Самый глупый ангел - Кристофер Мур

— Да, планировала.

— Так вот, я только что по радио услышал, что велика вероятность дождя, поэтому лучше бы резервный план разработать.

— Больше выпивки?

— Я имел в виду, чтоб еду на улице готовить не пришлось.

— Типа — еще больше выпивки?

Тео покачал головой и направился к двери.

— Позвони мне или Молли, если помощь потребуется.

— Дождя не будет, — сказала Мэвис. — В декабре никогда не бывает.

Но Тео уже ушел — на улицу, искать незнакомца в дождевике.

— А хлынуть может запросто, — подал голос один из дневных завсегдатаев. — Ученые говорят, в этом году мы можем увидеть эль-ниньо.

— Ну да, можно подумать, они нам вообще что-нибудь говорят, пока полштата в море не смоет, — сказала Мэвис. — К ебене маме этих ученых.

Но эль-ниньо в самом деле надвигался.

Эль Ниньо. Дитя.

Глава 3

Мишура обмишуливает

Вечер вторника. До Рождества еще четыре дня, однако по главной улице городка в своем большом красном пикапе разъезжает Санта: машет детворе, виляет с одной обочины на другую, рыгает себе в бороду потихоньку, потому что он не просто в подпитии.

— Хо, хо, хо, — говорит Дейл Пирсон, злобный застройщик Хвойной Бухты и уже шестой год подряд почетный Санта-Клаус ложи Северных оленей. — Хо, хо, хо, — говорит он, давя в себе позыв добавить «и бутылка рому»: манеры у него — скорее Черной Бороды, чем Святого Николая. Родители тычут в него пальцами, детвора машет и подпрыгивает.

К этому времени уже вся Хвойная Бухта звенит переселившимся в эмиграцию рождественским настроем. Все номера всех отелей полны, а на Кипарисовой улице не осталось ни единой щелочки для парковки — покупатели без устали сыплют свои каштаны в костер, сметая все подчистую. Кредитка стерпит. Вся улица пахнет корицей и сосной, мятой и радостью. Это вам не грубое торгашество Рождества в Лос-Анджелесе или Сан-Франциско. Это вам рафинированное, искреннее торгашество маленького новоанглийского городка, где сто лет назад Норман Рокуэлл изобрел Рождество. Тут все взаправду.

Однако до Дейла Пирсона это не доходило.

— Веселого, счастливого… отсоси, паразит липучий, — Гринчем скрипел Дейл за тонированными стеклами кабины.

На самом деле для коренных жителей весь этот рождественский шарм их городка оставался некой загадкой. Ведь Хвойная Бухта, в общем-то, не зимняя страна сказок: средняя температура сезона — 65 градусов по Фаренгейту, и только пара уж совсем матерых старожилов припоминала, что когда-то поговаривали, будто здесь шел снег. Да и не тропический это рай для отпускников: океан обжигающе холоден, средняя видимость в воде — 18 дюймов, а на самом берегу — гигантское лежбище морских слонов. И зиму напролет тысячи округлых ластоногих валяются по всему побережью Хвойной Бухты, словно огромные гавкающие какашки; хотя сами по себе они безобидны, однако же составляют основной рацион большой белой акулы, которая за 120 миллионов лет эволюционировала в отличный предлог никогда не заходить в океан выше лодыжек. А раз дело не в погоде и не в воде — какого рожна им тут надо? Может, самих сосен? Новогодних елочек?

— Мои деревья, черт бы их драл, — бородато бурчал про себя Дейл.

Городок Хвойная Бухта располагался в самом последнем на белом свете естественном бору монтерейских сосен. А поскольку они подрастают на двадцать футов в год, сам бог велел выращивать монтерейские сосны под новогодние елки. Это хорошая новость: в городке можно прийти на любой пустырь и срубить себе солидную рождественскую елочку. Но есть и плохая: это преступление, если, конечно, вы не обзаведетесь специальным разрешением и не посадите пять сосен взамен. Монтерейские сосны — охраняемый вид, это вам скажет любой местный строитель, ибо всякий раз, как они валили парочку для постройки дома, высаживать обратно приходилось целый лес.

Универсал с рождественской елкой, пристегнутой к крыше, сдал назад перед самым носом Дейлова пикапа.

— Уберите эту говяху с моей улицы, — Скруджем проскрежетал Дейл. — И веселенького вам Рождествеца, мразюки, — добавил он, чтобы не выбиваться из общего настроя.

Сам того не желая, он стал Джонни Яблочным Семечком рождественских елок: высадил десятки тысяч саженцев на замену тем тысячам, которые свалил бензопилой, а затем построил из них целые ленты однотипных особнячков, заплетя ими все холмы Хвойной Бухты. Хотя закон и предписывал все деревья-заменители высаживать в пределах муниципального округа Хвойной Бухты, нигде не говорилось, что посадки следует производить вблизи оттого места, где сосну срубили. Вот Дейл и понатыкал все свои деревья вокруг кладбища старой церкви Святой Розы. Много лет назад всю эту землю — десять акров — он сам же и купил, надеясь разделить ее на участки и застроить роскошными жилищами, кабы не встряли эти хиппари из Калифорнийского исторического общества. Ветхую двухкомнатную церквушку объявили памятником истории и культуры, а потому застраивать что бы то ни было чем бы то ни было стало невозможно. И ровными рядами, даже не задумываясь о естественном росте леса, его строительные бригады сажали и сажали монтерейские сосны, пока вокруг церкви не образовалась чащоба, что перья на птичьей спине.

Последние четыре года за неделю до Рождества кто-то повадился ездить в этот Дейлов лес и вывозить живые сосны целыми грузовиками. И Дейл уже заманался отвечать перед окружной администрацией за высадку новых деревьев. То есть на сами сосенки ему было наплевать вприсядку, но будь он проклят, если станет мириться, когда на него снова и снова спускают сторожевых полканов округа. Своим корешам по Оленьему обществу он уплатил сполна — раздал подарки с сюрпризами и им, и женам ихним, а теперь он пойдет ловить вора. И вора он поймает — это будет его личный рождественский подарок себе. Немножко справедливости. А больше ему ничего и не надо — немножко справедливости, и капец.

И веселенький гоблин свернул с Кипарисовой и направился прямиком в гору, к церквушке, похлопывая по тупорылому револьверу 38-го калибра, засунутому за широкий черный пояс.

Лена втащила вторую рождественскую елку в кузов своего маленького пикапа «тойота» и утвердила ее в одном из десятигаллонных кедровых коробов, которые сама же специально для этого сколотила. В этом году неимущие получат лишь четырехфутовики — ну, может, вместе с коробом на фут больше. После октября дождь шел всего раз, поэтому у Лены почти час ушел на то, чтобы выкопать из неподатливой сухой почвы только два саженца. Ей, конечно, хотелось, чтобы у людей на Рождество были елочки, но если бы она замахнулась на семифутовые, то проторчала бы тут всю ночь и раздобыла лишь пару. Вот это — настоящая работа, — думала Лена. Вообще-то она управляла недвижимостью — подбирала жилье на съем для отпускников в местном агентстве, и в самый сезон рабочий день ее затягивался до десяти-двенадцати часов, но теперь она осознала: часы на работе и реальная работа — большая разница. Она осознавала это каждый год, когда приезжала сюда сама по себе и брала в руки ярко-красную лопату.

По лицу стекал пот. Лена тыльной стороной замшевой рабочей перчатки смахнула с лица волосы, оставив на лбу грязный мазок. Выпуталась из фланелевой рубашки, надетой по случаю ночной прохлады, и осталась в узком черном топе и грязновато-оливковых штанах от робы. С красной лопатой в руках на этой лесной опушке она походила на бойца какого-то рождественского спецназа.

Лена вонзила лезвие в хвойную подстилку примерно в футе от ствола следующего намеченного дерева, поднажала ногой и слегка попрыгала, чтобы лопата вошла поглубже. Когда она раскачивала черенок, чтобы поднять пласт дерна, яркий дуплет фар обмахнул закраину леса и замер на «тойоте».

«Не о чем волноваться, — думала Лена. — И не собираюсь я прятаться, не собираюсь никуда нырять.» Ничего плохого она не делает. Ничегошеньки. Ну, говоря строго, это, конечно, воровство и нарушение пары указов окружной администрации о рубке монтерейских сосен, но, говоря так же строго, она же их не рубит, правда? Она их просто пересаживает. И… да, ради неимущих. Она — как Робин Гуд, вот. А Робину Гуду слова поперек не скажи. Но все равно Лена улыбнулась в окуляры фар и пожала плечами с таким видом — «ну что ж, похоже, меня замели», — который, надеялась она, сочтут прелестным. К глазам она поднесла козырьком ладонь и прищурилась, чтобы разглядеть получше, кто сидит в грузовике. Да, Лена не сомневалась, что это грузовик.

Двигатель его пофырчал и заглох. У Лены в горле шевельнулась тошнота — она поняла, что грузовик дизельный. Открылась дверца, и, когда на миг в кабине вспыхнул свет, ей показалось, что за рулем — фигура в чем-то красно-белом.

Чего?

Из пучка слепящего света к Лене шел Санта-Клаус. Обычный Санта — с фонариком. Но что это у него в другой руке? А в другой руке у Санты был пистолет.