцами, как я помчался к Славе.

Постучи в мое окно!

Славик встретил меня почему-то не очень радостно.

— Вернулся, путешественник, — пробормотал он вместо приветствия.

— Вернулся! А чего ты стал такой гордый?

— Какой там гордый! — отмахнулся Славик. — С Гриней что-то не то…

— Как не то?! — испугался я. — Что с ним? Говори! Где он?

— Успокойся, вон он в коробке. Где же ему быть! Но, знаешь, как только ты уехал, Гриня ужасно загрустил. Наверное, по тебе.

— Где коробка? — перебил я Славика.

— Вон в углу…

Я побежал к коробке и заглянул в нее. Гриня неподвижно сидел в уголке, нахохлившийся и очень печальный.

— Гриня, — позвал я тихонько, — я приехал. Привет!

Он только искоса посмотрел на меня.

— Ты не узнал меня? Это я, твой хозяин!

Гриня даже не шелохнулся. Перед ним стояла тарелка почти на всю коробку. Видно было, что Гриня и не касался еды.

— Не ест? — спросил я Славика.

— Не ест…

— А зачем такая здоровенная тарелка! — набросился я на него, потому что не знал, что и сказать.

— Не приставай к тарелке! — огрызнулся Славик. — Тарелка в самый раз. Это Гриня маловат для нее.

Я взял коробку, отдал Славке тарелку и поблагодарил.

— Э, чего там! — бросил Славик, и глаза у него стали грустными, как у Грини.

Мы попрощались, и я понес Гриню домой.

Дома я все рассказал папе.

— Ничего, — успокоил папа, — иди ложись, все будет хорошо!