Очистка - Хью Хауи

Она сказала «нашего», как будто они оба или кто-то из их сверстников жили во время этого события. Однако Холстон понимал, чтó она имеет в виду. Тень великого противостояния нависала и над их собственным детством, и над юностью их родителей и дедов. Память о последнем бунте звучала в робких шепотках и сквозила в бросаемых исподтишка косых взглядах.

— С чего ты взяла, что это мы — те, что стояли за правое дело — стёрли память серверов?

Она чуть-чуть повернула к нему голову и грустно улыбнулась:

— Кто сказал, что мы стояли за правое дело?

Холстон остолбенел. Он убрал руку с шеи Аллисон.

— Вот опять ты за своё. Не говори ничего такого, что может...

— Шучу, — сказала она.

Но о таких вещах не шутят! Подобные рассуждения граничили с преступлением против существующего строя, откуда была прямая дорога к очистке.

— Моя гипотеза такова, — быстро заговорила Аллисон, особенно подчеркнув слово «гипотеза». — Беспорядки происходили практически каждое поколение, ведь так? Я хочу сказать — в течение последних ста лет, а может и дольше. Как часы. — Она указала на даты. — Но тут вдруг случается нечто странное: во время большого восстания, единственного, о котором мы знали до недавнего времени, стирают память всех серверов, а это, скажу я тебе, не так-то просто. Там нажатием на кнопку не обойдёшься. Резервные копии с резервных копий, а с них — следующие копии... Для того, чтобы убрать всё это, требуется целенаправленная и кропотливая работа. По случайности или небрежности не получится. Это скорее выглядит как саботаж.

— Но кто его совершил — так и не известно, — возразил Холстон. Жена была волшебницей во всём, что касалось компьютеров, но вынюхивать и расследовать — не её дело. Это его территория!

— Но вот что настораживает, — продолжала Аллисон. — До последнего восстания подобные возмущения происходили каждое поколение, но после него не случилось ни одного.

Она прикусила губу.

Холстон сел прямо.

Он обвёл глазами комнату, чтобы успокоиться. У него внезапно появилось чувство, что жена вторглась на его территорию и выгнала его оттуда.

— Так ты утверждаешь... — Он потёр подбородок, помолчал, подумал. — Ты утверждаешь, что кто-то стёр нашу историю, чтобы мы не повторили её?

— Или ещё хуже. — Она взяла его руку в обе свои ладони. Выражение её лица изменилось: из просто серьёзного оно стало напряжённо-тревожным. — Что если блоки памяти содержали точные указания на причины восстаний? Что если там была зафиксирована какая-то часть нашей истории, или неизвестные нам данные с поверхности, или ещё какие-либо сведения о фактах, о которых мы даже не догадываемся? Допустим, эти данные рассказывали о том, чтó заставило людей поселиться в Шахте много-много лет назад. Может, эта информация создавала такой психический пресс, что люди не выдерживали, сходили с ума и рвались наружу?

Холстон покачал головой.

— Мне не нравится ход твоих мыслей, — одёрнул он жену.

— Но я же не утверждаю, что люди были правы, забывая о здравом рассудке, — сказала она, снова становясь осторожной. — Я только выдвигаю гипотезу, исходя из того, чтó мне пока удалось раскопать.

Холстон бросил на монитор недоверчивый взгляд.

— Может, не стоило бы тебе этим заниматься, — сказал он. — Я даже не понимаю, как ты это делаешь. Так что, скорее всего, ты не должна совать нос в это старьё.

— Милый, вся информация — здесь. Если я не сложу эту головоломку, найдётся кто-нибудь другой и сделает то же самое. Ты не сможешь загнать джинна обратно в бутылку.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я написала инструкцию о том, как восстановить стёртые или перезаписанные файлы. Департамент IT уже распространяет её среди населения. Инструкция окажется весьма полезной всем, кто нечаянно удалил нужные данные.

— И всё же я думаю, тебе надо остановиться, — проговорил он. — Это опасная затея. Думаю, ничего хорошего из неё не выйдет...

— Ничего хорошего не выйдет из правды? Знать правду — это само по себе хорошо. И уж лучше пусть мы обнаружим её, чем кто-то другой. Ведь так?

Холстон посмотрел на свои папки. Последний раз они послали человека на очистку пять лет назад. Вид наружу становился всё хуже с каждым днём; и он, будучи шерифом, ощущал, как нарастает в людях потребность найти врага. Давление грозило взрывом, словно котёл с перегретым паром. Обитатели Шахты всё больше нервничали, понимая, что время очередной очистки не за горами. Нервозность и стресс приведут к тому, что кто-нибудь не выдержит и ляпнет что-то такое, в чём тут же раскается, да поздно — и вот ты уже в клетке и любуешься своим последним, туманным и размытым закатом...

Холстон продолжил разбираться со своими папками, отчаянно желая найти в них хоть что-нибудь более-менее серьёзное — он отправил бы этого несчастного на смерть завтра же, лишь бы облегчить давление. Его собственная жена, похоже, взялась за крышку котла, и его, Холстона, долг — выпустить пар раньше, чем это сделает она.

4

Холстон сидел в воздушном шлюзе на единственной стальной скамье. Мысли в мозгу, измученном недостатком сна и раздумьями о том, что ждёт впереди, еле ворочались. Нельсон, глава лаборатории по очистке, сидел перед ним на корточках и натягивал на ногу Холстону брючину белого защитного костюма.

— Мы уплотнили суставы и напылили ещё один наружный слой, — объяснял Нельсон. — Это должно дать вам гораздо больше времени, чем кому-либо прежде.

При этих словах Холстон очнулся: он вспомнил, как уходила на очистку его жена.

Помещения верхнего уровня с их огромными экранами во время очистки обычно пустовали: люди, оставшиеся внутри, не могли вынести зрелища того, что сами же и натворили. А может, им просто хотелось прийти и насладиться чётким и ясным пейзажем, но при этом не видеть, какой ценой достигнута эта ясность. Однако Холстон остался, ему и в голову не пришло уйти — он твёрдо намеревался наблюдать за всем от начала до конца. Он не мог видеть лица Аллисон за скрывавшей его серебристой маской, не мог различить контуров её фигуры, упрятанной в мешковатый костюм, но ему была хорошо знакома её походка, движения рук со стальными проволочными скребками, которыми она усердно тёрла линзы камер. Он видел, как она закончила работу — тщательно, не торопясь, — а потом отступила назад, посмотрела в камеру ещё один, последний раз, помахала мужу рукой, а затем повернулась и пошла прочь. Как и все до неё, она зашагала в сторону ближайшего холма, а потом начала восхождение, направляясь к полуразрушенным башням древнего города, видневшимся на горизонте. Холстон за всё это время не пошевельнулся. Даже тогда, когда она упала на склоне, зажав руками шлем своего костюма и корчась в конвульсиях, по мере того как токсины разъедали внешнее напыление, затем основную ткань костюма, а после добрались и до её тела, — даже тогда Холстон не сдвинулся с места.

— Другую ногу.

Нельсон отпустил его лодыжку. Холстон приподнял вторую ногу, и техник принялся натягивать на неё брючину. Глядя на руки Нельсона и на плотный нижний костюм из чёрного углеволокна, Холстон живо представил себе, как все эти оболочки разъедаются, осыпаются ошмётками с его тела, словно хлопья высохшей смазки с трубы генератора; как из пор брызжет кровь и заполняет всю внутренность его ветхого, бесполезного костюма...

— Если вы возьмётесь за поручень и постараетесь подняться...

Процедуру облачения Холстон наблюдал дважды на своём веку. Раз с Джеком Брентом — тот до самого конца вёл себя враждебно и непокорно, так что Холстону пришлось выполнять свои обязанности шерифа и стоять у скамьи на страже. Второй раз — с собственной женой; и тогда он следил за одеванием сквозь крохотное окошко воздушного шлюза. Но несмотря на то что Холстон был хорошо знаком со всем процессом, он всё же нуждался в подсказках, потому что мысли его бродили где-то далеко. Он ухватился за трапециевидный поручень, висевший над головой, и, подтянувшись, встал. Нельсон взялся за костюм обеими руками и поддёрнул его до пояса. Пустые рукава хлопнули по бокам.

— Левую руку сюда.

Холстон повиновался. Он никак не мог поверить в то, что сам теперь выступает в роли смертника. Холстон часто раздумывал над тем, почему люди не сопротивляются, почему тупо следуют тому, что им говорят. Даже Джек Брент — хоть и ругался последними словами и поносил всех и вся, однако выполнял всё, чего от него требовали. Аллисон вела себя тихо — точно так же, как вёл себя сейчас и сам Холстон, продевая одну, потом другую руку в рукава. Костюм доходил теперь до шеи. Наверно, люди не сопротивлялись, потому что не могли поверить в происходящее, подумал Холстон. Для него всё выглядело настолько нереально, что ему не приходило в голову взбунтоваться. Животная часть его мозга попросту не могла бы спокойно принять свою судьбу, если бы отдавала себе ясный отчёт в близкой смерти.