Отважное сердце - Робин Янг

Небо раскроила очередная молния, и он задрал голову вверх, туда, где скрещивались в неверном свете факелов потолочные балки, содрогнувшись при мысли о том, что было бы, попади небесный огонь прямо в крышу. Перед его внутренним взором возникла библейская сцена: падающее дождем ослепительно-белое пламя, валяющиеся на полу обугленные тела с зажатыми в руках ножами и кубками. Вот только восстанут ли они так же, как и падут? Дворецкий опустил взгляд на кувшин, который сжимали его покрытые старческими коричневыми пятнами руки. А он сам? Полуприкрыв глаза, Гутред уже начал читать про себя молитву, но потом остановился. Это чепуха. Просто пришла одна из тех зловещих мартовских гроз, которые заставляют древних старух бормотать невесть что, а клирикам дают лишнюю возможность воззвать к милости Всевышнего. Но, возобновив свое неспешное странствие между столов, он не мог отмахнуться от внутреннего голоса, который нашептывал ему, что слухи появились задолго до того, как север приоткрыл свою чудовищную пасть и засыпал Шотландию мокрым снегом с градом.

Покрепче прижав кувшин к груди, дабы не пролить ни капли чудодейственной влаги, дворецкий поднялся по деревянным ступенькам на помост, вознесшийся чуть ли не к самому потолку в конце залы. С каждым шагом он поднимался над головами лордов, королевских служащих, слуг, собак и приживальщиков, которые сражались за свободные места и благосклонное внимание сильных мира сего внизу. Гутред уже видел, как привратники по команде управляющего вытолкали взашей нескольких юнцов, проникших в залу без приглашения. Празднества всегда сопровождались суматохой: конюшни оказывались переполненными, помещения для господ — неподготовленными, послания терялись, слуги от чрезмерной спешки становились неуклюжими, а их господа легко выходили из себя по любому поводу и без оного. Тем не менее, невзирая на подобные казусы и отвратительную погоду, король, похоже, пребывал в благодушном настроении. Он хохотал над чем-то, сказанным епископом Глазго, когда Гутред подошел к его столу. Лицо короля раскраснелось от выпитого и жара, исходящего от очагов в зале, и он пролил вино себе на платье. Солома на полу вокруг стола, занимавшего все пространство помоста, еще утром свежая, уже прилипала к ногам от крошек медовых пряников, пролитого вина и кроваво-красной густой подливы. Гутред одним взглядом окинул богатый арсенал серебряных тарелок и кубков, простым наклоном головы давая понять, что готов подлить вина тем, чьи кубки уже пусты. По обе стороны короля расположились восемь мужчин. Их громкие голоса соперничали с грозой и друг с другом, так что старому дворецкому пришлось низко наклонить голову, чтобы быть услышанным.

— Еще вина, милорд?

Не прерывая разговора, король Александр протянул свой кубок, который был вместительнее остальных и украшен драгоценными каменьями.

— Я полагал, что мы разрешили это недоразумение ко всеобщему удовлетворению, — угрюмо заявил он своему собеседнику с левой стороны. После того как дворецкий подлил ему кроваво-красного вина, король сделал большой глоток.

— Прошу простить меня, милорд, — возразил тот, накрывая свой кубок ладонью, когда к нему подошел дворецкий, чтобы наполнить его, — но просьба…

— Благодарю тебя, Гутред, — обронил король, когда дворецкий перешел к епископу Глазго, который уже держал свой кубок наготове.

На скулах у мужчины заиграли желваки.

— Милорд, просьба об освобождении пленника исходит непосредственно от моего зятя. Будучи его родственником и юстициаром[11] Галлоуэя, я не могу позволить себе не привлечь к его ходатайству того внимания, коего оно заслуживает.

Король Александр нахмурился, видя, что Джон Комин не сводит с него пристального взгляда своих темных глаз. Лицо лорда Баденоха казалось восковым в свете факелов, и его выражение было столь же мрачным и строгим, как и его наряд: черный шерстяной плащ, подбитый на плечах серебристым мехом волка, цвет которого столь точно соответствовал его шевелюре, что было практически невозможно отличить, где начинается одно и заканчивается другое. Из-под складок плаща едва проглядывал герб, украшавший его камзол: красный геральдический щит с вышитыми на нем тремя белыми снопами пшеницы. Король поразился тому, как сильно походил на своего отца Рыжий Комин[12] — то же самое холодное высокомерие и суровое выражение лица. Интересно, все ли мужчины в роду Коминов такие? Это что, наследственность, передается из поколения в поколение? Взгляд Александра обежал сидевших за столом и остановился на графе Бучане, главе рода Черных Коминов,[13] именуемых, как и Рыжие Комины, по цвету его герба: черный геральдический щит с тремя белыми вязанками пшеничных колосьев. В ответ Александр удостоился брошенного украдкой взора. Не будь они столь полезными сановниками и управителями, он, пожалуй, удалил бы их от своего двора еще много лет назад. По правде говоря, в обществе Коминов он чувствовал себя скованно.

— Как уже сказал, я подумаю об этом. Томас Галлоуэй был заключен в темницу более пятидесяти лет тому. Нет сомнения, еще несколько недель в заключении не составят для него большой разницы.

— Даже лишний день, проведенный в застенках, должен показаться невиновному человеку вечностью, — с деланной небрежностью ответил Джон Комин, но в его тоне безошибочно читался вызов.

— Невиновному? — Голубые глаза Александра опасно сузились. Он отставил в сторону кубок. Его хорошее настроение испарилось. — Этот человек поднял восстание против моего отца.

— В то время он был всего лишь мальчишкой, милорд. Это народ Галлоуэя избрал его своим предводителем.

— И мой отец позаботился о том, чтобы они кровью заплатили за это. — В голосе Александра зазвучала сдерживаемая ярость. Вино горячило кровь, и лицо его пошло красными пятнами бешенства. — Томас Галлоуэй был незаконнорожденным. Он не имел права называться лордом, и его люди знали об этом.

— Они оказались перед неприятным выбором — или позволить править собой бастарду, или увидеть, как их земли разделят между собой три дочери. Вы ведь наверняка понимаете, в каком безвыходном положении они оказались, Ваше величество?

В словах Комина Александру почудился скрытый намек. Неужели лорд Баденох позволяет себе сравнивать нынешнюю ситуацию с той, что сложилась в Галлоуэе более полувека тому? Но прежде чем король успел принять какое-либо решение, с дальнего конца стола прозвучал холодный голос.

— Своими разговорами вы мешаете нашему любезному хозяину насладиться трапезой, сэр Джон. Совет закончен.