Рай - Абдулразак Гурна

нападения диких животных, рыскавших вокруг по ночам. Повсюду, куда бы ни пришли, они слышали рассказы о немцах, запретивших местным жителям взимать дань и даже кого-то повесивших — за что, неведомо. Симба Мвене старательно обходил стороной все известные на тот момент немецкие форпосты.

Обратный путь занял пять месяцев. Они продвигались медленно, порой нанимались поработать на крестьян — за еду. В городе Мкаликали, к северу от великой реки, их задержали на восемь дней, заставили строить загон для принадлежавшего султану стада. Таково было условие султана, лишь после этого он продал им достаточно припасов в дорогу.

— С торговыми караванами покончено, — сказал султан Мкаликали. — Эти мдачи — им чуждо милосердие. Нам они сказали, что прогонят вас, иначе вы превратите нас в рабов. Я им объяснял: никто не собирается обращать нас в рабство. Никто! Когда мы торговали рабами, продавали их людям с побережья. Этих людей мы знаем и не боимся их.

— Теперь всем завладеют европейцы и индийцы. — Ответ купца вызвал у султана улыбку.

В Кигонго им пришлось работать на фермах у старейшин, прежде чем распродать мотыги. Во время пребывания там купец заболел. Он не желал, чтобы его несли на носилках, и через три дня приказал снова отправляться в путь. Невозможно долее задерживаться среди воров, которые каждый день так много отнимают и так мало дают взамен, сказал он. Его болезнь вынуждала их то и дело останавливаться, Юсуф шел рядом с купцом и поддерживал его, когда тот уставал. Добравшись до Мпвели, они ощутили близость побережья. Там они передохнули несколько дней, дядю Азиза принимал старый друг, владелец магазина. Этот торговец со слезами выслушал повесть об их испытаниях и неудачах. «Заработал ли ты достаточно, чтобы вернуть долг индийцам?» — спросил он. Дядя Азиз пожал плечами.

После Мпвели они торопливо устремились к побережью и за шесть дней добрались до предместья своего города. Их радость была отравлена усталостью и поражением. Одежда на их телах превратилась в обноски, лица вытянулись от голода, приобрели страдальческое выражение. Путники разбили лагерь у пруда, помылись как сумели, а затем купец стал читать молитвы, к которым все присоединились, просил Бога простить всякое совершенное ими зло. Наутро они вошли в город, во главе шагал единственный трубач, настоявший на том, чтобы вопреки всему звучала музыка. Пронзительные его напевы, хоть и притязали на беззаботность, звучали напряженно, скорбно.

Роща желания

1

Впоследствии Юсуф не мог восстановить в подробностях момент возвращения. Дни были заполнены толпами людей, собиравшихся вокруг дома и на росчисти, все кричали и требовали, чтобы их выслушали. Носильщики и стражи остановились тут же, они повествовали о героическом своем спасении и жаловались на дурную судьбу, ожидая, пока им заплатят. В большом дворе при доме купца возник целый лагерь — шатры, костры, — днем и ночью сюда наведывались любопытствующие, уличные торговцы продавали всем кофе и еду. На обочине появились сколоченные на скорую руку киоски, ароматы мяса на вертеле и жареной рыбы приманивали голодных людей. Вороны забросили обычные дела и сидели на деревьях поблизости. Яркие, зоркие глаза высматривали, не подвернется ли где смачный кусок. По краям лагеря выросли горы мусора; шли дни, и из-под помоев засочились тонкие ручейки грязной слизи.

Купец принимал неиссякающий поток посетителей на террасе перед магазином. Старики, обычно восседавшие там, великодушно уступили место, но в глубине души возмущались изгнанием. Им бы тоже хотелось поучаствовать в драме возвращения каравана. Посетители держались участливо, проводили здесь много праздных часов, сопровождая рассказ купца о путешествии внезапными восклицаниями или тихими сочувственными вскриками. Пока они болтали и пили кофе, вокруг собирались взволнованные толпы. Порой тот или иной посетитель доставал блокнот и что-то записывал или отходил к складам сбоку от дома. В одном из складов разместился Мохаммед Абдалла, медленно оправлявшийся от изнурения и лихорадки. Его терзали странные боли, возникшие после избиения в городе Чату. Над распахнутой дверью в его комнату висела ткань, лениво парусила даже при слабом ветре. Посетители останавливались на пороге, желали мньяпаре полного выздоровления, потом пытались заглянуть в другие склады.

— Разберут сеида по косточкам, — говорил Халил Юсуфу.

В волосах Халила мелькала седина, узкое лицо заострилось пуще прежнего. Возвращение каравана он приветствовал неистовым ликованием, чуть не сшиб Юсуфа с ног, прыгал вокруг, прижимал «братца» к себе, хлопал по спине.

— Он снова с нами! — возвестил Халил завсегдатаям магазина. — Мой маленький братец вернулся. И какой большой вырос!

Когда первоначальный хаос улегся, Халил потащил Юсуфа в магазин, настойчиво требуя, чтобы тот разнообразия ради принялся за настоящую работу. Дядя Азиз снисходительно улыбался, давая понять, что таково и его желание. При этом купец хотел, чтобы юноша оставался неподалеку, и часто звал поухаживать за гостями, вознаграждая его услуги рассеянными знаками одобрения. Халил же болтал безустанно, прерывая свою речь лишь для того, чтобы обменяться парой слов с покупателями, да и тех призывал восхищаться вернувшимся путешественником.

— Посмотрите на его мышцы! Кто бы подумал, что слабенький кифа уронго вырастет таким? Не знаю, чем его кормили по ту сторону гор, но он сделался прекрасно упитанным, как раз для ваших дочерей.

По ночам, когда лагерь гудел бормотанием, всплесками смеха, обрывками песен, юноши расстилали свою постель в углу террасы. Каждую ночь Халил просил:

— А теперь расскажи мне про ваше путешествие. Я хочу знать все подробности.

Юсуф словно просыпался после кошмара. Он признавался Халилу в том, как часто на этом пути чувствовал себя мягким бесхребетным существом, которое вылезло из своего панциря и сидит на открытом месте, жалкое, мерзкое существо, слепо извивающееся среди шипов и обломков камней. Такими ему представлялись они все, слепо нащупывавшие путь в глуши. Пережитый им ужас не похож на обычный страх, пояснял он. Казалось, он лишился реального существования, обитал во сне, по ту сторону гибели. И дивился: чего же люди жаждут настолько сильно, что готовы преодолеть даже этот ужас, лишь бы торговать. Нет, путешествие не было сплошным ужасом, вовсе нет, говорил он, но именно ужас придавал всему этому четкие очертания. И он видел такое, к чему не был готов, ничто этого не предвещало.

— Свет на горе — зеленый, — рассказывал он. — Я и не воображал, что свет может быть таким. И воздух будто промыт дочиста. По утрам, когда солнечный луч касается снежного пика, наступает вечность, момент, который длится и не изменится никогда. А под вечер, у воды, голос как будто проникает высоко в небо. Однажды вечером, взбираясь в гору, мы