Там, вдали - Василий Шукшин

-- Дай закурить лучше.

-- Эхх!.. -- не вытерпел Ивлев. -- Бить тебя некому! Де-вушка...

Девица прикурила, затянулась несколько раз, глубоко вздохнула и сказала облегченно:

-- Вот... -- села на стул.

-- Неужели не стыдно так жить? -- спросил Петр. -- Или тут уж про совесть говорить не приходится?

Девица посмотрела на него, как на стенку, безучастно.

-- Думаешь, Ольга тебя любит? -- спросила. Улыбну-лась -- губы припухшие, чувственные; осоловелые глаза по-ражают покоем и покорностью. Красивая вообще-то. -- Можешь не волноваться -- не любит.

-- Заразы вы! -- с дрожью в голосе громко сказал Ивлев. Сорвался с места, заходил по комнате. -- Поганки на зем-ле, вот вы кто! -- остановился перед девицей, стиснул ку-лаки в карманах, чтобы унять дрожь. -- Шелк натянула! Но-гами дрыгать научилась?.. -- дрожь не унималась; Ивлев побледнел от ярости и обиды, но слов -- убийственных, ра-зящих -- не находил. -- Что поняли в жизни?.. Жрать! Пить! Ложиться под кого попало!.. Сволочи, -- он сразу устал -- понял: ничего не доказать.

Девица презрительно смотрела на него. Усмехнулась.

-- Ольгу не лапайте! -- опять взвился Ивлев. -- Она вам не пара! Я вас отважу от нее.

-- Посмотрим.

-- Я вас каленым железом выжгу из города. Вы же воруе-те, гады, я же знаю. Эти, мордастые, воруют, а вы сбываете. Скоро эта лавочка закроется.

-- Сколько времени сейчас? -- спросила девица.

-- Не знаю. Утро, -- Ивлев кивнул на окно -- на улице светало.

-- Ольга с ними ушла?

Петр не ответил, взял свою рюмку, выпил. Напомнили об Ольге, и опять заныла душа.

Девица поднялась, поправила волосы, нашла на крова-ти свою шляпку, плащ... Остановилась на пороге перед тем, как выйти.

-- Насчет лавочки... -- это доказать надо, а то...

-- А то что?

-- Ничего. Нечего зря на людей говорить.

-- А я не говорю на людей, я на паразитов говорю.

-- Вот так. А то быстро заткнут рот.

-- Иди отсюда, -- негромко, сквозь зубы сказал Ивлев. -- Пошла -- иди.

Девица ушла.

Ольга пришла на другой день к вечеру.

Петр прибрал в комнатах, перемыл посуду, выветрил тяжкий запах попойки... Сидел у окна, положив подбородок на кулаки, смотрел на улицу -ждал жену. Он ждал ее весь день. Утром сходил на стройку, отпросился у бригадира, пришел и сел ждать.

Ольга вошла тихонько... Дверь на улицу была откры-та. Петр не слышал, как она вошла Она кашлянула. Петр вздрогнул, оглянулся... С минуту, наверно, смотрели друг на друга.

-- Ну? -- спросил Петр.

-- Что?

-- Нагулялась?

Он встал, подошел к жене, взял в руки ее голову, жадно поцеловал в мягкие губы... Она стояла покорная, смотрела на мужа с вялым любопытством.

-- Где была-то?

-- Там, -- кивнула она. -- Петя... Мне почему-то страш-но жить. Не страшно, а тяжело как-то.

-- Устала просто. Это -- психика, -- авторитетно сказал Ивлев. -- Надо отдохнуть, и все пройдет.

-- Как отдохнуть?

-- Так. Спокойно пожить, не дергаться, не беситься до утра.

-- Спокойно -- значит, скучно. Не хочу.

-- Сядем потолкуем, -- предложил Петр. -- Поесть хо-чешь?

-- Петя, ты, наверно, хороший парень, тебе, наверно, нужна хорошая жена...

-- Перестань, завела панихиду какую-то. Сядь, -- Ивлев посадил ее на кровать, а сам стал ходить. -- Ты малость не так начала жить, -- заговорил он уверенно. -- Я тебя хоро-шо понимаю. Бывает так: идешь где-нибудь -- в лесу или в поле, доходишь до такого места, где дорога расходится на две. А места незнакомые. По какой идти -- неизвестно. А идти надо. И до того тяжело это -- выбирать, аж сердце за-болит. И потом, когда уж идешь, и то болит. Думаешь: "А правильно? Может, не сюда надо было?" Так и в жизни, по-моему, надо дорогу знать...

-- Ты знаешь?

-- Я?.. -- Петр никогда не думал так о себе: знает он или не знает. -Я одно знаю: ты поворачиваешь не туда.

-- Господи, какой умница: туда, не туда... А куда надо, скажи? -- Ольга прилегла на подушку, закрыла глаза.

Петр минуты две ходил по комнате, молчал. Собирался с мыслями. Он понимал, что разговор важный.

-- Эти... друзья твои... я их не виню, -- осторожно загово-рил он. -Бывает -- сами по себе хорошие люди, но запу-тались и других пугают. Они научат...

-- Я старше их... Больше видела. В свое время газеты чи-тала...

-- Это неважно. Я докажу что они запутались. Первое: они ни черта не делают. Как так можно? Да возьми ты, к приме-ру, первобытное общество -- там же все работали! А кто не работал, тому голову разбивали дубиной.

-- Мы не в первобытном обществе, -- нехотя возразила Ольга.

-- Тем более!

-- Как это ничего не делают? Одни учатся, другие рабо-тают... А время проводят, как хотят, никому до этого нет дела.

-- Они воруют! -- сорвался на крик Ивлев, но взял себя в руки. -Работают... Где это можно так работать, чтобы коньяк чуть не каждый день пить? Иди поинтересуйся: час-то рабочий человек коньяк пьет?

-- Голову на плечах надо иметь.

-- А у меня что, тыква? Чем я хуже их?! Я вот с таких лет работаю...

-- Ну и работай. От каждого -- по потребности. Чего ты обижаешься? -Ольга, кажется, нарочно злила мужа и са-ма начинала злиться. -- Ты -рабочий, гордись этим. А они -- хлюпики, стиляги... Чего они тебя волнуют?

Петру вспомнились нарядные, нагловатые парни, лени-вые улыбки их... И ярость опять охватила его.

-- Они народ обворовывают! Работают! Вижу я, как они работают. Подружка твоя учится?! Она что, знать больше хо-чет?! Ей, гадине, лишь бы диплом получить да сесть на шею кому-нибудь... Думаешь, это интеллигенты?

-- Сволочь ты, -- откровенно зло и резко сказала Ольга. Села, посмотрела на мужа уничтожающим взглядом. -- Верно сказал: тыква у тебя на плечах. Чего ты на людей на-летел? Научился топором махать -- делай свое дело.

Этот отпор Ольги был так неожидан, что Ивлев сперва растерялся. Молчал.

Ольга встала с кровати, мельком оглядела комнату.

-- Я ухожу. Совсем. Люди, о которых ты говоришь, -- не такие уж хорошие. Никто не обманывается, и они сами то-же. А ты -- дурак. Загнали тебя на "правильную дорогу" -- шагай и помалкивай. Кто тебе дал право совать нос в чужие дела?

Точно гвозди вколачивали в голову Ивлева.

"Сейчас ударю", -- подумал он и не двигался с места, слушал слова, от которых у него, казалось, распухали уши.

-- Чем ты лучше этих людей? Они умнее тебя, честнее, если хочешь знать. Сознательный... Если тебе за твою работу дадут в два раза больше, ты половину отдашь народу? Тре-пач... Я думала, ты парень... мужчина... Сопляк. Научили де-сять слов говорить -- живи с этим, хватит. В первобытном обществе и этого не знали. Прощай, -- Ольга направилась к выходу.

Ивлев подошел к двери, толкнул жену на кровать.

-- Сядь. Объясни мне, я не могу понять: неужели...

Она встала и пошла грудью вперед.

-- Уйди. Прочь! -- глаза совсем чужие. Ненавидящие.

Петр опять толчком посадил ее. Она встала и опять по-шла...

Трижды сказала:

-- Прочь с дороги! Вон! Ненавижу тебя!

"Все", -- понял Ивлев.

Ольга вышла.

Больно стало Ивлеву, так больно!.. Показалось: не хватит сил превозмочь эту боль.

Ольга не пришла на другой день. Не пришла она и на тре-тий, и на четвертый. Петр ждал ее вечерами, она не шла.

На пятый день вместо нее пришла с чемоданом та самая девица, с которой Ивлев беседовал после свадьбы.

-- Здравствуйте, -- вежливо сказала она,

Петра удивила такая ее вежливость.

-- Здравствуй, -- он приготовился услышать что-нибудь о жене. "Мириться, наверно, хочет. Слава те, господи".

-- Ольга попросила взять кое-какие ее вещи. Нужно...

-- Пусть сама придет.

-- Она не придет никогда.

У Ивлева упало сердце.

-- Тогда ничего не получите, -- сказал и сам не понял: за-чем?

Девица уставилась на него укоряющим взглядом.

-- Как не стыдно...

-- Нет, это вам как не стыдно?! Сбили человека с панта-лыку да еще вякаете, приходите! Закрой дверь с той сто-роны.

Помолчали.

"Зря разоряюсь, -- подумал Ивлев. -- Кому доказываю?"

-- Забирай, что надо, и уходи.

-- Я только попрошу на минуту выйти.

-- Зачем?

-- Нужно... Я буду женские вещи брать.

-- Ну и бери, что ты пионерку из себя строишь? Юбки, что ли, бюстгальтеры? Забирай, не стесняйся -- я это видел.

-- Все равно... Я прошу выйти, -- уперлась на своем де-вица.

Ивлева кольнула догадка: "А юбки ли ей нужны-то? Мо-жет, вовсе не юбки?"

-- Бери при мне.

-- Нет.

-- Тогда будь здорова.

-- Как не совестно!

-- Ты только насчет совести... не надо, слушай.

-- Выйди на пять минут. Неужели трудно?

-- Трудно.

"Не за юбками ты пришла, милая, нет. За чем-то дру-гим".

-- Не выйдешь?

-- Не выйду.

-- Но я прошу... как мужчину, как джентльмена.

-- Я же -- "дяревня", я этого не понимаю.

-- Скотина, -- девица повернулась и вышла, крепко хлоп-нув дверью.

Ивлев принялся искать то, за чем приходила нарочная. И сразу почти нашел: в диване, под сиденьем, лежали заготов-ки для женских туфель. Пар на двадцать. Ивлев долго переби-рал в руках это богатство. Хром был высокого качества, светло-коричневый, мастерской выделки.

"Сапожники, -- ядовито думал Ивлев. -- Я вам устрою". Об Ольге, что она причастна к воровским делам, он поче-му-то не подумал. Напротив, захотелось скорей доказать ей, ткнуть носом: вот они, твои хорошие, умные!