Время Пасьянсов - Александр Грог

   - А сколько всего мишеней?

   А они мне в ответ рассеянно:

   - Кроме тебя? Семь!

   Вот и думай, как хочешь! То ли тебе - семь, то ли какая-то из семи - тебя...

   Пожаловался Ларисе.

   Она на меня наорала и на них. Всегда в ответ орут, когда виноватыми себя чувствуют.

   - А ты как думал? Мокрушник! Думаешь, все просто так? Их же не просто так, их еще надо на точку вывести. Выждать, пока все не соберутся. Чем больше их будет в одной точке, тем быстрее остальные подтянутся. Мы их ведем. Ты думаешь, ты один у нас такой? Твое дело сны смотреть и готовиться. Тебе там не один раз стрелять!

   - А сколько?

   - Всех и сразу!

   Очень конкретно! Пойди туда - не знаю куда, замочи тех - не знаю кого. Да еще оббери их до нитки. Толком-то не знают, что забрать. У нас мода - болтать про Артефакт, который то ли из Африки, то ли из Азии, и про то, что его - кровь из носу - а надо взять. Про кровь из носу я больше их знаю - проходил мы это. На практике проходили. Пожили бы они в нашем дворе! Легко словами бросаются и к словам же цепляются. Все спорят! Будто проблема это великая. Будто изменится мир от этого, что выяснится африканский тут след или азиатский. В блуждающий "артифак", вижу, уже никто не верит всерьез, хотя есть в отделе и такая теория. Говорили раз о неком легендарном - что это один и тот же за людьми гоняется, а сейчас, вот, за Шалым. К нему прицепился чуть ли не с самого детства. Не верят, кроме меня. Я решил, что лучше всему верить и всего ожидать. Так спокойней. Меньше неожиданностей предвидится, если что...

   Опять обсуждают зону передачи.

   - У него были потом командировки по частной линии, как консультанта-эксперта, но от посещений Юго-Восточной Азии категорически отказывался, хотя считался одним из лучших специалистов по этому региону. Самая ближняя командировка по географии - это Гонконг. Предположительно там-то ему и передали, вступил во владение своим предметом, что каким-то образом заполучил в районе Анкарвата. Представляете, каким авторитетом надо обладать, столь весомые аргументы иметь, чтобы спустя столько лет ту вещь ему честно передали в Гонконге?

   - Что у нас по Гонконгу?

   По Гонконгу было пусто.

   - Пусто? Пролистываем!..

   По Гонконгу - острову столетней аренды - у меня было. Но промолчал. С чего это, спросите? А разве нанимался я к ним свои картинки-видения рассказывать? Так уже ничего личного не останется. Кроме того, в последние два месяца меня в Тир не пускали! Все на Базе держали - здесь давай стреляй. Это по фанеркам-то, по баночкам, да спичечным коробкам? Что это за стрельба!? Уроды! Говорят, нужно, чтобы под рукой был. Будто ждут чего-то. "Горячий период", "подвижки" - вот и все, чего от них добился. Допуск к их делам у меня все еще не полный. Правильно! Как какого-нибудь иного урода замочить, что в их схемы не вписывается, так сразу ко мне - выручай!.. Обидно мне. Молчу в тряпочку, но все больше материала придерживаю. Думаю, что потому как стукну подборкой - вот рты поразевают!

   Гонконг - он красивый. Но это, если смотреть на расстоянии, или открытки перебирать. А вблизи - так себе. Обычный...

   ГОНКОНГ НЕРОБЕЕВА

   /.../

   Фиг вам! Не буду рассказывать!

   С Ларисой не все в порядке: то добрая, то как с цепи сорвется. Лариса любит за мной наблюдать, когда я делом занят, читаю или оружие чищу. Бывает придет и без папочки, молчит и смотрит. Иногда что-то рассказывает, чему-то учит. Я нравоучения ее терплю. Но еще никогда не была такой косноязычной.

   - Сегодня будут рассказывать как... Сказали, чтобы я рассказала о...

   Запнулась. Язык что ли не ворочается? Не о мишенях разве речь?

   - Тут мое дело простое - слушать!

   Так говорю, а у самого уши шевелются.

   - Мое тоже. Когда-то я за тебя работала. Тоже глюколовом, но по другому. Я умею выслушивать людей - это искусство, хотя секрета нет. Если правильно слушать, они все сами... Правильно - надо любить рассказчика, доверять ему... Чтобы видел он это, чувствовал.

   - Ну, ты у нас прямо - слухач!

   Шутканул, и будто тень по ней прошла. Запнулась, посмотрела странно.

   - Я тебе расскажу, как слушала Шалого.

   - Мою вторую мишень? - на всякий случай уточняюсь.

   Не знаю, что ей тут не понравилось. Правду, ведь, сказал! Сами к тому все ведут! Вижу - лицо морщинит, с духом собирается, а потом как брякнет (ни к селу ни к городу):

   - Есть озеро, к которому женщине следует идти нагой...

   Вот тут я весь во внимание превратился. И опять попытался представить, как бы она без одежды выглядела. В последнее время, я всех складных женщин пытаюсь представлять по-разному. Наверное, возраст такой. Раньше меня это мало интересовало, не беспокоило. То есть интересовало, конечно, но не до жару ушного и щечного. Представил - зрелище получалось сильно соблазнительным. Сам за таблеткой потянулся. Зашипело под языком. Стог сена увидел и человека подле него. Ну, и духота! Опять, что ли в Африке?..

   Вдруг знание пришло, как из справочника какого-то, что... В южной части Псковщины, там, где деревья помирают еще и от старости, да от гуляющих здесь раз в двадцать лет смерчей, в середине леса, который хвостом обтекает пока узенькая речушка, скорее ручей, но уже отмеченный на картах громким названием: "река Великая", среди заросших крупными соснами холмов и косогоров, впечаталось глубокое холодное озеро, вдавленное будто огромной стопой шального бога...

   ОЗЕРО

   Парило... Еще до обеда ждали грозу. Обманула. Ушла стороной, только зря наломались, сбрасывая копны в один общий одонок. Сметали кое-как. Последний стог от спешки получился кривобоким, похожим на слониху, у которой вот-вот должен был случиться выкидыш. Но все-таки вытемнило. Сильно вытемнило. Не так, конечно, как поздней осенью до снега, когда на дворе - "вырви глаз", но основательно, не по-летнему...

   Туча крутилась давно. Сперва над "поповскими" огородами - полила с усердием (они давно заказывали замолить за них), потом развернулась. Здесь не замаливали, чтоб пронесла - Костьковские с Платишинскими успели скошенное высушить и сметать - одонки торчали тут и там, вдоль всей горы.

   Туча наползала и ширилась, заняв две трети небосвода.

   Прохладней не стало, поскольку заходила она не с уклонной стороны от запада (как обычно), а с восходной. Оттого-то и лучи до последнего жалили землю, а прожаренная за день землица отдавала маревом.

   Шалый, после того как сметали, остался у стога - обессилел. Какое-то время лежал прямо на скошенном, бросив под спину брезентовую безрукавку, чтобы стерня не колола, не царапала, но как только туча стала вертаться, поднялся, поковылял вниз, к озеру. Сил хватило только, чтобы добрести до края покоса - надорвался, ясней ясного. Так еще не прихватывало, и Шалый без испуга решил, что будет помирать.

   Помирать он решил с видом на озеро - чтоб красивше душе было, как упорхнет. Повалился - зеленая трава приятно приняла напеченное.

   Широкую полосу вдоль берега никогда не выкашивали, и скотину сюда не пускали, чтобы родники не уродовать, не навозить, да и много красивей, когда край озера, что под горой, в зеленой полосе. Сильно донимали слепни, хотя по вечернему времени должны были уже уняться. Звучно хлопнул очередного - ошалелого - почесал укушенное... Поднял голову - прямо перед ним стояла девица. Голая девица...

   - Все - амба! - перегрелся, - понял Шалый. - Надо было до озера ползти.

   Повернулся на бок, чтобы смотреть на озеро. Но на всякий случай еще раз глянул - не сгинула? Не сгинула...

   Странная девица. Не потому, что на ней ничего не было, а оттого, что взгляд казался осмысленным - не по нынешним временам.

   Наконец, разродилось, запузырило сперва по озерной воде, потом и сушей, склоняя траву. И за стеной наползающего дождя не видно, ни озера, ни большей части деревни - маленьких коробок домиков с лоскутами огородов. А воздух перед стеной стал прозрачнее, будто увеличительное стекло, даже возможным сделалось рассмотреть, как под крышу открытого всем ветрам старого гумна собирается счастливая ребятня, ожидая, пока намокнет притертый желоб, спускающийся в отвал, где брали глину. Нет большей радости, чем съехать на заду по мокрому глиняному языку. Вот уже один не выдержал, полез, чтобы рискнуть первому, чтоб своим везучим тылом разбить, разгладить неровности...

   Шалый тоже разогнался мыслями, как по наезженной, и понял, что, похоже, еще поживет. Не знал только, стоит ли радоваться. Жить надоело, хотелось перемен, да и братка давно звал во снах - кормить зверей с рук...

   Нет более сомнительной вещи на свете, чем жизнь.

   Снова шлепнул слепня на шее - поймал травину - это девица села на коленки подле, щекотнула.

   - К божьему озеру сведешь?

   И еще что-то спросила - шевельнулись губы. Но тут вдуло, накрыло стеной воды...