Самый глупый ангел - Кристофер Мур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мобильный телефон Теофилуса Кроу играл первые восемь тактов «Запутался в тоске» надоедливым электронным голосом, похожим на хор болезных комнатных мух, Сверчка Джимини, надышавшегося гелием, или — ну, в общем, на самого Боба Дилана. Так или иначе, когда Тео удалось наконец открыть устройство, пять человек в овощной секции «Экономичного гипермаркета» уже смотрели на него так свирепо, что завял бы и пучок свежей руколы в его тележке. Тео ухмыльнулся, словно извиняясь: сам терпеть не могу эти штуки, но что поделаешь? — и ответил:
— Констебль Кроу, — дабы напомнить всем вокруг, что он тут не пни пинает, а представляет ЗАКОН. — На парковке гипермаркета? Сейчас буду.
Ух ты, как удобно. Один плюс в службе закону по месту жительства в городке с населением всего пять тысяч — за неприятностями далеко ходить не надо. Тео отогнал тележку в конец ряда, протиснулся сквозь очередь у кассы и вывалился в автоматические двери на стоянку. (Не человек, а насекомое вроде богомола, только сплошь в джинсе и фланели, шесть футов шесть дюймов, сто восемьдесят фунтов и всего три скорости — иноходь, припрыжка и полная неподвижность.) Снаружи он сразу увидел Лену Маркес — та согнулась в три погибели, пытаясь отдышаться. Ее бывший супруг Дейл Пирсон забирался в кабину своего пикапа-внедорожника.
— Погоди-ка, Дейл. Не спеши, — окликнул его Тео.
Он убедился, что из Лены вышибли только дух и скоро она оклемается, и повернулся к упитанному подрядчику: тот уже занес сапог на подножку, словно сейчас кабина проветрится — и он уедет.
— Что тут у вас произошло?
— Эта чокнутая сука дерябнула меня своим колоколом.
— А вот и нет, — выдохнула Лена.
— Мне сообщили, что ты ударил ее мешком льда, Дейл. А это вооруженное нападение.
Дейл Пирсон быстро огляделся и засек кучку женщин, собравшихся у окна спортзала. Упражнялицы немедленно отвернулись и разошлись по своим тренажерам, словно бы на стоянке ничего интересного не происходило.
— Спроси у них. И они тебе расскажут, что она этот колокольчик мне в самое ухо засунула. Я действовал в пределах самозащиты.
— Он сказал, что пожертвует, когда выйдет из магазина, а сам не пожертвовал. — Дыхание постепенно возвращалось к Лене. — А если сказал — это явный договор о намерениях. И он его нарушил. И ничем я его не била.
— Вот ебанушка. — Дейл произнес это так, будто подписывал приговор воде: мокрая. И так ясно.
Тео переводил взгляд с одного на другую. С этой парочкой он и раньше имел дело, но считал, что после их развода пять лет назад страсти поутихли. (Сам Тео в Хвойной Бухте служил констеблем уже четырнадцать лет и наблюдал с изнанки множество благополучных семейных пар.) Первое правило в любых домашних разногласиях — развести стороны подальше друг от друга, но тут, похоже, это уже состоялось. Ни на чью сторону в таких делах вставать не полагается, но у Тео имелась слабость к полоумным — в конце концов, на одной из них он сам женился, — и он решил взять правосудие в свои руки и сосредоточиться на Дейле. К тому же этот тип — осел, каких мало.
Тео похлопал Лену по спине и подпрыгнул к грузовику Дейла.
— Не трать время, хиппарь, — сказал Дейл. — Я все сказал. — Он забрался в кабину и хлопнул дверцей.
«Хиппарь? — подумал Тео. — Хиппарь, значит?» Свой хвост он срезал много лет назад. Перестал носить «биркенстоки». Даже бросил курить дурь. С чего этот парень взял, что констебль Кроу хиппарь? «Хиппарь, а?» — повторил он себе, и тут же:
— Эй?
Дейл завел грузовик и дернул за рычаг передачи.
Тео вскочил на подножку, перегнулся на капот, перекрыв половину ветрового стекла, и начал по нему пристукивать монеткой, извлеченной из кармана джинсов.
— Не уезжай, Дейл. — Тук-тук-тук. — Если ты сейчас уедешь, я выпишу ордер на твой арест. — Тук-тук-тук.
Тео рассвирепел — в этом он был уверен. Да, то, что он чувствует сейчас, — однозначно гнев.
Дейл поставил грузовичок на ручник и ткнул в кнопку, опускающую стекло.
— Ну чего? Чего тебе еще надо?
— Лена выдвигает обвинения в умышленном нападении — возможно, с применением смертоносного оружия. Мне кажется, тебе сейчас лучше раздумать и никуда не уезжать.
— Смертоносное оружие? Да это же мешок со льдом.
Тео покачал головой и заговорил голосом народного сказителя:
— Мешок со льдом, который весит десять фунтов. Посмотришь, Дейл, как я уроню десятифунтовую льдинку на пол в суде перед скамьей присяжных. Слышишь грохот, Дейл? Видишь, как морщатся присяжные, когда я раскалываю мускатную дыню на столе адвоката десятифунтовым блоком льда? И это — не смертельное оружие? «Дамы и господа присяжные, этот человек, этот подлец, этот хам, этот, если позволите, не человек, а переполненная слипшейся массой кошачья уборная, ударил беззащитную женщину — женщину, которая по доброте душевной собирала средства для бедных, женщину, которая…»
— Но это никакой не блок льда, это…
Тео воздел палец:
— Ни слова больше, Дейл, пока я не зачитаю твои права. — Констебль чувствовал, как Дейла пробирает: на висках подрядчика запульсировали жилки, а лысина уже наливалась ярким багрянцем. Хиппарь, значит? — Лена совершенно определенно выдвигает обвинения — правда, Лена?
Та подошла к самому грузовику.
— Нет, — сказала она.
— Вот сука! — вырвалось у Тео — он просто не успел прикусить язык. А ведь такое вдохновение накатило…
— Видишь, она та еще… — сказал Дейл. — Тебе и самому теперь мешочек льда бы не помешал, а, хиппарь?
— Я служитель закона, — ответил Тео, жалея, что при себе нет пистолета. Вместо него из заднего кармана он вытянул бумажник с бляхой, но сообразил, что представляться как-то поздновато: они с Дейлом знакомы уже лет двадцать.
— Ага, а я тогда — северный олень. — В голосе Дейла слышалось больше гордости этим фактом, чем следовало бы.
— Я обо всем забуду, если он положит мне в котелок сто долларов, — сказала Лена.
— Женщина, да ты совсем спятила.
— Сейчас Рождество, Дейл.
— Нахуй Рождество и тебя вместе с ним.
— Эй, придержал бы язычок, Дейл, — сказал Тео, всемерно подчеркивая мирную составляющую титула «блюститель мира и порядка». — И неплохо бы из грузовичка выйти.
— Пятьдесят баксов в котелок, и пусть катится, — сказала Лена. — Это для неимущих.
Тео молнией развернулся к ней:
— Нельзя торговаться о мировой на стоянке гипермаркета. Я его уже за горло держал.
— Заткнись, хиппарь, — сказал Дейл и перевел взгляд на Лену. — Возьмешь двадцатку, и неимущие пускай хоть раком встанут. Они могут и на работу устроиться, как все мы.
Тео был уверен, что наручники у него в «вольво», — или они до сих пор дома на столбике кровати?
— Мы здесь так не…
— Сорок! — крикнула Лена.
— По рукам! — Дейл выхватил из бумажника две двадцатки, скомкал их и метнул в окно; они срикошетили от груди Тео Кроу, а подрядчик дернул грузовик задним ходом.
— Ни с места! — скомандовал Тео.
Но Дейл развернул грузовик и рванул со стоянки. Когда большой красный пикап проезжал мимо «вольво»-универсала, из кабины застройщика вылетел мешок и взорвался прямо на заднем бампере машины констебля, осыпав всю парковку кубиками льда, однако иного вреда не причинив.
— Веселого Рождества, сучка психованная! — раздался вопль из кабины, когда пикап вывернул на улицу. — И всем вам приятного вечера! Хиппарь!
Лена уже сунула смятые банкноты куда-то в шубку Санты и, когда красный пикап, ревя, скрылся из виду, сжала плечо Тео:
— Спасибо, что спас.
— Не от чего было спасать. Надо на него заявить.
— Да нормально. Он бы все равно выпутался — у него отличные адвокаты. Уж я-то знаю. А кроме того — сорок долларов!
— Вот это рождественский дух. — Тео не удержался от улыбки. — Ты уверена, что все в порядке?
— Все отлично. Он уже не в первый раз на мне отрывается. — Лена похлопала себя по кармашку. — Теперь от него хоть какая-то польза. — Она двинулась к брошенному котелку, Тео — следом.
— Если передумаешь, у тебя есть неделя, чтобы написать заявление.
— Знаешь что, Тео? Вообще-то мне очень не хочется еще одно Рождество переживать из-за этого никчемного куска человеческих отходов. Пусть живет себе. Может, нам повезет и с ним что-нибудь случится, как обычно бывает на праздники.
— Это было бы мило, — сказал Тео.
— Ну а теперь в ком рождественский дух?
В какой-нибудь другой рождественской сказке Дейла Пирсона — зловещего застройщика, эгоцентричного женоненавистника и, по всей видимости, неисправимого жмота — могла бы навестить череда призраков, которые, показав ему унылые картины будущих, прошедших и настоящих Рождеств, вызвали бы в нем полную перемену к щедрости, доброте и общему расположению к его человеческим собратьям. Но у нас совсем не такая рождественская сказка, поэтому тут всего через несколько страниц кое-кто жалкого мудозвона отправит на тот свет лопатой. Вот какой дух Рождества ожидается в этих краях. Хо, хо, хо.