Человек рождается дважды. Книга 3 - Виктор Вяткин

Пришёл начальник гаража, сухой, подвижный старичок с маленьким узелком. На нём были новые телогрейка и рабочий костюм.

— Я готов.

— Так вы и Есть комдив Федоров? — удивился Колосов и открыл дверку кабины. — Садитесь.

Ему и в голову не приходило, что этот исполнительный заключённый был когда-то командиром дивизии.

— А что? — улыбнулся Фёдоров. — Когда-то воевал не так уж плохо. Может, пригодится мой опыт.

— И только вас одного? — спросил Юрий.

— Как видите. Привезли на Колыму двадцать пять однодельцев, и вот всё что осталось.

На подъёме водитель включил вторую скорость. Из под колёс заклубилась пыль. Юрий поднял стекло. Позади раздались нетерпеливые гудки. С дороги свернуть было некуда: по сторонам кучи земли. Снова гудки и непонятные хлопки. Водитель заволновался, Юрий выглянул в дверку. Из легковой машины стреляли по баллонам.

— Агаев, — предупредил Юрий. Водитель наехал на огромную кучу земли, остановился.

— Легковая машина проскочила вперёд и встала. Вылез Агаев, пряча пистолет.

— Слу-шай-те! Вы это что? — двинулся он грозно к водителю, но сразу обмяк. — А, Костылёв? Не забывай, дорогу уступать надо, — промямлил он, вернулся к машине и уехал.

— Вы что, знакомы? — спросил Юрий.

— Да. Учились вместе и дружили даже. Слабоват он был и плохо соображал. Ну, я тянул, помогал, потом разошлись. А теперь он герой. Чудеса.

— Здесь встречались?

— Вот так же на трассе. К себе приглашал, да на кой он мне. Дороги наши давно разошлись. Я вот побывал за колючкой, а он, видите, какой чин, — Костылёв печально улыбнулся, — За что отбухал три года, убей — не пойму, а вот Агаев, когда работал на Лубянке, человека застрелил. Ну, потаскали малость — и на Колыму, да только не в лагерь. Вот ведь оно как.

Комдив вдруг засмеялся.

— Вот оно, великое очищение. — Он торопливо сбросил куртку и в одной рубашке выскочил на трассу, подставляя себя тёплому ливню.

Дождь Ещё щёлкал по железу машины, но уже спокойный и ровный. Туча уплывала в сторону Чай-Урьи. Запахло хвоей, смолой, мокрой глиной.

Фёдоров вытерся курткой и снова забрался в машину.

— Как будто родился.

Дождь прибил к земле отвалы, и теперь Яснее обозначились забои и приборы. Шорох породы и звуки работ сливались с гулом Чай-Урьи. Всюду блестели лужи, по дорожным кюветам Ещё бежала вода, но снова светило солнце. Недалеко от Нексикана нагнали колонну. Вот они, первые колымские части. Обгоняя, водитель сбавил скорость. Юрий выглянул из машины и увидел Расманова. Тот уныло тащился в хвосте колонны с котомкой за плечами, припадая на левую ногу.

— Давай первую скорость, — Колосов встал на подножку. Машина поползла рядом с колонной.

Расманов поднял голову и, держась за поясницу, побежал за грузовиком. Колосов соскочил с подножки и пошёл навстречу.

— Ты, Олег, молодец! Скажи, как ты этого добился.

Олег застонал и принялся растирать поясницу.

— Да что с тобой? Никак заболел? Садись, довезу.

— Нельзя. Теперь только строем, — хмуро проговорил Олег. — Надо же так. Радикулит, чтоб Ему. Не пойму, когда и где прохватило. — Он снова схватился за спину. — Ну, как ты? Как Женя? Всё собирался к тебе заглянуть, так ведь работа. Где живёшь? Вечером обещают отпус-тить. Зайду, поговорим. Ты как с начальником управления? Наверняка по петухам?

— Живу где придётся, но найдёшь. Ну а с Агаевым, как тебе сказать… Я всё больше с главным инженером.

— А как Осепьян?

— Ничего мужик. Мы с ним постоянно ругаемся, но ладим.

— Да я не о том. Как он с начальником управления? Влияет?

— Думаю. На то он и главный инженер.

— Ну, вечерком жди. Разыщу — поговорим.

— Не отставать! Выровнять ряды! Раз-два! Раз-два! — донеслась команда.

Расманов схватился за спину и бросился догонять колонну, неловко припрыгивая и хромая.

Расманов, жалкий, грязный, стоял в кабинете Агаева и жалобно клянчил:

— Вы всё можете. С вами считаются. Стоит только вам поднять трубку…

Агаев, развалившись в кресле, чистил ногти и слушал, не поднимая головы.

— О, Если бы я знал, что Зорин такой подлец! Андрей Михайлович, во мне вы найдёте самого преданного вам человека. Я вас умоляю, сделайте… — Голос Расманова сорвался, он всхлипнул и вытер кулаком глаза.

— Бросьте, бросьте, Расманов. При чём тут Зорин. Вы сами били себя в грудь и просились на фронт.

— Даже странно, что, кроме начальника прииска, не нашли никого другого. Заявлений тысячи. Ну какой я вояка: радикулит, ревматизм, да и лёгкие уже ни к чёрту. Угробил себя на Колыме, и вот благодарность.

Агаев молчал.

— Если я плохой начальник прииска, то пошлите куда угодно хоть простым рабочим. Разве я на что-нибудь претендую? Андрей Михайлович, как отца родного прошу. Костьми за вас лягу.

Агаев не спеша вынул пачку папирос, закурил.

— Чего вы с Зориным не поделили? Раз пришли просить, то выкладывайте всё начистоту.

Расманов подошёл к двери, оглядел приёмную, заглянул даже под стол. Убедившись, что никого нет, вернулся.

— Есть такое, что не каждому скажешь, — зашептал он. — Вам как чекисту, как человеку, которого больше всех уважаю…

— Ну-ну, — поторопил Агаев.

— Боится меня Зорин, вот и решил сунуть под пули… — Расманов замялся.

Агаев встал.

— Куда вы пришли? К кому вы пришли вашими фантазиями делиться? У меня нет времени с вами болтать!

— Ну зачем же так? Надо подумать, как рассказать, чтобы было понятно. Вы, наверное, помните чистку лагерей Юга зимой тридцать восьмого и тридцать девятого года? Тогда решением тройки НКВД по Дальстрою/ на ключе Жаркий был приведён в исполнение приговор над большой группой преступников…

— Да-да, припоминаю. — Агаев сел.

— Материал готовил Зорин. Тут Ещё торопил Гаранин. Мне выпало с Зориным… — Расманов отвёл глаза. — Он послал меня в тайгу на ключ Жаркий и обхитрил. Я был взволнован и не обратил внимания, что документы подписаны мной одним. Теперь вы понимаете, почему я оказался лишним? Первое время он меня поддерживал. А когда стали копаться в материалах тройки, то в порядке мобилизации выдвинул меня на хозяйственную работу, и я попал к вам. А теперь, как видите, — на фронт. Думает в случае чего прокатиться за мой счёт, да ведь и я не дурак.

Помолчали. Наконец Агаев поднялся.

— Разжалобил ты меня. Поезжай в Магадан, позвоню. На «Большевик» не вернёшься, слабоват, а куда-нибудь приспособлю.

— Андрей Михайлович, да я за вас…

— Довольно! — грозно одёрнул Его Агаев. — Учти, что о нашем разговоре ни-ни, А то смотри, можешь снова оказаться лишним.

Снег лёг рано, а потом запуржило. Ветер сотрясал крышу и так хлестал по окнам снежной крупой, что звенели стёкла. Снежная пыль просачивалась в незримые щели и пудрой белела на подоконнике. Печь захлёбывалась огнём, дымила и не грела. У кузницы сгружали экскаваторный котёл.

Старший мастер ругался и кричал так, что было слышно в конторе.

— Лаги, лаги подкладывай!

Под окном проскочила легковая машина. Юрий поднялся. Опять какое-то начальство? Так и Есть. В кабинет стремительно вошёл Никишов в зелёной борчатке с серым каракулевым воротником.

Юрий доложил:

— Начальник механической базы Колосов!

Комиссар не оглянулся. Быстрыми движениями он сбросил папаху, сорвал перчатки, плюхнулся на стул. Следом вошёл Агаев и встал рядом.

— Что у тебя за дорога? Чтоб завтра же привёл Её в порядок! — Усики Никишова дрогнули.

— До сих пор это входило в обязанности дорожников, — ответил Колосов,

— Я тебе дам дорожников! — заорал Никишов, багровея. — Исполня-ять!

— Хорошо, — спокойно ответил Колосов. Он уже наслышался о крутом нраве комиссара.

Никишов схватился за телефонную трубку.

— Аркагалинскую электростанцию! Генератор запороли? — захлебывался комиссар. — Под трибунал всех! Упеку! Всю контрреволюционную сволочь под штык и в забой! Нет бытовиков? Вас, вас поставлю в машинный зал! Молчать! — Он бросил трубку.

Агаев вынул пачку папирос, раскрыл, щёлкнул зажигалкой. Никишов жадно затянулся, поправил волосы, сел.

— Материал об аварии оформите лично, — приказал он уже спокойней. — Да так, чтобы подействовало на других. Периодические уколы камфары. Понятно?

Агаев кивнул головой.

— Внутренний враг свален, но не добит. Так по морде Его, по морде, а потом по затылку, да так, чтобы и не шевелился. Теперь это наша главная задача, — Никишов совсем успокоился и, заказав Магадан, продолжал говорить: — Пятьдесят восьмую только на тяжелые физические работы. На станции навести порядок.

— Будет сделано! — приложил Агаев пальцы к козырьку фуражки.

— Очистить приисковые цеха, мастерские. Развели тут мне! С охраной и службой режима провести специальные совещания.