И пусть даже одержимые злом - Эд Макбейн

— Что это ты делаешь? — спросила Пенни.

— Тш-ш-ш, — прошипел он. — Ты прикасалась здесь к чему-нибудь?

— Нет. Кто-нибудь умер?

Он взглянул на нее, удивившись на мгновение, затем, вспомнив советы по воспитанию детей, которые давали по телевидению, ответил:

— Да, умер.

Пенни вскинула голову:

— Кто?

— Та женщина, к которой мы приехали. Пойдем отсюда.

Он открыл застекленную дверь, выпустил Пенни и опять вытер дверную ручку. Когда они выезжали на главную дорогу, он подумал, не оставят ли следов на утрамбованном песке колеса их автомобиля.

Глава пятая

У дома их поджидала блондинка.

Она сидела на верхней ступеньке крыльца и курила сигарету. На ней были свободная юбка и жилетка, ноги небрежно скрещены — слишком небрежно. Она взглянула на подъехавший «плимут», но продолжала сидеть, положив ногу на ногу, и, казалось, не обращала никакого внимания на то, что ветер вытворяет с ее юбкой. Она все так же лениво курила, не отводя глаз от Зака, пока он выходил из машины и огибал ее, чтобы открыть дверцу Пенни. Затем она бросила сигарету на песок и вытянула обутую в босоножку ногу, чтобы затоптать окурок, ветер подхватил юбку, задрал ее так, что показалось длинное гладкое золотистое бедро.

— Привет, — сказала она глубоким хрипловатым голосом. — А я вот вас поджидаю.

Зак и Пенни подошли к ступеням крыльца.

— Правда? — небрежно бросил Зак.

— Закария Блейк — это ведь вы, не так ли? — улыбнулась она. Лицо ее было очень загорелым, улыбка широкой и белозубой. Ее глаза казались ярко-голубыми на фоне загара. Когда она улыбалась, в уголках глаз собирались крохотные морщинки. Зак сопоставил голос, лицо, тело вполне уже зрелой женщины и пришел к выводу, что ей, должно быть, года тридцать четыре или около того.

— Закария Блейк — это я, — ответил он. — Вы явились выселять меня из дома?

— Что? — она взглянула на него с откровенным недоумением.

— Это я так, не обращайте внимания. Чем могу служить, мисс?

— Мэрфи. Инид Мэрфи. Друзья на вечеринках зовут меня «Брайди», но это уже не смешно.

— Что ж, здравствуйте, — вежливо произнес Зак. — Это моя дочь, Пенни.

— Привет, — сказала Пенни.

— Привет, — кивнула ей Инид.

— Вы так и не ответили мне.

— Я из «Уайнъярд-Газетт», — пояснила Инид. — Это местная газета. Но я не постоянный сотрудник. Пишу время от времени для них заметки летом.

— Ну и?..

— Ну и стараюсь разыскать каких-нибудь знаменитостей, прежде чем меня не опередит центральная пресса.

— А я тут при чем?

— А вы и есть знаменитость.

— Я?

— Именно вы.

— Это для меня новость, — изумился Зак.

— Не такая уж и новость. Мы тоже в Массачусетсе, знаете ли, принимаем передачи компании «Резеньяк». Толпы народа здесь не садятся за стол без сладкоголосого Закария Блейка.

— Судя по вашему голосу, вам не очень-то нравятся мои передачи.

— Я их никогда не слушаю, — ответила Инид. — Мне пойти и встать в угол?

— Вы постоянно живете здесь, на острове? — спросил он.

— Нет. Я из Бостона.

— А здесь на лето?

— А здесь на лето, — подтвердила она.

— Чем же вы занимаетесь, когда не охотитесь за знаменитостями?

— Купаюсь. Загораю. Пью коктейли.

— Я имею в виду — в Бостоне.

— Я — свободный художник. Пишу статьи для женских журналов.

— Весьма похвально, — одобрил Зак.

— Судя по вашему голосу, вам не очень-то нравятся журналы для женщин.

— Я никогда их не читаю. Мне пойти и встать в угол?

Инид улыбнулась:

— Так вы согласны на интервью?

— А вам за это заплатят?

— Разумеется.

— Тогда согласен. Я дам вам интервью и что-нибудь выпить. Не могу же я лишать человека честного заработка.

Они направились в дом, а Пенни спросила:

— Можно мне пойти на пляж, папа?

— Только не купаться.

— Нет, буду собирать раковины.

— Тогда конечно.

— А можно взять с собой томагавк?

— Конечно.

— Спасибо, пап, — она поцеловала его и повернулась к Инид: — Очень приятно было с вами познакомиться, мисс Мэрфи. — Она выбежала из дома через заднюю террасу по ступенькам к пляжу.

— Она очаровательна, — заметила Инид.

— Благодарю.

— А ваша жена тоже с вами?

— Она умерла, — просто ответил Зак.

— О, простите…

В комнате на мгновение воцарилась тишина.

— Что будете пить? — спросил Зак. — У меня только водка.

— Что ж, выпью водки, — согласилась Инид. — Со льдом, пожалуйста.

Пока он готовил напитки, она стояла рядом.

— Итак, что мы имеем, — Инид достала блокнот и ручку. — Темные волосы, карие глаза, волевой подбородок. Я думаю, можно сказать так: «привлекательный и мужественный Закария Блейк». Годится?

Зак пожал плечами.

— Какой у вас рост, мистер Блейк?

— Пять футов и одиннадцать с половиной дюймов.

— Напишем шесть футов. Так звучит романтичнее.

— Это пойдет в женские журналы или только для местной прессы?

Инид рассмеялась. Смех ее оказался мягким и глубоким, и на мгновение он напомнил ему смех другой женщины, смех из прошлого, но он, сделав усилие, заглушил в себе воспоминание.

— Сколько вам лет, мистер Блейк?

— Тридцать шесть.

— Мне тридцать три. Где вы родились?

— В Бронксе.

— Матч «Бостон» — «Бронкс», — заметила она, перестала писать и изучающе посмотрела на него. От этого пристального взгляда ему стало немного не по себе. Он протянул ей бокал.

— Не выйти ли нам на террасу? — предложил Зак. — Там было бы удобней.

— Давайте.

Они сели лицом к океану. Ступени спускались от дома прямо в кустарник, поэтому пляжа с веранды видно не было. Но до них доносился отдаленный шум волн, ударяющихся о пирс, монотонный гул колокольного боя и дикие вопли чаек в небе.

— А вон там маяк Гей-Хэда, — сказала она.

— Ум-м…

— Вы слышали о женщине-индианке?

Зак ощутил внезапное напряжение. Стараясь казаться спокойным, он спросил:

— О какой такой индианке?

— О той, что торговала подлинными сувенирами из Гей-Хэда, сделанными в Бруклине?

— О, нет, — он провел рукой по губам и отхлебнул из бокала.

— Мне это показалось забавным, — Инид пожала плечами. — Как долго вы работаете на радио, мистер Блейк?

— Двенадцать лет.

— Справедливы ли слухи, что ваша кандидатура намечалась на место Эда Лиггета в его шоу в прошлом году?

— Да, верно.

— Что же случилось?

— Умерла моя жена, и у меня пропало желание вести это шоу.

Опять стало тихо. Инид отпила из бокала.

— А как она умерла?

— Это для вашей газеты? — ответил Зак вопросом на вопрос.

— Нет, это для меня. Хотя вы можете и не говорить об этом.

— Она утонула, — произнес Зак.

— Где?

Кивком головы он указал в сторону побережья:

— Как раз вон там.

— Вы были с ней?

— Нет. Я был здесь, в доме. Перепечатывал на машинке текст своей прощальной передачи по просьбе «Резеньяка». Предполагалось, что по возвращении из отпуска я займу место Эда Лиггета в том телешоу. В «Резеньяке» полагали, что было бы неплохо сделать прощальный выпуск вместо обычного обзора новостей в тот вечер, когда я оставлю радио. Я как раз работал над текстом передачи, когда Мэри… когда моя жена утонула.

— И этим летом вы вернулись сюда опять? — спросила Инид.

— Да.

— Почему?

Зак не ответил.

— Вы уже справляетесь с этим, — произнесла вдруг Инид.

— Что? Как вы сказали?

— Я сказала, вы уже справляетесь с этим. Мой муж был морским лоцманом. Мы были женаты два года, когда он погиб. Его застрелили, — она умолкла и сделала еще один глоток: — Для этого необходимо время. Но вы уже справляетесь со своей болью. Невозможно постоянно жить прошлым, мистер Блейк.

— Благодарю вас.

— Простите, если я была слишком откровенна.

— Не слишком.

— Интервью окончено?

— Если только у вас нет больше вопросов.

— Есть еще один.

— Какой же?

Инид Мэрфи поставила бокал:

— Что вы делаете сегодня вечером, мистер Блейк?

Зак внимательно посмотрел на нее:

— Вы говорите совсем как Веселая Вдова.

— Неужели?

— Правда.

— Это не очень-то любезно с вашей стороны, мистер Блейк. Забудьте мои слова. — Поднявшись, она направилась к двери. — Спасибо за интервью. Я пришлю вам оттиск статьи.

Он поспешно поднялся с кресла.

— Подождите! — он невольно протянул к ней руку, затем опустил. Инид остановилась на пороге, полуобернувшись. Ее голубые глаза смотрели очень серьезно. Ветер плотно прижал ее юбку к бедрам, и она придержала ее рукой с зажатым в ней небольшим черным блокнотом.

— Да?

— Простите мне мою грубость. Сегодня вечером я свободен. — Он вдруг почувствовал себя предателем по отношению к памяти, предателем по отношению к причине, которая привела его сюда. Но в глазах этой женщины сквозила с трудом сдерживаемая боль, и ему не хотелось обижать ее.