Ростовская рождественская история - Виктор Сапов

подвергая себя всем превратностям отхода, зная, что лишь немногие смогут эвакуироваться из Новороссийска, а множество гражданских беженцев окажутся брошенными на произвол судьбы? Или остаться в городе, находящемся во власти мародёров, без документов, без крова, без всего… И, хотя я стал мысленно склонялся к побегу с Петром Николаевичем, некий голос остановил мои колебания. Я вдруг почувствовал, что меня словно «зовут» обратно.

– Я остаюсь, Пётр Николаевич. Не спрашивайте, почему.

Он встал, со значением посмотрел на меня и вышел из комнаты. Часы вдруг стали громко бить полночь. В городе продолжалась редкая ружейная перебранка.

Пётр Николаевич вернулся с какими-то тетрадями, положил их передо мной.

– Смотрите, Виктор, здесь летопись нашей семьи, Каниных, значит. Вся родословная от поморов, как я говорил. Это для потомков. Тут же – мой дневник, я его вёл с двадцати лет. Сыну будет полезно почитать.

– Сыну?

– Да, есть у меня ещё Алёшенька, младший, двенадцать годков ему. С мамкой и сёстрами на Кубани он.

– А зачем вы мне это показываете?

– А затем, что мы с вами сейчас схороним это всё в тайник. И распрощаемся. А потом, если я не вернусь, если Бог положит по-иному – вы разыщите мою семью и расскажите про тайник, либо отдадите ей всё это сами. Уговор?

– Уговор. Сохраню, сделаю, что смогу.

Пётр Николаевич подвёл меня к киоту, наклонился до пола, кочергой поддел второй от плинтуса кирпич, отодвинул…

– Ну вот и хорошо. Дело сделано. А теперь надо чуток подремать, силушки накопить. Перед рассветом пойду.

Пётр Николаевич удалился. Моё тело болело после погрузки провианта и тоже отчаянно нуждалось в отдыхе. Я прилёг на кушетке и вновь мигом погрузился головой в чёрный водоворот…

Проснувшись, я обнаружил себя на полу, заваленном мусором и пылью. Обвёл глазами стены с остатками обоев, газет «Правда» и «Советская Россия», испещрённые дырами от гвоздей и дюбелей. С улицы пробивался свет и родной запах загазованного Ростова XXI века. Я был в своей обычной одежде, и даже мобильник был со мной.

«Сон? Но такой реалистичный! Я всё чётко помню. Впрочем, это бывает. А что это ещё может быть? Правда, как я оказался на втором этаже, когда меня «вырубило» на первом?» – ворох мыслей заполнил пустоту внутри моей бедной головы, и вновь ожил зудящий «рацио».

– Ладно, – сказал я вслух, поднимаясь и отряхиваясь, – щас вот и проверим!

Комнату я узнал. Это была гостиная Петра Николаевича. Вот тут был киот. А вот тут…

Пришлось повозится с кирпичом, скрытым за толстым слоем штукатурки, налепленной новыми хозяевами. Освободив кирпич, я с трудом его извлёк и засунул руку по локоть в пустоту. Пустоту? Нет! Пальцы нащупали что-то! Вот оно! Я протиснул руку дальше и ухватил охапку тетрадей. Сердце моё при этом выпрыгивало из груди, а с неба будто бы трубили в ангельские трубы, всегда сопровождающие Чудо!

Я извлёк драгоценные тетради, покрытые крупными, размашистыми письменами. На первом листе красовалось: «Канинъ П. Н. Дневникъ. Начатъ в лѣто 1890 от Р.Х.»

Мой «рацио» снова умолк. Позже, когда я буду работать над этими тетрадями, он сочинит теорию, что моё «попаданство» в 1920 год всё же было сном, но сном, навеянным неким потусторонним «духом» (духов «рацио» не отрицал), которому позарез было нужно, чтобы были обнаружены дневники. Как бы там не было, воспоминания о приключениях в старом Ростове действительно быстро притупились. Зато передо мной раскрылся удивительный мир ростовского купца 2й гильдии, его мысли, простые и честные, чистые и устремлённые к Богу, его трогательная забота о семье, его практика ведения дел и разрешения торговых споров, его отношение к властям, к друзьям, к людям ниже его по положению. Предстала картина непрерывного самоанализа и беспощадной борьбы с собственными грехами, нравственного самоочищения. В тексте было немало прямых обращений к потомкам, автор явственно осознавал, для чего он пишет свой труд. Последняя точка была поставлена 25 декабря (по старому стилю) 1919 года, на Рождество…

Параллельно чтению дневника я углубился в поиски потомков Петра Николаевича. Это оказалось непростым делом, потому что получить доступ в архивы оказалось очень непросто. Пришлось подключать друзей, ездить на Кубань, в Краснодар, в станицу Брюховецкую, в Новороссийск…

Тем временем в стране случились перемены. Были назначены президентские выборы и впервые за много лет развернулась действительно интересная борьба между совершенно новыми кандидатами. Каково же было моё удивление, когда в их числе я обнаружил некоего Канина Петра Александровича! Его биография в интернете была довольно скупа, сказано было что он крупный кубанский предприниматель, по образованию инженер, отец- такой-то, дед – Алексей Петрович Канин, 1908 года рождения, участник войны, после войны занимал посты в краевом руководстве, по линии сельского хозяйства и торговли.

«Яблоко от яблони недалеко упало» – отметил я, удовлетворённо потирая руки. Мои поиски сошлись в одну точку.

В день приезда кандидата в Президенты Российской Федерации в Ростов, в Конгресс-холле яблоку было негде упасть. Страна ожила от двадцатипятилетней спячки и снова заинтересовалась политикой. Я на таком мероприятии оказался впервые, и тоже с помощью друзей. У меня уже не было сомнений, что вся та невероятная история случилась ровно для этого момента.

Пресс-конференция началась с опозданием. Наконец появился кандидат, мужчина лет «за сорок», рослый и широкий в плечах, подтянутый, гладко выбритый, приятной внешности. «У этого человека комплексов должно быть явно поменьше» – подумал я и стал вглядываться в его лицо со своего двадцать первого ряда. «Далеко» – досадовал я, но в первые ряды попасть было нереально.

Речь Петра Александровича мне показалось стандартной для политика, с набором обещаний улучшения благосостояния и прочего, такие обычно пишут под трафарет пиарщики. Лишь его сильный, басовитый голос придавал вескости сказанному. Но этого было явно недостаточно.

Начались вопросы. Сначала отстрелялись журналисты, осторожно и беззубо, как их приучили в годы предшествующего правления. Вопросы с мест были поострее. Атмосфера стала накаляться. Кандидату становилось жарко от перекрёстного обстрела, он вытирал лоб, отметая незаслуженные пока ничем упрёки, адресованные скорее прежней власти. Я отчаянно махал припасённым плакатом и мысленно обращался к суровому лику Спаса с киота Петра Николаевича. Наконец меня заметили.

Я взял микрофон, представился «краеведом» и немного дрожащим от волнения голосом произнёс:

– Уважаемый Пётр Александрович, вам известно, что ваш прадед, Канин Пётр Николаевич, купец 2й гильдии, равно как и все его предки с конца XVIII века, родился и жил здесь, в Ростове, по крайней мере до 1920 года? Вам известно, что здесь до сих пор стоит его особняк?

Зал замер. Похоже, это был известно только мне.

– Я