Тайный советник вождя - Владимир Успенский

Иосиф Виссарионович узнал, спросил:

— Лаврентий, зачем ты ставишь меня на край пустого бассейна?

— Хотел еще и еще раз показать твою мудрость и осмотрительность.

— В чем же тут мудрость? Подавляющее большинство нормальных людей вообще не ходят к пустым бассейнам и не задумываются, прыгать в них или нет. В пустые бассейны прыгают только сумасшедшие. Следовательно, ты утверждаешь, что товарищ Сталин еще не сошел с ума. Спасибо тебе за такую постановку вопроса. — Помолчал и добавил со злостью: — Прежде чем товарищ Сталин прыгнет в бассейн, Лаврентий Берия захлебнется в разбитом корыте или в собственном ночном горшке. На выбор.

Берия потом сетовал, вроде бы сочувствия моего искал:

— Сладким быть нельзя — проглотят. Горьким тоже нельзя — выплюнут. Вот и гадай, каким быть.

— Самим собой.

— Опять невыгодно. Один решит, что я умный и хороший, а другой — что плохой и вредный. Половина за меня, половина против. Шатко. Надо, чтобы почти все были за: и любили, и уважали, и боялись.

— Практически невозможно.

Лаврентий Павлович вздохнул и тщательно вытер платком кончик носа, прямо-таки растрогав меня: до чего, оказывается, тяжело жилось человеку.

При всем том Берия ни в коей мере не был при Сталине лишь «мальчиком для битья», а, наоборот, являлся весьма исполнительным, инициативным партнером — еще и по этой причине Иосиф Виссарионович не мог обойтись без него. Что требовалось нам сразу после войны с немцами? Создать щит, который надежно прикрыл бы нас и дружественные нам страны от атомных бомб, которыми монопольно владели американцы. Янки наглели, распространяя свое влияние на весь мир, угрожая непокорным применением силы. А что противопоставить новоявленным захватчикам? Только такую же грозную силу, какой обладал агрессор. Но у американцев богатейшие возможности, а у нас — поднимающаяся из руин страна. Нам нужны были таланты, способные в кратчайший срок вознестись на высочайший научно-технический уровень, нужны были организаторы, способные при нашей бедности осуществить, казалось бы, невозможное. И таковые нашлись.

В структуре Совнаркома создано было Первое главное управление — ПГУ, — занимавшееся всеми аспектами получения и использования атомной энергии, созданием атомной, а в перспективе и водородной бомбы. Руководил новой, сверхсекретной отраслью, как мы уже говорили, Борис Львович Ванников, а шефом проблемы, куратором от Политбюро являлся Лаврентий Павлович Берия, решавший все организационные вопросы, поставлявший рабочую силу, технику, материалы. И хоть жили они как своенравный кот со злой собакой (Ванников успел побывать на Лубянке и был освобожден лично Сталиным), но работали успешно, стремясь к одной наиважнейшей цели. Плоды этого сотрудничества мне довелось увидеть своими глазами.

После трагической гибели моей жены Анны Ивановны, в чем была и моя вина, я утратил интерес ко многому из того, чем занимался прежде. Однако поручения Иосифа Виссарионовича постепенно возвращали меня к прежней жизни, к выполнению привычных обязанностей. Осенью 1947 года он предложил мне отправиться в Астраханскую область на первый наш ракетный полигон Капустин Яр, дабы понаблюдать за стендовыми (огневыми) испытаниями и фактическими запусками наших первых баллистических ракет. Серии «Т» и серии «Н» — по десять штук в каждой. Хотя бы для того, чтобы на молодежь посмотреть. Среди 140 военнослужащих и 70 гражданских специалистов, выполнявших ответственное задание, действительно много было сравнительно молодых людей, неизвестных или почти неизвестных ни Сталину, ни мне. Да еще человек пятнадцать немцев, занимавшихся созданием ракет при Гитлере, а теперь сотрудничавших с нами. Иосифу Виссарионовичу хотелось не только знать официальные результаты испытаний и перспективы, но и посмотреть на новшество, оцепить его эффективность глазами соратника-ветерана. Это тоже одна из его привычек: сопоставлять, скрещивать различные мнения.

Ракеты, ракеты… Когда-то в молодости я увлекался ими почти как паровозами, как только что появившимися пулеметами, которые и пересилили все другие влечения. Знал историю этого вопроса. Не вдаваясь в дальнюю допетровскую даль, скажу, что серьезная разработка боевых ракет началась у нас в первые годы XIX века. Возглавлял это дело Александр Дмитриевич Засядько, боевой генерал, участник Отечественной войны 1812 года, закончивший антинаполеоновский поход в Париже, заслужив шесть боевых наград.

Еще в 1815 году пиротехническая лаборатория, которой руководил Засядько, изготовила своего рода прообраз будущих «Катюш». Сконструированная там ракета состояла из трех частей: цилиндрическая железная гильза со специальным составом, колпак для зажигательной смеси и деревянный «хвост» — стабилизатор. Пусковой станок позволял вести залповый огонь сразу шестью ракетами (как немецкие шестиствольные «ишаки» 1941-45 годов). Сие оружие высоко оценил фельдмаршал Барклай-де-Толли, присутствовавший на испытаниях.

В 1826 году на Волковом поле возле Петербурга было создано специальное предприятие по производству боевых ракет, на котором в общей сложности было изготовлено без малого 50 тысяч этих изделий, а использовались они, кроме испытаний, в ракетной роте № 1, которая сформировалась почти одновременно с рождением вышеназванного завода. Ракеты наши с большим эффектом использовались в русско-турецкой войне 1828-29 годов, в Крымской войне, опять же в русско-турецкой войне 1877-78 годов, на кораблях Черноморского флота. Потом, в связи с быстрым развитием нарезной артиллерии, ракеты как-то утратили свое значение. У нас продолжали заниматься этим делом только энтузиасты. Ракетное оружие возобновилось в Советском Союзе лишь к началу Великой Отечественной войны, воплотившись в виде грозных реактивных установок. А вот немцы в поисках «оружия возмездия» шли другим путем, создавая большие ракеты единичного действия, рассчитанные на доставку мощных зарядов на значительное расстояние для ударов по Англии и даже по Соединенным Штатам. На эти сведения я и опирался, получив задание Иосифа Виссарионовича.

А еще вот что. Сталин знал, что перед каждым серьезным мероприятием, к которому имел отношение Берия, в его ведомстве заранее составлялся список лиц, которых можно привлечь к ответственности в случае неудачи. Вот свершившийся факт — вот виновники. А дело-то в Капустином Яре было сложное, на полигоне всякое могло произойти, Иосиф Виссарионович не желал терять ни одного из немногих наших специалистов по ракетам, за исключением разве что сознательных вредителей. Но вредительство представлялось маловероятным. Ракетчиков проверяли и перепроверяли, каждый их шаг был под контролем. Посему Иосиф Виссарионович счел необходимым особо предупредить меня:

— Мы в самом начале трудного пути. Очень нужны кадры. Посмотрите, пожалуйста, чтобы Берия не перегнул палку, чтобы обошлись без потерь.

Это указание я и счел для себя главным. Уже одно мое присутствие охлаждало всегдашнее стремление Лаврентия Павловича обрести «козлов отпущения» и свалить на них недостатки. Тут я мог принести пользу. А в смысле техники — где уж угнаться за специалистами.

Что мне было известно о ракетах дальнего действия? Попытки создать их велись еще до войны в нескольких странах, в том числе и у нас. Мы продвигались успешнее некоторых других государств. Однако всех опередили дотошные немецкие инженеры. К 1942 году они разработали и освоили баллистическую ракету ФАУ-2 (техническое название А-4). Дальность полета 275 километров с боевым зарядом в одну тонну. Грозное достижение. В Тюрингии, возле города Нордхаузен, руками пленных построили большой подземный завод «Миттельверк», способный выпускать до 20 ракет в сутки. Всего же немцам удалось изготовить около 6000 ФАУ-2 и примерно половину использовать при ведении боевых действий, главным образом для ударов по Англии.

Вообще говоря, занять Нордхаузен должны были наши войска. Но американцы, располагавшие сведениями о подземном заводе, опередили нас и основательно «похозяйничали» в «Миттельверке». Уходя по требованию советского командования за демаркационную линию, они увезли с собой серийные и опытные ракеты, оборудование, приборы, основную техническую документацию. И более 500 специалистов вместе с ведущим изобретателем и конструктором фон Брауном. Все это помогло американцам быстро выйти на первое место по ракетостроению. Нам же досталось лишь то, что янки не смогли вывезти, но взорвали или испортили. Наши специалисты, прибывшие в район «Миттельверка», буквально по крохам собрали уцелевшие детали, восстановили, а вернее, воссоздали основные узлы ФАУ-2, аппаратуру наземного управления, многие технические документы. Заложили основу для создания наших собственных баллистических ракет типа Р-1 и дальнейших модификаций.

«Вооруженный» такими знаниями, в октябре 1947 года я впервые увидел на полигоне Капустина Яра три стендовых (огневых) испытания, а затем несколько фактических запусков советских ракет, тогда еще имевших нечто общее с ракетами ФАУ-2 (А-4). Но много уже и нашего было в них. А всего лишь через год взлетят в небо образцы ракет полностью нашего производства.