Месть пожирает звезды - Владислав Выставной

– Ты! – кричала она, – Это ты! Но почему, почему?.. Я ведь не знала… Я не знала… Как ты мог! Как я могла…

…По площади шел Трико, позванивая пустыми лентами, свисающими из карманов, и продолжая играть на своем карманном «тетрисе», что снова стал простой игрушкой. Кругами ходил боевой робот, неся своего мертвого пассажира. Вдали чадно дымил разобранный до основания блокпост Пустынной Стражи.

А невдалеке, на набережную, величественно спускался с небес огромный транспортный корабль со сверкающей эмблемой Директории. Он сел в старом порту, и тут же, как горох из банки, рассыпал по красному бетону технику и людей.

В небе со свистом пронеслось звено истребителей. Следом неторопливо проплыло несколько юрких маленьких шаров-разведчиков.

В воздухе пискнуло, и раздалась бодрая маршевая музыка.

– «Не создавайте излишних трудностей работе социальных служб. Пусть представители администрации выйдут на центральную площадь города, имея в руках что-нибудь белое – кусок ткани, лист бумаги. К вам подойдут представители военной администрации!»

…Картман, целый и невредимый, стоял рядом с также уцелевшим самоходным горнорудным буром, и в бессильной ярости бил его ногой.

– Стреляй в меня сволочь, стреляй!

Тот крутил в ответ маленькой ржавой головой, продолжая сверлить кусок красного бетона и монотонно хрипел в ответ:

– Введена неприкосновенность прототипа физических помех. Введена неприкосновенность прототипа физических помех…

На башне развевались два флага. Один – желтый с бубенцами выше, а другой, синий, с незаметным значком Пустынной Стражи, чуть ниже.

С крыши отеля город рассматривал офицер с крупными знаками отличия и бодро говорил в переговорное устройство:

– Внимание! Операция «Желтый сезон» завершена. Поздравляю и благодарю всех участников операции, отличная работа…

Группа военных заметила бредущего по улице слепо, словно лунатик, Картмана. Его тут же окружили, подхватили под руки.

– Это единственный, кто остался в живых? – поинтересовался военный в форме полковника.

– Похоже, что так и есть, – ответил другой офицер.

– Эй, боец, ты меня слышишь? – поводя перед лицом Картмана рукой в черной перчатке, сказал полковник.

– Да, слышу, – бесцветно отозвался Картман.

– У меня для тебя кое-что есть, солдат, – сказал полковник и достал из кармана маленькую атласную коробочку, – Сам командующий отдал приказ. И раз ты единственный, кто остался…

Полковник раскрыл коробочку и вынул оттуда маленькую сверкающую золотом медаль.

… – то по праву награждаешься самой почетной наградой Директории. Это медаль «За взятие небес». Она твоя.

Картман взглянул на медаль безумными глазами, затем взглянул на полковника. И вдруг, закричав, словно безумный, вырвался из рук поддерживавших его солдат и, шатаясь, неровными зигзагами бросился прочь.

…Мэрр Огилви, и таксист Хенаро стояли на площади под памятником. Мэрр с печальным видом держал в руках белые штаны.

– Сдается мне, Мэрр, – сказал Хенаро, задумчиво глядя на трепещущие в небесах флаги, – что старые башни сносят не потому что они старые или стоят у кого-то на пути, а потому что на них навешано слишком много тряпок. Как считаешь?

– Знаешь что, Монкада, – ответил Мэрр решительно. – Странный ты, все-таки, человек. Вот так взять – да и оттяпать самому себе руку. Пускай даже и для маскировки… Бр-р! Вот раз ты такой смелый – так бери-ка штаны и маши им сам. А мне пора возвращаться на арену…

К ним, улыбаясь, подходили солдаты…

…Хорхе осторожно подобрался поближе к Агнессе и положил на песок рядом с ней куклу с коряво пришитым лицом. Он старался не смотреть на странных людей, которые ради каких-то, совершенно ему не понятных вещей, готовы нарушить комплектацию стольких себе подобных. Нет, он решительно ничего не понимал.

Кроме одной простой вещи: они, наконец-то, встретились.

– В темноте не было видно, что он синий… – всхлипывала Агнесса. – Если бы я знала…

Энрико молча разлепил склеенные кровью веки.

– А как красиво было задумано… – прошептал он.

На башне по-прежнему развевались два флага – синий и желтый, с бубенцами.

А они молча сидели под башней, не глядя друг другу в глаза, и только ладони их склеивала остывающая липкая кровь.