Русская сказка - Елена Михайловна Аксенова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему? – на ее тарелке почти не осталось еды.
– Я князь Юсупов, у меня есть обязательства.
– Перед кем? – большой глоток кофе с самым простым выражением лица. – Перед короной?
– Очень смешно, – да, было смешно. – Перед семьей, например.
– Мне кажется, ваша семья хочет видеть вас счастливым, поэтому им будет приятно, если вы перестанете себя мучить вымышленным долгом.
«Ты не понимаешь», – эту мысль Феликс не озвучил, он продолжил есть свой почти остывший, но все еще вкусный ролл. Они больше не говорили об этом в тот вечер, простые слова о кино, искусстве, музыке. Кажется, не было на свете ничего, в чем бы они имели схожий вкус, но какое это имело значение, если их объединяло черно-голубое пламя?
18 глава.
Следующие два дня прошли для Феликса в агонии. Он успел слетать в Лондон, заметить исполнительного директора своей компании, приступить к постройке ресторана и напиться виски так, как не делал этого прежде. Уснуть в кресле у камина!
Все, что угодно, лишь бы не думать о словах Авроры, божественно правдивых словах. В тот вечер они разошлись на лестничной клетке, обнявшись, как старые друзья. А потом он долго стоял и смотрел на ее дверь не в силах уйти. Как бы хотелось остаться с ней.
Но он дал слово своей семье, семье Дадли. СМИ мусолят эту новость по всему миру второй месяц, все знакомые, все друзья в курсе происходящего. Нет, он никогда не поступит так с Джен. Чем она заслужила? Преданностью, заботой, терпением? Никогда не просила больше того, что он предлагал. Да даже если бы и заслужила, Феликс не смог бы нарушить свое слово.
Поэтому и маялся между двумя странами, надеясь убежать от себя. Не вышло.
Он вернулся в Москву в четверг, 7 марта. Погода была солнечная, отчего на душе было еще хуже. В голове мелькали мечты о том, как он прогуливается с Авророй, крепко держа за руку. Быстрее бы доехать до дома и выпить еще виски. Зачем он мучает себя? Зачем приближает к себе ту, с которой никогда не будет?
Все закончится в субботу. Он женится и улетит в Лондон. Русское приключение останется в России, ему станет легче через какое-то время, появятся дети, все вообще потеряет важность.
Особняк в свете солнца ярким пятном бросался на переулок, сердце князя сжалось, потому что ощущение дома пришло именно в этой далекой когда-то стране. Потому что эту старую помпезность он полюбил сильнее, чем Лондонский особняк, построенный по его проекту, с его одобрения, под него. Потому что все дорогое оставалось в этой холодной стране.
Отец ждал его в столовой, Анна Феликсовна уехала, а чета фон Нирод не выходила из спальни раньше 9. Справедливости ради надо напомнить, что они в принципе не активно общались с родственником, вели себя холодно, но и он не рвался в объятия сестры. Феликс Дмитриевич в мягком поло читал что-то в планшете, закинув ногу на ногу.
– Доброе утро, Феликс, – его очки каким-то чудом держались на самом кончике носа, он не повернул головы и все также бегал глазами по экрану. – Как долетел?
– Долетел, – молодой человек упал на стул, налил себе кофе, положил несколько булочек на тарелку.
– Все так плохо? – Феликс Дмитриевич отложил планшет, положил сверху очки и внимательно посмотрел на сына. – Насколько я помню, ты не ешь такое и не пьешь такое.
– А почему? – красные от недосыпа глаза на фоне черного цвета выглядели кинематографично. – Скажи мне, почему я не могу съесть булку.
– Боишься потерять форму, наверное, – он был не уверен в правильности своего предположения, потому что никогда об этом не спрашивал.
– Мне никогда не нужна была такая строгая диета.
– Ну, значит тебе просто нравится легкая пища.
– Никогда не нравилась. Я ее ненавижу.
– Что ты хочешь, Феликс? – мужчина наконец-то поймал блуждающий взгляд сына. Он знал, к чему идет их разговор и принял это с неизбежностью, как и всегда.
– Хочу знать, почему всю жизнь ты был таким холодным? Из-за мамы? – черные глаза по-детски открытые и просящие не могли оставить равнодушным никого.
– Ты ошибаешься, – Феликс Дмитриевич встал, надеясь уйти, но сын окликнул его. – Я не был холодным. Я дал людям свободу, чтобы они могли жить как хотят. Тебе тоже.
– Но ты был нужен мне. Я хотел, чтобы ты вмешался в мои дела, чтобы участвовал в моей жизни, – детская обида и злость, нелепая, но хранимая каждой душой, вырвалась наружу так неожиданно отчаянно.
– Ты всегда мог обратиться ко мне. Я не закрывал свои двери.
– Тебе же неинтересно ничего, кроме тебя! Ты жил как хотел, делал то, что хотел. Не спрашивая, не неся ответственность.
– Дети всегда недовольны родителями. Так будет и с тобой, – Феликс Дмитриевич вышел из столовой, пока все это не переросло в скандал. К чему он вспомнил Кару? Разве она могла что-то сделать такого? Разве мог кто-то осудить ее поступок?
В это время Аврора потягивала мятный раф в компании Даны, которая рассказывала о недавней поездке загород с Артуром. Эта непростая особа с ярким характером выглядела как влюбленная пятиклассница. Да, ты понимаешь, что твоя подруга влюблена, когда 4 из 5 ее фраз начинаются: «А Артур…». Его мнения, его вкусы, его дела. Конечно, это не могло не раздражать, но Аврора сама мечтала в любом разговоре найти случай упомянуть Феликса, хоть и не имела на это права.
– В общем, после свадьбы мы собираемся вместе с молодой парой в Лондон. Представляешь, я и Англия! С ума сойти просто, – брюнетка, как и все влюбленные, не замечала ничего дальше своего носа, поэтому пропустила разряд тока, поразивший Аврору при этой фразе.
Как она могла опустить факт того, что в субботу у Феликса свадьба? Как могла смотреть на него такими глазами? Как она могла подумать, что что-то может измениться? Все решено, все же давно решено.
Дженнифер развалилась в мягком кресле СПА-салона, оставляя себя все такой же прекрасной с любого ракурса. Это стало непобедимой привычкой – выглядеть так, что тебя ненавидят женщины и страстно хотят мужчины. Даже когда графиня считала, что расслаблена, она краем глаза замечала свое отражение в зеркалах и отмечала, что все на своем месте.
Тут, в окружении мягких пуфов и фиолетовой вычурности, она все так же отточено поворачивала голову, хоть сейчас фотографируй и выкладывай в
