Очистка - Хью Хауи

— Повернитесь.

Холстон повернулся.

Он почувствовал, как затянули пояс, а затем послышалось жужжание застёгиваемой молнии. Затянули второй пояс, и снова прозудела молния. Двойной слой тщеты. Скрип липучки вокруг шеи. Костюм разгладили, проверили и перепроверили. Потом Нельсон снял с полки шлем и принялся осматривать его «начинку». Холстон сжал пальцы внутри своих пухлых перчаток.

— Давайте повторим инструкции ещё раз, — предложил Нельсон.

— Нет необходимости, — тихо сказал Холстон.

Нельсон бросил взгляд в сторону двери, ведущей внутрь Шахты. Холстону не надо было смотреть туда, чтобы знать, кто наблюдает у окошка.

— К сожалению, придётся, — промолвил Нельсон. — Я обязан всё сделать, как по книге.

Холстон кивнул, хотя и знал, что никакой такой «книги» нет. В Шахте существовало множество священных устных традиций, передаваемых из поколения в поколение, но ни одна из них не могла сравниться с доходящей чуть ли не до фанатизма дотошностью изготовителей защитных костюмов и специалистов, ответственных за очистку. Все склоняли перед ними голову. Конечно, саму очистку производил тот, кого изгоняли, но эти люди делали её реально возможной. Именно благодаря им подземные жители могли обозревать широкий мир за пределами Шахты.

Нельсон поставил шлем на скамью.

— Вот, здесь ваши скребки. — Он похлопал по карману с мотками извилистой проволоки в передней части костюма.

Холстон с резким, рвущимся звуком вытащил один из них, поднёс к глазам, внимательно изучил жёсткие стальные завитки и сунул скребок на место.

— Два раза вспрысните скребок жидкостью из вот этого флакона, затем очистите линзу и протрите её насухо салфеткой, а напоследок нанесите защитную плёнку. — Он по порядку похлопывал по каждому карману, на которых были нанесены пояснительные надписи и номера — вниз головой, так чтобы Холстону было удобно читать их. К тому же все они были разного цвета — не запутаешься.

Холстон кивнул и впервые за всё время посмотрел Нельсону в глаза. Удивительно, но в них читалась тревога. Холстон по причине своей професии научился хорошо распознавать все оттенки страха в человеческом взгляде. Он чуть не спросил Нельсона, в чём дело, но вдруг понял и без подсказок: спец по очистке опасался, что все его наставления — ни к чему, что Холстон выйдет наружу, а выполнить свой долг не захочет. Все в Шахте боялись, что люди, которых они осудили на смерть, не станут напрягаться ради тех, кто остался внутри. Или, может, Нельсон волновался, что дорогое снаряжение, которое он и его коллеги с таким трудом изготовили по тайным чертежам и технологиям, пережившим восстание, пропадёт зря?

— Как вы? — спросил Нельсон. — Нигде не жмёт?

Холстон обвёл глазами шлюз. «Мне моя жизнь жмёт, — хотелось ему сказать. — Мне моя кожа жмёт. Эти стены тоже жмут». Но он лишь покачал головой.

— Я готов, — прошептал он.

И это была правда. Холстон самым странным образом был целиком и полностью готов к своему последнему путешествию. Внезапно ему вспомнилось, что его жена тоже была целиком и полностью готова.

5

— Я хочу наружу. Я хочу наружу! Яхочунаружу!

Холстон сломя голову мчался в кафетерий. Его радио всё ещё вопило голосом Марнса — что-то об Аллисон. Холстон не удосужился даже ответить, просто взлетел, не останавливаясь, на три уровня, к месту происшествия.

— Что здесь происходит? — рявкнул он. Растолкав толпу у двери, он увидел свою жену — та корчилась на полу; её держали доктор Коннор и двое других служителей департамента общественного питания.

— Отпустите её! — Он ударил их по рукам, те бросили ноги Аллисон, и Холстон едва не получил ботинком по челюсти. — Успокойся! — Он потянулся к её запястьям. Она отчаянно выкручивалась, пытаясь вырваться из крепкой хватки троих рослых мужчин. — Малышка, что за чёрт тут творится?

— Она бежала к воздушному шлюзу, — объяснил Коннор, кряхтя от напряжения.

Перси снова ухватился за её ноги, и на этот раз Холстон не остановил его — понимал теперь, почему понадобились совместные усилия троих мужчин. Он наклонился поближе к Аллисон, заглянул ей в лицо. Из-за завесы спутанных волос на него глянули выпученные, безумные глаза жены.

— Аллисон, дорогая, тебе надо успокоиться.

Она больше не кричала, но продолжала твердить:

— Я хочу наружу. Я хочу наружу...

— Не говори так! — При этих роковых словах по спине Холстона побежал холодок. Он сжал её лицо в ладонях. — Родная, не говори так!

Но частицей сознания он понимал, что это значило. Его словно молнией пронзило: поздно! Другие уже слышали. Все слышали. Его жена подписала себе смертный приговор, прямо здесь, у него на глазах. Комната кружилась вокруг Холстона, а он всё уговаривал и уговаривал Аллисон. Это было как если бы он прибыл на место ужасной аварии, наподобие тех, что случались в производственных цехах, и нашёл любимого человека тяжело раненным. Жертва ещё жива, но одного взгляда было достаточно, чтобы понять — рана смертельна.

Холстон чувствовал, как горячие слезы катятся по его щекам, и попытался убрать волосы с её лица. Наконец, глаза Аллисон перестали бешено вращаться, их взгляды встретились. И в ту же секунду на один очень краткий миг — он даже не успел задаться вопросом, не накачали ли её наркотиком или, может, применили ещё какие-нибудь меры воздействия — на этот краткий миг в её глазах сверкнула искорка: Аллисон была в полном рассудке и сознавала, что делает. Холодный расчёт — вот что промелькнуло в её взгляде и тут же погасло; глаза женщины обрели прежнюю дикость, а с уст опять посыпались бесконечные требования выпустить её наружу.

— Поднимите её, — скомандовал Холстон. Глаза мужа Аллисон были полны слёз, в то время как шериф Холстон действовал согласно инструкциям и законам. Ничего не оставалось — он обязан был запереть её в камере ожидания, в то время как ему хотелось только одного — вопить.

— Сюда, — сказал он Коннору — тот держал Аллисон под мышки. Холстон кивнул в сторону своего кабинета. В конце холла находилась массивная дверь в воздушный шлюз, и яркий жёлтый рисунок на ней светился молчаливой угрозой. Дверь ждала свою жертву.

Оказавшись в клетке, Аллисон мгновенно утихомирилась. Она больше не сопротивлялась и не требовала выпустить её; спокойно присела на койку, как будто пришла сюда специально за тем, чтобы полюбоваться видом. Зато Холстон теперь словно обезумел. Он шагал взад-вперёд перед железной решёткой и всё спрашивал, спрашивал, но не получал ответов. Помощник шерифа Марнс и мэр занялись формальностями. Они отнеслись к обоим — Холстону и его жене — словно к тяжело больным. Несмотря на ужас последнего получаса шериф Холстон, всегда настроенный на улавливание общественной напряжённости, смутно отдавал себе отчёт в том, что происходит сейчас в Шахте: народ потрясён, слухи ползут отовсюду, проникая за бетонные стены и перегородки. Колоссальное, еле сдерживаемое давление начало убывать, просачиваясь шепотками сквозь швы.

— Дорогая, поговори со мной! — умолял Холстон снова и снова. Он перестал ходить туда-сюда и обхватил ладонями прутья решётки. Аллисон по-прежнему сидела к нему спиной. Она не отрывала глаз от экрана на стене, от коричневых холмов и серого неба с бегущими по нему тёмными облаками. Она не двигалась и не разговаривала, лишь иногда поднимала руку и смахивала волосы с лица. Только когда Холстон вставил ключ в замок на двери камеры, она проронила короткое «не смей», и он тут же повиновался.

Он снова умолял, но она не обращала внимания на его мольбы; а тем временем весть о предстоящей очистке разнеслась по всей Шахте. Повсюду закипела работа: одни специалисты спешили в мастерские делать костюм, другие готовили инструменты и переносили их в шлюз. Шипел контейнер с газом, наполняя баллоны аргоном. А у камеры ожидания стоял Холстон и неотрывно смотрел на свою жену. Техники и специалисты по очистке прекращали болтать между собой, пробегая мимо шерифа — похоже, они даже дышать боялись в его присутствии.

Проходили часы, а Аллисон отказывалась разговаривать; такое поведение вызвало дополнительное смятение в Шахте. Холстон целый день простоял у решётки, уговаривал, умолял; его мозг пылал в агонии. Это случилось так быстро: в один момент было разрушено всё, что он знал и любил. Он пытался осмыслить катастрофу, пока его жена сидела здесь, в клетке, уставившись на мёртвый ландшафт. Как ни странно, она выглядела вполне удовлетворённой своим положением — положением приговорённого к смерти.

Аллисон заговорила после заката, после того, как она молча отказалась от последнего обеда, после того, как все приготовления в шлюзе были окончены и техники закрыли жёлтую дверь и отправились по домам, где их ждала бессонная ночь. Ушёл и помощник Марнс, дважды похлопав шефа по плечу. Холстону казалось, что прошли несчётные часы после всех этих событий; он был уже в полном изнеможении, голос охрип от рыданий. Солнце давно уже скрылось за окутанными дымкой холмами, видимыми из кафетерия, холмами, загораживающими далёкие развалины города. И вот тогда в полутёмной камере раздался еле слышный шёпот: