Ринг - Н. Леонов

— Хватит думать, Исаков. Давай лучше чайку попьем. Они пошли на кухню пить чай, и Исаков неожиданно вспомнил фразу тренера. Иваныч сказал: «Заявись, заявись! Вот бы зрелище получилось! Все старики сбежались бы!»

На следующий день вышел из отпуска Федор Владимирович Попов. Подполковник пятидесяти четырех лет от роду, он работал в уголовном розыске с первых дней войны. Внешностью он обладал незаурядной. Круглая голова плотно сидела на широких сутулых плечах, ноги были коротковаты для массивного торса, зато руки с тяжелыми кистями были длины более чем достаточной.

Войдя к Исакову в кабинет, он протянул руку.

— Здравствуй, Петр. Вернулся. Слышал, боксера ловим? Ну-ну, — не ожидая ответа, Попов тяжело повернулся, хитро глянул на сидевшего за соседним столом Виктора. — Где Мягков? — Он вынул из кармана пачку писем. — Из канцелярии передали.

Виктор понимающе улыбнулся.

— Париж, Нью-Йорк, Лондон? — он взял у Попова письма в и сильно засаленных конвертах, некоторые сложены треугольником.

— Ты заимей такую почту, парень, — Попов говорил Виктору, а смотрел на Исакова. — Верно, Петр?

Исаков не ответил. Он подождал, пока Попов выйдет, перебросил через стол Виктору список старых боксеров, который они составили с тренером, и почувствовал себя предателем. Не все здесь были его друзьями, он даже не всех помнил как следует, но это были, конечно, честные ребята. Проверять их, не верить... Где-то подсознательно не хотелось, чтобы работа Виктора оказалась удачной. Исаков предупредил, что нужны только фотографии, ничего больше.

Виктор выполнил задание к вечеру.

Переснятые в паспортном столе, увеличенные до портретного формата, фотографии были не особенно четкие. Ефрейтор внимательно разглядывал каждую и уверенно откладывал в сторону. Солдат Костюк сидел здесь же, в кабинете. Следили за ефрейтором и Исаков с Мягковым. Исаков напрягался, облегченно вздыхал, когда очередная фотография откладывалась в сторону. Наконец последний снимок был отложен, ефрейтор вытянулся и сказал:

— Никак нет, товарищ подполковник.

Исаков просмотрел еще раз список, улыбнулся, разорвал, бросил в корзину. Мягков одернул и без того безукоризненно сидевший, пиджак, несколько удивленно взглянул на товарища. Пауза затягивалась. Мягков взял пачку фотографий, щелкнул ею, словно колодой игральных карт, разбросал по столу, снова собрал, усмехнувшись, сказал:

— Попробуем иначе, ребята. Костюк, выйдите в коридор. Петров, останьтесь.

Когда солдат вышел, Мягков протянул фотографии ефрейтору.

— Выберите среди этих людей человека, который, по вашему мнению, наиболее похож на преступника.

Исаков понял идею товарища, молча наблюдал за происходящим.

Солдаты, меняясь местами, по очереди выбрали по одному снимку. Ужас был не в том, что они отложили разные карточки, а в том, что, когда Мягков положил две фотографии рядом, стало совершенно очевидно: «опознанные» даже отдаленно не походили друг на друга.

Солдаты растерянно смотрели на дело рук своих, начали было спорить, каждый пытался доказать свою правоту. Мягков их прервал и отпустил.

Оставшись вдвоем, Мягков и Исаков молчали, без слов было ясно, что свидетелей, способных опознать преступника, у них нет. Теперь, даже если удастся каким-то чудом найти убийцу, доказывать его вину будет неимоверно трудно, если вообще возможно.

И все же Исаков решил обойти с солдатами спортивные залы, где тренируются боксеры, вдруг, увидев убийцу, ребята вспомнят. Мягков возражал, доказывая, что проверять действующих боксеров абсолютно бессмысленно, ведь солдаты дружно утверждали, что преступнику около сорока.

Исаков был упрям, с переодетыми в штатские костюмы солдатами пошел из зала в зал, с одной тренировки боксеров на другую. Здороваясь с ветеранами, он не очень уверенно объяснял, что заглянул по старинке, «на огонек», приглядывался к окружающим, покидая зал, ничего не спрашивал у солдат, которые наблюдали тренировку либо с балкона, либо толкались в дверях среди других любопытных.

Так они шли из зала в зал, с одной тренировки на другую. Исаков встречал знакомых везде, солдаты «знакомого» не встречали.

Официально рабочий день в МУРе начинался в девять сорок пять, с оперативного совещания. Проводит его либо начальник управления, либо сотрудники расходятся по кабинетам начальников отделов. Но, так как инспекторский состав работает в различное время суток, существует обычай — встречаться в половине десятого в коридорах, иначе с приятелем из соседнего кабинета можно не поговорить и неделю, и две.

Мягков, как всегда элегантный, в нагрудном кармане пиджака платочек в цвет галстука, тоже стоял у дверей кабинета и рассеянно улыбался. Молодой рослый инспектор воинственно наступал на Мягкова и говорил:

— Что мне прикажете делать, Игорь Николаевич?

Мягков ладонью отстранил воинственно настроенного товарища, вновь улыбнулся, пожал плечами.

— Не хочет бандюга разговаривать. Словно я его на блины пригласил. Отведи меня к Игорю Николаевичу. С ним хочу говорить, а с тобой не буду.

Мягков считался мастером допросов, умеющим разговорить самого замкнутого преступника, наладить с любым человеком личный контакт. У него была самая обширная почта, ему писали и из зоны, и после освобождения, «крестники» не забывали его, порой, вторично арестованные, они отказывались давать показания, просили отвести к Игорю Николаевичу. Тот факт, что они называли его исключительно по имени-отчеству и никогда — «гражданин начальник», свидетельствовал о признании за Мягковым права допрашивать их.

— Кучеренко? — Мягков задумался, улыбнулся, вновь пожал плечами. — А он все с Зинаидой живет? Красивая женщина. Близнята его, наверное, уже в школу ходят?

— У этого бандюги семья есть? — удивился собеседник Мягкова. — А мне врал, что одинокий.

Улыбка на лице Мягкова пропала, он взглянул на товарища внимательно.

— У Кучеренко есть семья. А вот у тебя, Василий, что есть? Заладил: бандюга, бандюга. Кучеренко — парень неплохой.

— У вас они все хорошие. Сюсюкаете, они и рады свои сложные души выворачивать, — инспектор насупился и отошел. — Ладно, один справлюсь.

— Ну, ну, — Мягков отвернулся.

Перед началом оперативки начальник вызвал Исакова.

— Петр Алексеевич, дело по инкассатору передали в прокуратуру города.

Исаков не ответил.

До оперативки оставалось всего несколько минут, но полковник не отпустил Исакова. Он снял свои профессорские очки и, похлопывая ими по ладони, неторопливо заговорил:

— Я не хочу тебя ругать, Петр, при всем отделе. Авторитет ты свой заслужил, его надо беречь, тем не менее... Ножевое ранение в Филях, изнасилование в Измайлове. Нападение на водителя такси... Теперь убийство инкассатора.

Исаков молчал. Полковник говорил правду, все так и было, но ведь знает же Николай Иванович, что все работают, стараются. Пройдет время, будет результат.

— Выправимся, Николай Иванович, — ответил он сухо.

— Я это уже слышал, — излишне резко сказал Хромов. Хотел посмотреть на подчиненного строго, но, как у многих близоруких людей, глаза полковника были по-детски наивны и беззащитны. Он это знал, быстро надел очки, словно вооружился, снова снял их и уже мягче продолжал: — Я верю в тебя, Петр. Ты человек способный, талантливый, можно сказать. — Исаков пожал плечами, как бы говоря — это уже совсем ни к чему.

— Взять у тебя одно дело? — спросил полковник и тут же стал придумывать, кому это дело можно сейчас передать, кто наименее загружен?

— Мы справимся, — Исаков хотел поблагодарить, но вместо этого посмотрел враждебно.

Дверь открылась. Хромов сердито махнул рукой, и она мгновенно захлопнулась. Полковник чуть было не сказал: идите, но сдержался, подошел к Петру вплотную.

— Валов молод еще? Может, я не прав, что взял его в отдел? Поторопился? Давай исправим, ты скажи. Что молчишь? С Мягковым ладишь? Ты ведь под его началом служил, может...

Исаков не выносил разговора «по душам», чуть отодвинулся, резко сказал:

— Все нормально, товарищ полковник. Справимся.

Очень хотелось сказать короткое слово «дурак», но полковник сдержался.

Что же, раз ты такой сильный, то с тебя и спросить не грех. Хромов оглядел Исакова с ног до головы, словно еще раз прикидывая.

— Я слышал, в футболе бывают матчи ветеранов, — медленно проговорил он, заметил, как напрягся Исаков. — На них, наверное, специфическая публика ходит.

— Что вы имеете в виду, товарищ полковник?

— Подумай, ты же олимпийский чемпион. Убийца твой коллега. И помни, голубчик, я тобой недоволен, — полковник уже спокойно надел очки, голос его утерял отцовскую интимность: — Человек взрослый, сам понимаешь. Твоя группа тянет вниз весь отдел.

Исаков ждал прихода Федякиной. Однако стук в дверь заставил его врасплох.