Месть пожирает звезды - Владислав Выставной

Полковник раскрыл папку.

– Вот: Хосе и Рафаэль. Ну, просто не разлей вода, какие друзья-товарищи! Данные статистики показывают, что за последний год ни разу, повторяю – ни разу – вы не присутствовали на совместных армейских вечеринках порознь. То есть, всегда – только втроем. Либо втроем же и игнорировали подобные мероприятия. Странно, что именно в этот день стройный статистический ряд был нарушен, не правда ли?

«Вот это да! – поразился Энрико. – Неужели у чертовой контрразведки и такая статистика есть? Это что же получается – тотальная ежедневная слежка?!»

– Далее. Ну, допустим, это случайность. В конце-концов, и не такие случайности бывают в армейской практике. Настораживает другое: вот запись радиопереговоров вашей группировки за минуту до взрыва. Ваш командир возмущен тем, что вы покидаете район расследования. Более того – вы игнорируете приказ остановиться! Вы даже не отвечаете командиру! Хотя переговорное устройство у вас в порядке – мы проверили. И вы убегаете! Именно в этот момент. Зачем? Чтобы спасти собственную шкуру? Отвечайте – вы знали о готовящемся взрыве?!

Линии на мониторе «полиграфа» прыгали, как безумные. Энрико задыхался от собственного бессилия.

Он не мог… Он не хотел впутывать в эту грязь Агнессу…

Да пусть все летит к чертям! Пусть его расстреляют к такой-то матери. Ничего он про нее не скажет…

Техник молча передал полковнику листок распечатки.

Аугусто, просматривая его, едва заметно улыбнулся…

– Ну, да, ну, да. Я так и думал. Здесь, конечно же, замешана дама. Ладно, раз уж вы молчите, сержант, я сам вам все расскажу.

Конечно же, вы никакой не предатель. Вы просто доверчивый идиот в звании сержанта, что в данной ситуации, учитывая наступившие последствия, в общем-то, одно и то же.

Наблюдатели показали, что видели вас, сержант, в компании одной юной особы, а именно – сотрудницы печально известного развлекательного учреждения. Именно она уберегла вас от гибели, задержав где-то допоздна и не позволив вам присутствовать при массовом расстреле ваших товарищей. Спрашивается – зачем? Зачем ей понадобилась ваша жизнь?

То, что она являлась участником диверсионной группы и знала о предстоящей акции, не вызывает сомнения. Иначе она не смогла бы настолько бесследно исчезнуть вместе с остальными «циркачами».

Поэтому она, несомненно, использовала вас. Но каким образом? Вы будете отвечать, или применим форсированные методы?..

…Энрико уже не слышал полковника. В его голове звенели страшные слова – «она использовала меня, просто использовала…» Сердце бешено забилось.

– Нет… – прошептал Энрико, – нет…

– Что – нет?

Энрико не ответил. В его душе зарождались страшные процессы. Только теперь он осознал, что влюбился в эту совершенно незнакомую ему Агнессу, как полнейший кретин. И слова полковника не только не разрушили любовь – они только усилили чувство невероятной тоски и безнадежности. Одновременно там же, в сердце, зарождались крупицы жгучей, лютой ненависти…

Полковник посмотрел на техника. Тот отрицательно покачал головой. Полковник удивленно хмыкнул и встал. Он подошел к монитору, взглянул на показатели, потом на бледного и перекошенного Энрико.

– Ладно, сержант, – сказал он, – Я не буду применять к тебе форсированные методы…

Полковник прошелся по кабинету, раскрыл портсигар, снова закрыл. И небрежно, через плечо, бросил:

– Тебя просто расстреляют. По самому обыкновенному заочному приговору военно-полевого суда.

Никакого суда не было.

Энрико просто вывели во двор экзекуторской, где ждала комиссия из трех офицеров, включая полковника Аугусто, и взвод пехотинцев из похоронной команды.

Обрюзгший фельдфебель нудно зачитал приговор, в котором промелькнули слова «преступное разгильдяйство», «самоуправство», «предательское отношение к долгу» и тому подобное.

Энрико смотрел на веселое голубое небо Сахарной Головы, видимое отсюда, словно со дна высохшего грязного колодца. Ему казалось, что все это происходит не с ним.

– На изготовку! – скомандовал брат-сержант.

Коротко и страшно лязгнули затворы.

– По врагу Директории, – протянул сержант, – огонь!

Где-то далеко раздались раскаты грома. Тело отбросило мощным ударом, брызнула во все стороны кровь. Энрико упал.

Последним его чувством – кроме резкой боли – было удивление.

Роджер сидел перед крепким, почти квадратным в своей могучести капитаном. И буквально любовался им.

Капитан был что надо: стальной взгляд, казалось, мог прошить метровую броню. В сочетании со сдержанной полуулыбкой взгляд этот давал мощный эффект. Усиливался он еще и множеством мелких шрамов, которые отнюдь не уродовали лицо, а, напротив, намекали на смелость и бескомпромиссность характера. А необычный, немного фиолетовый загар свидетельствовал о том, что побывать капитану довелось на таких планетах, о которых даже и не слыхивали в славной памяти штурмовой бригаде «Лос-Командорс».

– Ну, что, воскресший из мертвых, – усмехнулся капитан, – пора отмечать внеочередной день рожденья! Хотя твой второй день рожденья будет указан в твоем новом военном билете в качестве единственного. Надеюсь, ты понимаешь, что всей твоей прежней жизни больше не существует?

– Да, – ответил Роджер, – Я даже не узнаю себя в зеркале…

– Ну, технология изменения внешности и других биометрических показателей у нас отработана. Главное – как Библию, выучи свою новую биографию и выбрось из памяти пржнюю фамилию…

– Последнее будет проще простого, – усмехнулся Роджер, – Как-то она и не прижилась у меня…

– Вот и замечательно. Я, брат, знаешь ли, считаю, что расстреливать таких молодцов, как ты – это само по себе преступление перед Директорией. И вообще – неразумный расход человеческого материала. Тем более, что у контрразведки свои методы проверки людей, а у оперативной разведки – свои. И по нашим представлениям – ты чист, как младенец. Хотя и нуждаешься в определенной психологической обработке – чтобы подобные казусы с тобой больше никогда не повторялись. Зачем нам расстреливать тебя еще раз?

– Они и не повторятся, – мрачно сказал Роджер, – Я не люблю, когда меня расстреливают.

– Я знаю, что не повторятся, – кивнул капитан, – Ну, а раз так – тогда ты принят в наш веселый цех. У нас и правда весело – для тех, кто знает толк в подобных развлечениях. Только ты должен уяснить для себя: развлечения эти могут иметь смертельные последствия. Впрочем, то, что психологи дали на тебя «добро» говорит само за себя.

– Когда мне дадут первое задание? – поинтересовался Роджер. Он чувствовал, что засиделся в больничной тишине.

Капитан тихо рассмеялся, и Роджер почувствовал себя глупо.

– Ну, какое сейчас тебе задание? – сказал капитан, – Для нашей работы – ты просто новорожденный, хоть и воевал в штурмовой бригаде, упокой господи все ее души… Пойдешь на подготовку – ускоренные курсы в нашей разведшколе. А там посмотрим.

Роджер подходил к подготовке бескомпромиссно и совершенно безжалостно по отношению к самому себе. Это было новое ощущение – себя, и, в то же время, совершенно нового, иного человека. Говорят, у него даже слегка подправлен код ДНК. Что ж, кто его знает, на что способны нынешние технологии?

Было только одно, что связывало его теперешнего и того – расстрелянного бутафорскими пулями в экзекуторской контрразведки, что на Сахарной Голове.

Агнесса…

Это имя жило в нем, жгло его изнутри и наполняло его жизнь смыслом. Он поклялся всем, что только мог положить на весы клятвы, – разыскать ее и выяснить – что же тогда произошло на самом деле? Почему он не погиб? Почему она решила спасти ему жизнь дважды – сначала, не пустив на страшную и нелепую бойню, а следом – буквально вытащив его из адского пекла термовзрыва?

Вот почему он, не сомневаясь ни секунды, дал согласие на работу в самом опасном подразделении сил Директории – в оперативной армейской разведке. Ведь, работая здесь, он потенциально мог получить неограниченный доступ практически к любой интересующей его информации. Лишь бы нашелся повод, и он стал лучшим из лучших.

Само по себе чудесное избавление от смерти и предложение, поступившее от квадратного капитана, Роджер воспринимал не иначе, как знак судьбы. И потому он не давал себе ни малейших поблажек. Ведь он должен стать лучшим из лучших. Должен…

Первые недели, проведенные в разведшколе, Роджер не имел воинского звания. Ведь он не был больше тем, расстрелянным сержантом Энрико. А рядовых в данном подразделении не держали.

К нему тщательно присматривались наставники, прокачивая на спецтренажерах и загоняя в подкорку рефлексы с помощью новейшей нейронной техники.

Вскоре он вновь стал именоваться сержантом. А к моменту выпуска его повысили до немыслимых в кадровой армии за столь малый срок высот.