Альманах всемирного остроумия №1 - В. Попов

Один придворный, которого принц Гастон Орлеанский очень жаловал, прогуливался с вам в самый жаркий летний полдень. Он из учтивости держал шляпу в руках. Во время разговора, принц заметил, что он любить своих друзей с жаром. – «Моя голова замечает это уже с час», – отвечал придворный.

Бурвале и Тевенин, приобревшие громадный имения при Людовик XIV, спорили между собой в одном кружке капиталистов. В разгаре спора Тевенин сказал Бурвале: – «Вспомни, что ты был моим лакеем». – «Я сознаюсь, – отвечал тот, – но если б ты был моим лакеем, то и до сих пор был бы им».

Граф Вальбель, старинный любовник госпожи Аржансон, который, как говорят, произвел не одного генерала под балдахином своей постели, просил министра дать ему какую-нибудь важную должность. – «Я вижу только две должности», – сказал ему Аржансон, – которые были бы приличны для вас: управление Бастилией или Инвалидным домом; но если я вам дам Бастилию, скажут, что я вас туда сослал; если же я вас отправлю в Инвалидный дом, то скажут, что моя жена вас туда поместила».

Один герцог, будучи вице-королем Неаполя, отправился на галеры в один из тех праздников, в которые он имел право освобождать одного из каторжников. Все те, которых он расспрашивал о роде преступлений, содеянных ими, приискивали различные предлоги для извинения своих проступков. Только один чистосердечно признался ему в своих преступлениях. – «Пусть сейчас же выгонят этого негодяя, – сказал герцог, – его сообщество способно только испортить честных людей, находящихся здесь».

Преемник герцога Вандомского в управлении провинцией принял кошелек с тысячью луидоров, который был ему поднесен, по обычаю и больше для проформы, при вступлении его в должность. – «Но, – сказали ему как-то раз, – ваш предшественник отказался бы от этого кошелька». – «О, – возразил новый губернатор, господин Вандом был неподражаемый человек».

Кто-то хвалил некоторых государственных мужей, говоря, что только они поддерживают государство. – Это справедливо, – заметил один из слушающих, – деловые люди поддерживают Францию точно так же, как веревка – повешенного».

Барон Андре, гугенот, взяв (в XVII в.) у католиков замок Монбризон, развлекал себя зрелищем бросания гарнизонных солдат в пропасть. Их взводили на платформу, устроенную над башней, и бросали вниз тех, у которых не хватало духу броситься caмим. Только один солдат спас свою жизнь. Он два раза разбегался с одного конца платформы до другого и каждый раз останавливался па самом краю пропасти. Андре сказал ему сердитым голосом, что довольно двух раз искать брода. Солдат смело отвечал: – «Ну, так я вам даю найти его с четырех раз». – Ответ этот так понравился барону, что он солдата помиловал.

Пивовар Сантер играл кровавую роль во время первой французской революции. Он был начальником Тампля, где был заключен Людовик XVI и его семейство. Три раза в сутки, всегда со шляпою на голове, он входил в комнаты своих жертв и обходился с ними по-республикански. Он привел короля к суду Конвента, и 21-го января он же провожал Людовика XVI на гильотину. Когда в последний раз несчастный король хотел сказать несколько слов народу, Сантер закричал: «Вы здесь, гражданин, для того, чтоб умирать, а не для того, чтоб говорить.»

В 1861 г. в Италии появилась брошюра Марка Моне под названием: «История завоевания обеих Сицилий» и Гарибальди прислал автору следующее письмо: «Позвольте мне сделать вам небольшое замечание. Я не завоевал Сицилии, а только помогал благородному стремлению народа, который всегда желал своей свободы. В мае сицилийские патриоты помогли мне образумить бурбонских генералов, а 7-го сентября потомки Мазаниелло приготовили мой въезд в Неаполь; стало быть лишь жители Калабрии и Базиликаты имеют право на благодарность отечества.»

В 1861 году, когда знаменитый в то время Гарибальди низложил неаполитанское королевство, он скромно жил у себя на острове Kaпрере, где все жившие тогда с ним заняты были важным делом увеличения дома Гарибальди. Полковник Дейдери привез из Генуи план, по которому в то время работал один каменщик из Мадалены, и Гарибальди сам помогал ему. Он строил стену на развалинах ветряной мельницы, которую сам поправлял нисколько лет тому назад. Рука, державшая знамя при Варезе, Коме, Калатафими, укладывала камни и возводила стену, вместе с каменщиком, который сказал: «Я вижу, генерал, что вы лучше умеете командовать войском, чем класть стену.» – «Ты прав, – отвечал Гарибальди: – я лучше буду привозить тебе камни, а ты строй.» И недавний диктатор начал возить камни на ручной тележке.

В 1815 году, во время опустошения французских музеев англичанами, Веллингтон находился у герцогини Дюра на вечере, который должен был окончиться представлением небольшой пьески. Спектакль долго не начинался, вопреки желанию английского полководца; он приблизился к сцене, устроенной в зале, и поднял угол занавеса, чтобы увидеть, скоро ли будет все готово. Госпожа Дюра тотчас крикнула ему: – «Милорд, здесь нечего взять!»

Маршал Лобау производил маневр батальону нациoнaльнoй гвардии во дворе Тюильри. Он скомандовал: – «Сомкнись, колонна, направо, беглым шагом, марш!» – Национальная гвардия повернула налево и побежала врассыпную. Тогда маршал начал кричать: – «Заприте решетки, не то мои утки уйдут в воду».

Герцогиня Баварская, дофина Франции в царствование Людовика XIV, была слабого здоровья, что делало ее скучной и задумчивой. Ее обвиняли в странностях и страдания ее называли притворством. «Мне совершенно понятно, – говорила она, – что я должна умереть, чтоб поправить мою репутацию.»

Французский посланник при венецианском дворе, во время аудиенции жаловался на то, что республика пославшая поздравить его государя, по случаю значительной победы, одержанной им над Испанией, в то же время послала к королю Испании заявление о своем сожалении, по случаю его потери. Дож отвечал посланнику, что это не должно его удивлять, так как счастливейшая республика придерживается в этом случае слов Апостола: «радоваться с теми, кто в радости, и печалиться с теми, кто в печали».

Рюйтер, самый знаменитый адмирал, которого когда-либо имели голландцы, умер от раны, полученной им в битве против французов, немного времени спустя по смерти Тюренна. Госпожа Севинье, узнав эту новость и вспоминая, что после Тюренна восемь человек были возведены в маршальское достоинство, которых она величала «мелкой монетой Тюренна», язвительно сообщала об этом госпоже Гриньян: «Голландская газета сообщает, что враги потеряли на море то же, что мы на земле, и что Рюйтер был их Тюренном. Если бы голландцы могли чем-нибудь утешиться, я бы не жалела их, но я уверена, что у них никогда не хватит ума назначить зараз восемь адмиралов.

В 1682 году, епископы Франции предложили упразднить должность священников; не достигнув этого сразу, они возобновили свою просьбу во время регентства герцога Орлеанского. Этот герцог сказал им: – «Упразднение должностей священников мне кажется разумным, но упразднение епископов разве менее разумно?» – Прелаты замолчали и с тех пор не было и разговора об этом.

Антоний Левский, разговаривая однажды с Карлом V о делах в Италии, предложил ему отделаться убийством от всех князей, имевших владения. – «А что бы стало с моей душой?» – сказал ему император, – «У вас есть душа? – возразил Антоний, – в таком случае откажитесь от империи».

Одного посланника Людовика XIII, при испанском дворе, хотели принудить воздать некоторую почесть, которая не согласовалась с инструкциями, полученными им от своего государя. Он никак не хотел подчиниться тому, чего требовали от него испанцы. Король Испании, думая привести в смущение посланника, сказал ему вслух: – «Разве у короля Франции нет другого посланника, кроме вас, которого он бы мог прислать ко мне?» – «Государь, – возразил посланник, – без сомнения у короля, моего повелителя, есть люди умнее меня, которыми он может располагать; но он думает, что по королю и посол».

Знаменитый Бюре пригласил к себе на обед герцога Шуазеля. За десертом, в январе месяце, поданы чудесные персики, отличного вкуса и очаровательного запаха. На лице всесильного министра выразился восторг; но узнав, что эти фрукты стояли не менее луидора за штуку, сказал гордому амфитриону[7]: – «Когда я буду иметь честь получить снова от вас приглашение, то не угощайте меня такими лакомствами; по совести, они слишком дороги». – «Я должен повиноваться вам во всем, – отвечал новоявленный крез, – как ни неприятно мне в подобном обстоятельстве сообразоваться с вашими желаниями». В следующем году Шуазель был снова приглашен па обед к Бюре. Снег покрывал улицы Парижа; Сена замерзала. В доме Бюре герцогу представилась следующая картина: в великолепном зале смиренная корова убирала персики, еще лучше прошлогодних, небрежно наваленные в серебряные сосуды, – «Вы требовали, – сказал Бюре герцогу, – чтоб вам не подавать более персиков, я соображаюсь с желанием вашим».