Там, вдали - Василий Шукшин

"Сапожники, -- ядовито думал Ивлев. -- Я вам устрою". Об Ольге, что она причастна к воровским делам, он поче-му-то не подумал. Напротив, захотелось скорей доказать ей, ткнуть носом: вот они, твои хорошие, умные!

Он собрал весь материал в вещмешок, дождался, когда на улице малость стемнеет, и пошел с мешком в милицию.

-- Мне нужен начальник, -- заявил он дежурному офи-церу.

-- Зачем?

-- Ему скажу. Лично.

-- Говорите мне, какая разница? -- обиделся офицер. -- В чем дело-то?

-- Я сказал: буду говорить только с начальником.

-- Его нет сейчас.

-- Тогда я завтра приду.

-- Подождите... Дело-то важное?

-- В общем... не маленькое.

-- Сейчас вызову, посидите.

-- Хорошо.

Начальник пришел скоро. Вошел с Ивлевым в свой каби-нет, присел на стол, посмотрел на мешок.

"Тоже работка у них, -- невольно подумал Петр, вы-тряхивая на пол содержимое мешка. -- Телевизор, наверно, дома смотрел, а тут -- хошь не хошь -- иди".

-- Что это? -- спросил начальник. Наклонился, взял па-ру заготовок, помял в руках. -- Хорош!

-- Высший сорт. Для заграницы, наверно.

Начальник кивнул головой.

-- Ну, а в чем дело-то?

-- Ворованное, -- пояснил Ивлев. -- Дома у себя нашел.

-- Подробней немного.

Ивлев подробно все рассказал, назвал фамилии, какие знал.

-- А жена, думаешь, не причастна?

-- Нет, уверен. Просто прятали у нее, она не знала.

-- Н-да-а, -- начальник долго смотрел в окно. -- Ну лад-но. Спасибо. Не боишься?

-- Чего?

-- Ну... могут ведь прийти за этим, -- начальник показал глазами на товар. -- Такими кусками не бросаются.

-- Ничего.

-- Вызывать будем...

-- Понимаю.

Недели через две тугой узелок подпольных делишек раз-вязали. Собственно, это был не узелок, а большой, доволь-но крепко запутанный узел.

Ивлева раза три вызывали к следователю. Один раз он встретил там Шкурупия. Тот нисколько не изменился, смот-рел маленькими умными глазками спокойно, даже весело.

"Крепкий, черт", -- подумал Петр.

Шкурупий обрадовался, увидев Ивлева.

-- Вот! Пусть он подтвердит! -- воскликнул он, показы-вая на Петра пальцем. -- Помнишь, я на вашей свадьбе уда-рил одного? Он еще полез на тебя драться... Семен-то!

-- Ну, -- Петр хорошо помнил и Семена и то, как Шку-рупий ударил его.

-- Так он теперь все на меня валит. Ты ж понимаешь!.. Гад какой -мстит!

Ивлев посмотрел на следователя. Тот рылся в бумагах и, слушая Шкурупия, чуть заметно улыбался.

-- Часто вы видели у себя дома этого человека? -- спро-сил он Ивлева.

-- Раза четыре.

-- Он ничего не приносил с собой? Или, может, уно-сил...

-- Что он, дурак, что ли, при мне приносить.

-- Он действительно ударил Семена?

-- Да.

-- За что?

-- Ну, тот развозился... хотел действительно кинуться на меня...

-- А чем вы объясняете такое заступничество?

Ивлева стали раздражать вопросы следователя.

-- Просто он боялся лишнего шума, неужели не ясно?

Шкурупий угрожающе посмотрел на Ивлева. Того этот взгляд обозлил.

-- По-моему ты у них главный был, -- сказал он, глядя на Шкурупия. -Хочешь на Семене отыграться?

Шкурупий только хмыкнул, покачал головой.

-- На самом деле ни за что посадят... От народ!

-- Уведите, -- велел следователь милиционеру.

Шкурупия увели.

Следователь нахмурился, долго копался в бумагах.

-- Мне надо сказать вам...

Ивлев похолодел от недоброго предчувствия.

-- Что?

-- Жена ваша тоже замешана.

-- Да что вы!

-- Да.

-- И она... сидит сейчас?

-- Нет, она пока не сидит. Сидят вот такие, вроде Шку-рупия.

-- Как же это так-то? -- Ивлев расстегнул ворот руба-хи. -- Как же так?

-- Пугаться не надо, -- успокоил следователь. -- Пре-ступление не такое уж... -- он показал рукой, -- не очень большое. Хранение, перепродажа...

Ивлев налил из графина воды, напился. Глубоко вздох-нул.

-- Черт возьми!.. Никак не верится. Она тоже продавала?

-- Хранила ворованное.

-- Так она же не знала! Я сразу говорил...

-- Знала.

-- Вот это номер...

-- Зайдите к начальнику, он просил.

Ивлев прошел в кабинет начальника милиции.

-- Узнал? -- спросил тот, увидев взволнованного Ивле-ва. -- Садись.

-- Может, она врет? Чтобы тех выгородить. А? Она та-кая -- на себя...

-- Нет, не врет.

-- Сроду не думал.

-- Если б думал, не сообщил бы?

Ивлев помолчал и сказал честно:

-- Нет.

Начальник кивнул головой.

-- Ты сам откуда?

-- Из-под Барнаула... За хранение ворованного что бы-вает?

-- Тюрьма.

-- Значит, посадят?

-- А как же?

-- И сколько дадут?

-- Немного, наверно... Для первого раза.

"Все. В тюрьме она окончательно свихнется, -- думал Петр. -- Сам в яму толкнул".

-- А ничего нельзя сделать?

Начальник прикурил от зажигалки.

-- А что можно сделать?

-- Черт возьми совсем! -- Ивлев тоже достал папиро-сы. -- Испортится она там.

-- Ну... это напрасно. Ты где работаешь?

-- В СМУ-5.

Помолчали. Начальник задумчиво смотрел в окно, тро-гал пальцами гладко выбритый подбородок.

-- Знакомые есть в городе?

-- Нет. А что?

-- Так... -- начальник поднялся. -- До свиданья. Если по-чувствуешь, что... следят... следит кто-нибудь -- сразу скажи. Могут попытаться отомстить. С женой... тут сам решай. Лучше всего бы уехать сейчас отсюда. А если захочешь найти по-том -- найдешь, поможем. Как считаешь?

-- Никак не считаю: все из головы вылетело. Я думал, она не виновата. Нет, пока не уеду, -- Ивлев встал. -- До сви-данья.

-- Будь здоров.

Ивлев вышел из милиции... Остановился, долго сообра-жал: что делать? Из головы все вылетело. Пусто.

"Что делать? Что делать?" -- терзал он себя. Шел, как но-чью: ждал, что сейчас оборвется и будет долго падать в чер-ную какую-то, гулкую яму. "Нет Ольги. И не будет. В тюрьме". От этой мерзкой мысли хотелось завыть.

Дома в двери нашел записку:

"Не радуйся сильно, свое получишь. Скрываться бесполез-но -- смерть будет тяжелее".

"В смерть балуются, -- равнодушно подумал Петр. -- Вся-кая гнида хочет быть вошью".

В комнатах холодно, пусто... Петр включил свет, не раз-деваясь лег на кровать лицом вниз. Подумал, что надо бы за-переться, но лень было вставать. Страха не было.

"Пусть приходят. Пусть казнят".

Захотел представить человека -- автора записки. Всплы-ло лицо, похожее на лицо Шкурупия.

"Посадить тебя, паскуда, задом в навоз и забивать осино-вым колом слова твои обратно тебе в глотку. Чоб ты наелся ими досыта и никогда больше не выговорил".

Опять потянулась бесконечная ночь. Часа в два Петр встал, нашел письма к Ольге с родины, списал адрес и составил телеграмму ее отцу. Он знал только, что отец ра-ботает председателем колхоза.

"Срочно вылетайте помочь Ольге". Подпись: "Ивлев".

И стал ждать утра. Ходил по комнате, вспоминал свою жизнь. Вспомнил почему-то, как пацаном возил копны и его однажды растрепала лошадь. То ли укусил ее кто, то ли испугалась чего -- черт ее знает: вырвала из его слабых ру-чонок повод и понесла. За ним на другой лошади летел ста-рик стогоправ, не мог догнать взбесившуюся кобылу, кри-чал сзади: "Держись за гриву, Петька! Крепче держись -- не отпускался!" А его тогда -- он помнил -подмывала от стра-ха мысль: "Может, лучше самому упасть, чем ждать?" Но старик кричал: "Держись, Петька! Она счас пристанет!" Действительно, кобыла скоро выдохлась и стала. Эх, старик, старик...

За окнами стало светать.

Через три дня прилетел отец Ольги.

Петр шел с работы, увидел на крыльце своего дома не-знакомого пожилого человека. Он догадался, кто это.

-- Здравствуйте.

-- Здравствуйте. Я -- отец Ольги, Павел Николаевич.

-- Я понял. Сейчас все расскажу, -- Петр отомкнул за-мок, пропустил вперед Фонякина.

-- Ну? -- глаза Фонякина покраснели от бессонницы. -- Что?

-- Ольга спуталась здесь с плохими людьми... В общем, ей грозит тюрьма.

Фонякин болезненно сморщился.

-- Что они делали... люди-то?

-- Воровали. Ворованное хранилось у Ольги.

Левый уголок рта Фонякина нервно дергался, он прику-сил папироску зубами.

-- Ты -- муж ее, насколько понимаю?

-- Да.

Разговаривали стоя.

-- Как же ты допустил?

-- Я не знал ничего. Она до меня была знакома с ними.

-- Сейчас где она? Сидит?

-- Нет. Но я не знаю, где. Она... ушла из дома. Можно в ми-лиции узнать.

-- Пойдем в милицию.

Почти всю дорогу молчали. У самого входа Петр тронул Фонякина за руку, остановил. Сказал, глядя ему в глаза:

-- Как-нибудь отведите ее от тюрьмы. Она пропадет там.

Фонякин смотрел на зятя устало и внимательно.

-- Как вы жили-то с ней? Долго?

-- Плохо жили.

Фонякин отвернулся. Десять лет назад он отправил дочь учиться в город, в институт. Через полтора года она сообщи-ла, что вышла замуж. Потом написала -- разошлись. Потом бросила институт, приехала домой. Пожила с год, ничего не делая, уехала снова в город. Опять вышла замуж. За какого-то талантливого ученого. И снова -- не то, развод. Писала, что работает, денег не просила. Все это, вся ее скособоченная жизнь убивали его; что мог, он скрывал от людей. И вот -- тюрьма. И какой-то новый ее муж перед ним...