Сказка - Кинг Стивен

Он покачал головой.

— Не думаю, что смогу тебе чем-то помочь, по крайней мере, вначале. Нам чертовски повезло, что у нас вообще есть деньги. Все это моя вина, и я делаю все, что в моих силах, чтобы исправить ситуацию…

— Я знаю.

— …но ты должен помочь себе сам. Тебе нужно работать. Нужно набрать высокие баллы по тестам, когда вы их будете проходить.

Я планировал сдать академический тест[15] в декабре, но не сказал об этом, и папа продолжал свою речь.

— Еще тебе надо подумать о кредитах, но только в крайнем случае — эти кредиты будут висеть на тебе еще много лет. Попробуй добиться стипендии. И занимайся спортом, это тоже путь к стипендии, а главное, это оценки. Оценки, оценки и еще раз оценки. Я не хочу, чтобы ты говорил прощальную речь[16], но хочу видеть тебя в первой десятке. Понятно?

— Да, отец, — сказал я, и он наградил меня шутливым подзатыльником.

Я старался и получал хорошие оценки. Осенью я играл в футбол, а весной — в бейсбол. В старших классах я неплохо успевал в обоих видах спорта. Тренер Харкнесс хотел, чтобы я играл еще и в баскетбол, но я отказался. Я сказал ему, что мне нужны по меньшей мере три месяца в году, чтобы заниматься другими делами. Тренер ушел ни с чем, печалясь по поводу состояния молодежи в наше упадочное время.

Я ходил на танцы, целовался с девушками, у меня появилось несколько хороших друзей, большинство которых (но не все) были спортсменами. Я открыл для себя несколько метал-групп, которые мне нравились, и слушал их на полной громкости. Папа не возражал, но на Рождество подарил мне наушники. В моем будущем были ужасные вещи — я вам о них еще расскажу, — но те ужасы, которые я воображал, лежа без сна, так и не случились. Дом все еще был нашим, и я все так же открывал его своим ключом. Это было хорошо. Если вы когда-нибудь представляли, что будете проводить холодные зимние ночи в машине или в приюте для бездомных, то понимаете, о чем я говорю.

И я никогда не забывал про сделку, которую заключил с Богом. «Если ты сделаешь это для меня, я сделаю для тебя все, что угодно, — сказал я, стоя на коленях. — Просто дай понять, чего ты хочешь, и я сделаю это, клянусь». Конечно, это была детская молитва, плод магического мышления, но часть меня (большая часть) не верила этому. Не верит и сейчас. Я думал, что моя молитва была услышана, совсем как в одном из тех умильных фильмов, которые показывают между Днем благодарения и Рождеством. Это означало, что мне нужно выполнить свою часть сделки. Мне казалось, что если я этого не сделаю, то Бог заберет чудо обратно, и мой отец снова начнет пить. Имейте в виду, что старшеклассники — какими большими ни были бы мальчики и какими красивыми девочки — в душе все равно остаются по большей части детьми.

Я пытался. Хотя все мои дни были не просто заполнены учебой и внеклассными мероприятиями, но и переполнены ими, я делал все возможное, чтобы вернуть долг. Например, присоединился к местному клубу «Опекай дорогу»[17]. Мы прошли две мили по шоссе 226, сплошь окруженному заведениями быстрого питания, мотелями и заправками. Я собрал, должно быть, миллион коробок из-под бигмаков, два миллиона пивных банок и дюжину рваных трусов. Однажды на Хэллуин я надел дурацкий оранжевый джемпер и пошел собирать деньги для ЮНИСЕФ[18]. Летом 2012-го я сидел за столом в центре города, регистрируя избирателей, хотя мне оставалось еще полтора года до того, как голосовать самому. Еще я по пятницам после тренировок помогал в офисе отцу, заполняя бумаги и вводя данные в компьютер — самая нудная работа, — когда на улице было уже темно, и мы ели пиццу Джованни прямо из коробки.

Папа говорил, что все это будет отлично смотреться в моем заявлении для колледжа, и я соглашался, но не говорил, что делаю это совсем для другого. Я не хотел, чтобы Бог решил, что я не справляюсь со своей задачей, но иногда мне казалось, что я слышу с небес неодобрительный шепот: «Этого недостаточно, Чарли. Ты и правда думаешь, что собирать мусор по обочинам — это достойная плата за ту хорошую жизнь, которую я дал тебе с твоим отцом?»

Это подводит меня — наконец — то — к апрелю 2013 года, когда мне исполнилось семнадцать. И к мистеру Боудичу.

Старая добрая школа Хиллвью! Теперь мне кажется, что она была так давно. Зимой я ездил туда в автобусе, сидя сзади с Энди Ченом, моим другом с начальных классов. Энди был спортсменом и продолжал играть в баскетбол за «Хофстру». Берти к тому времени уже исчез, уехал, что было своего рода облегчением. Бывает ведь, что хороший друг одновременно плох для тебя. По правде говоря, мы с Берти были плохи друг для друга.

Осенью и весной я катался на велосипеде, потому что мы жили в холмистом городке, и езда на велосипеде была хорошим способом укрепить мышцы ног и спины. Еще это давало мне время подумать и побыть одному, что мне нравилось. По пути домой из Хиллвью я проезжал по Плейн-стрит до Гофф-авеню, потом по Уиллоу-стрит до Пайн-стрит — у вершины холма она пересекалась с Сикамор-стрит, идущей вниз к проклятому мосту. А на углу Пайн и Сикамор стоял Психо-дом — так его прозвал Берти Берд, когда нам было лет десять или одиннадцать. На самом деле это был дом Боудича, название было написано прямо на почтовом ящике, выцветшее, но еще разборчивое, если приглядеться. И все же Берти был прав. Мы все смотрели «Психо» (вместе с другими фильмами, обязательными для просмотра одиннадцатилетних мальчишек — к примеру, «Экзорцист» или «Тварь»), и этот дом был действительно похож на тот, где жил Норман Бейтс со своей превращенной в чучело матерью. Он не походил ни на один из других аккуратных маленьких особнячков на Сикамор и в остальной части нашего района.

Психо-дом представлял собой обветшалое викторианское здание с покатой крышей, когда-то, вероятно, белое, но теперь выцветшее до оттенка, который я бы назвал «серым уличным котом». По всей длине участка тянулся древний штакетник, кое-где наклонившийся вперед, а в других местах упавший назад. За ржавой калиткой по пояс высотой виднелся разбитый камень дорожки. Газон в основном состоял из буйно разросшихся сорняков. Крыльцо, казалось, медленно отплывало от дома, к которому относилось. Все шторы были задернуты, что, по словам Энди Чена, не имело смысла, поскольку окна все равно были слишком грязными, чтобы что-то за ними разглядеть. Высокая трава наполовину скрывала плакат «ВХОД ЗАПРЕЩЕН», а на калитке красовалась большая табличка с надписью «БЕРЕГИСЬ СОБАКИ».

Энди рассказывал всем историю про эту собаку, немецкую овчарку по кличке Радар — как у парня из сериала «МЭШ»[19]. Мы все слышали его (ее, как потом оказалось), иногда видели издалека, но Энди был единственным, кто разглядел собаку с близкого расстояния. Он говорил, что однажды остановил велосипед возле дома, потому что почтовый ящик мистера Боудича открылся и почта, которой он был набит доверху, упала и разлетелась вокруг.

— Я собрал этот мусор и запихнул его обратно вместе с прочим дерьмом, — сказал Энди. — Просто пытался помочь ему без лишнего шума. И тут слышу рычание и лай, наподобие «Р-Р-Р-Р, ГАВ-ГАВ». Поднимаю глаза и вижу этого гребаного монстра весом по меньшей мере сто двадцать фунтов, зубы оскалены, слюна брызжет во все стороны, глаза красные.

— Ага, точно, — поддакнул Берти. — Пес-монстр, как Куджо в том фильме[20]. Блин.

— Так и было, — убежденно сказал Энди. — Клянусь Богом. Он бы прыгнул на меня прямо через ворота, если бы его не остановил старик. Такой старый, что нуждается в медикюре.

— «Медикэр»[21], — поправил я.