Рай - Абдулразак Гурна

остановились у водопада. Он был прекрасен, как нечто совершенное. Никогда я не видел ничего столь прекрасного. Словно слышалось дыхание Бога. Но пришел человек и стал гнать нас. Днем и ночью все вокруг пульсировало, жужжало, сотрясалось от звуков. Однажды около озера я видел двух орланов, они спокойно сидели на ветке камедного дерева. Но вдруг оба они испустили мощный крик, дважды или трижды яростно завопили, закинув головы, раскрытый клюв уставлен в небо, замахали крыльями, тела их напряглись. Через миг с той стороны озера донесся слабый отклик. Несколько минут спустя самец уронил белое перо, и в этом великом молчании оно медленно опустилось наземь.

Халил слушал молча, лишь хмыкал иногда. Но если Юсуф смолкал, думая, что слушатель заснул, из темноты доносился вопрос, побуждая его продолжать. Порой Юсуф и сам смолкал, бессильный передать воспоминание о бескрайней красной земле, полной людей и животных, образ скал, вздымавшихся над водой, будто стены из пламени.

— Словно врата рая, — сказал Юсуф.

Халил издал тихий недоверчивый звук.

— А кто живет в том раю? Дикари да воры, грабящие невинных торговцев, продающие кровных братьев за побрякушки, — сказал он. — Нет у них ни Бога, ни веры, даже обычного милосердия. Похожи на диких зверей, среди которых живут.

Юсуф знал, что такими присказками его спутники побуждали друг друга вернуться к истории о Чату, но сам он промолчал. Вспоминая о пребывании в городе Чату, он неизменно вспоминал о Бати, о теплом дыхании на своей щеке. Он устыдился, представив себе, как посмеялся бы над ним Халил, узнав эту историю.

— А этот дьявол Мохаммед Абдалла? Султан дикарей наконец-то преподал ему урок, да? Ты был там! Но до того — что он делал до того? — спросил Халил. — Из каждого путешествия люди возвращаются с ужасными рассказами о нем. Ты же знаешь, какова его репутация, верно?

— Со мной он был добр, — ответил Юсуф, чуть помедлив. В тишине ему виделось, как мньяпара танцует в свете костра, лопаясь от гордыни и похвальбы, скрывая боль в плече.

— Слишком ты доверчив, — окрысился Халил. — Он — опасный человек. А волков-оборотней видел? Должен же ты был их повстречать! Нет? Наверное, они караулят глубже в лесах. В тех местах про них много рассказывают. А каких-нибудь странных животных видел?

— Нет, волков-оборотней я не видел. Наверное, спрятались от странных животных, которые явились в их места.

Халил рассмеялся.

— Значит, волков-оборотней ты больше не боишься. Как ты вырос! Теперь надо тебе найти жену. Ма Аюза все еще ждет и накинется на твой стручок в следующий раз, как тебя увидит, все равно, вырос ты или так и не вырос. Она тосковала о тебе все эти годы.

Увидев Юcуфа в магазине, Ма Аюза раскрыла рот в преувеличенном изумлении. Так и стояла перед ним, будто лишившись и слов, и воли. А потом медленно, сладко улыбнулась. Он заметил, как тяжело она движется, какое у нее усталое лицо.

— Ах, мой супруг вернулся ко мне, — сказала она. — Слава Богу! И как он красив. Теперь придется следить за другими девчонками.

Но поддразнивала она его как бы по обязанности, словно извиняясь, боясь не угодить.

— Это ты у нас красавица, Ма Аюза, — ответил Халил. — А не этот юный слабак, неспособный распознать истинную любовь, даже когда она стоит перед ним. Почему ты не предпочла меня, зуварди? Я бы дал тебе табаку — нюхай вволю. Как ты сегодня? Как семейство?

— Все как обычно. Благодарим Бога за ту жизнь, которую Ему угодно было назначить нам, — голос ее сделался тоньше, в нем звучала жалость к себе. — Сделает ли Он нас богатыми или бедными, слабыми или сильными, на все один ответ: альхамдулиллах. Если уж Он не знает, как для нас лучше, кто же тогда? А теперь помолчи, дай мне поговорить с моим мужем. Надеюсь, ты не дурил с другими женщинами там, где ты был? Когда же ты придешь домой и будешь жить со мной? У меня готово угощение.

— Не зови его, Ма Аюза. — посоветовал Халил. — Он теперь человековолк, придет в твой дом и тебя же и съест.

Ма Аюза выдавила из себя подобие прежнего торжествующего клича, и Халил скривил губы в лукавой усмешке. Юсуф заметил, как Халил щедро отмеряет всякий товар, какой спрашивала Ма Аюза, еще и небольшой кулек сахара добавил.

— Увидимся вечером, как обычно? — спросил он. — Мне бы массаж.

— Сначала ты меня обкрадываешь, потом лезешь ко мне! — вскричала Ма Аюза. — Держись от меня подальше, мтото ва шетани[60].

— Видишь, она по-прежнему любит тебя одного, — сказал Халил Юсуфу и ободряюще хлопнул его по спине.

2

Дверь в сад оставалась закрытой теперь, когда во дворе толпились чужие люди, лишь Халил и дядя Азиз заходили туда и старый садовник Мзе Хамдани. Поверх стены Юсуф видел кроны самых высоких деревьев, слышал на рассвете пение птиц и мечтал вновь бродить в роще желаний. По утрам он видел, как Мзе Хамдани аккуратно проходит через росчисть, обходя палатки и горы мусора, но будто и не замечая их. Старик не смотрел ни направо, ни налево, он прямиком направлялся к двери в сад. Во второй половине дня он так же безмолвно уходил. Через несколько дней Юсуф собрался с духом и встал так, чтобы Мзе Хамдани вынужден был пройти вплотную к нему. Старик и виду не подал, что узнал его. Сначала Юсуф обиделся, потом с улыбкой отошел.

Постепенно чужие стали покидать росчисть. Дядя Азиз все еще вел переговоры с купцами и кредиторами, но его былые спутники томились и роптали. Они приносили записки с первоначальным договором, Мохаммед Абдалла и Симба Мвене выступали свидетелями, купец вносил запись в свою тетрадь. Люди брали то, что купец выдавал им, и новую записку с указанием, сколько он остался должен. Доли в прибыли не будет, объяснял дядя Азиз каждому лично. Скорее всего, ему придется искать где-то средства, чтобы расплатиться с кредиторами. Носильщики ему не верили, но об этом они говорили только между собой. Богатые купцы тем и известны, что обманывают людей, которых зазывают в свои походы. Перед купцом они ворчали и ныли, выпрашивали сумму побольше. Ниундо просил учесть его ценные услуги переводчика, и купец кивнул, внес соответствующие изменения в долговую расписку. Мужчины расписывались в тетради купца, подтверждая, что оплата произведена, затем Мохаммед Абдалла и Симба Мвене, оба неграмотные, ставили свои значки на их долговых расписках. Некоторые отказывались принимать расписки, затягивали спор, но в итоге всем пришлось либо согласиться на то, что предлагал купец, либо остаться ни с чем. Семьям тех,