Землепроходец Ерофей Хабаров - Галина Леонтьева

В 1667 г. дети Хабарова уже не жили с ним, так как к этому времени он их отделил. Почему Ерофей Павлович поторопился это сделать? Хабаров был должником государевой казны. Если бы дети наследовали его деревню, они наследовали бы и его долг. Похоронив жену, отделив детей, Ерофей Павлович стал реже бывать в деревне и, вероятно, сократил даже площадь своих посевов. Это послужило поводом для посягательста на его земли. Дело в том, что с момента основания Хабаровки (40-е гг. XVII в.) и до середины 60-х гг. реку Киренгу основательно заселили. У Хабарова появились соседи: крестьяне, служилые люди, а в 1663 г. — Усть-Киренский монастырь, основанный старцем Гермо-геном. Теперь фонд свободной пашенной земли сократился и, как часто бывало в таких случаях, начались земельные споры. Один из соседей — пашенный крестьянин Кузьма Воронин в отсутствие Хабарова распахал и засеял его «порозжее поле». Когда Ерофей Павлович узнал о случившемся, он написал обстоятельную жалобу илимскому воеводе, отметив, что Кузька Воронин насеял свою рожь чуть ли не у негр во дворе, чем его «утеснил». В доказательство своих слов о нарушении межи Хабаров приложил «даную», составленную межевщиками еще в 1650 г. Ответчик таких документов не имел, и Ерофей Павлович выиграл процесс, получив насеянную на его земле рожь".

ПОПЫТКА ВЕРНУТЬСЯ НА АМУР

Так бы и тянулись дни землепроходца: служба, хозяйство, выплата казенного долга, если бы не случилось непредвиденное.

Поход Ерофея Павловича Хабарова открыл новую страницу переселенческого движения, причину которого справедливо связывают со стремлением народных масс уйти подальше от административного гнета и феодальной эксплуатации. «В этом переселении, — пишет В. А. Александров, — бегство, как пассивная форма классовой борьбы, сочеталось с активными вооруженными выступлениями». Именно такое выступление произошло в 1665 г. в Илимском уезде.

Тогда воеводой в Илимске был Лаврентий Обухов. Отличаясь жадностью и вероломством, он вскоре довел многих жителей до полного разорения и отчаяния. Особенно тяжело приходилось крестьянам, промысловикам и гулящим людям. Многие попали в кабальную зависимость не только к Обухову, но и к его приближенным. Наконец глухой ропот против воеводы перерос в открытое выступление.

В 1665 г. в устье реки Киренги собралась летняя ярмарка, ставшая в тех краях традиционной. Промысловики привезли пушнину. Расторопные торговые — люди и их поверенные бойко торговали хлебом, прочими продуктами и товарами. Ярмарка собрала много народу. Не упустил возможности побывать на ней и воевода Обухов. Но сначала он совершил объезд деревень Усть-Киренской волости. Здесь, пользуясь полной безнаказанностью, он «вымучивал многие животы у крестьян» и глумился над их женами. Вволю натешившись, воевода вместе со своими приспешниками явился на ярмарку. Разгуливая по торговым рядам, он вел себя вызывающе и стал отбирать за бесценок лучшую пушнину и другие товары. Вечером на пиру Обухов грубо посмеялся над женой (по другой версии — над сестрой) ссыльного поляка Никифора Черниговского и чуть ли не сделал попытку увезти ее с собой в Илимск. Обстановка накалилась. Несколько десятков человек илимских пашенных крестьян, промысловиков и служилых людей «за невозможное свое терпение» решили расправиться с воеводой. Организовав отряд во главе с Никифором Черниговским, они подстерегли Обухова, когда тот возвращался с ярмарки по Лене, и напали на него. В районе Кривой Луки произошло столкновение. Воевода потерял убитыми и ранеными около 20 человек своих сторонников. Пытаясь спастись, он бросился с дощаника в воду, но был настигнут восставшими и утоплен. Воеводское имущество — 30 сороков соболей и 300 руб. денег участники выступления разделили между собой. Затем, захватив у торговых людей дощаники и продовольствие, Никифор Черниговский с отрядом из 84 человек бежал Олекминским путем на Амур. Там беглецы отстроили заново Албазин и обосновались в нем.

После бегства Черниговского «шатость» в уезде продолжалась. К якутскому воеводе И. Ф. Большому Голенищеву-Кутузо-ву, который как глава Якутского разряда отвечал за дела в Илим-ске, шли тревожные слухи «о воровских заводах на Лене» и о возможности новых побегов в Даурию.

Весть о том, что Никифор Черниговский, возглавив отряд, ушел на Амур, глубоко взволновала Хабарова. Когда же в Илим-ске стало известно, что Черниговский отстроил Албазин и теперь живет там, Ерофей Павлович не мог больше оставаться на месте. В нем снова проснулся землепроходец, и он твердо решил побывать на Амуре. Конечно, можно было последовать примеру Черниговского: собрать отряд и уйти туда самовольно. Но Хабаров гнал от себя эту мысль. У него было большое крепкое хозяйство и семья. Кроме того, над ним висел громадный долг в казну. Бежать на Амур — значило поставить себя вне закона. Администрация расправилась бы с ним как с преступником, уклонявшимся от уплаты долга: его имущество было бы конфисковано, а родные замучены на правеже. Поэтому он решил вернуться в Даурию только на законных основаниях, получив на то официальное разрешение властей.

Надеяться на поддержку якутского воеводы Голенищева-Кутузова Хабарову не приходилось. Воевода имел строгое предписание взыскивать с него долг, а должников, как известно, далеко не отпускали. В Илимск из Тобольска, вместо убитого Обухова, для временного исполнения воеводских обязанностей был направлен сын боярский А. Л. Расторгуев-Сандалов. Но к нему Хабаров обращаться за поддержкой не хотел. Расторгуев-Сандалов был малоавторитетным, сам ничего не решал, а во всем слушал наушников, «худых небылишных людей», от которых, по отзывам очевидцев, «чинилась только ссора». Поэтому Ерофей Павлович решил запастись терпением и дождаться в Илимск приезда воеводы, назначенного Москвой.

Таким оказался Сила Осипович Аничков (Оничков), прибывший на воеводство 28 октября 1666 г. Хабаров сразу же обратился к нему с просьбой отпустить его на Амур, чтобы строить там города и заводить пашни. Фактически Ерофей Павлович испрашивал у нового воеводы должность приказного человека на Амур. Аничков в душе поддерживал землепроходца. Но, будучи новичком в Сибири и всего лишь уездным воеводой, он не рискнул самостоятельно удовлетворить эту просьбу. Он лишь посоветовал Хабарову самому поехать к тобольскому воеводе Петру Годунову и схлопотать у него назначение на амурскую службу. Чтобы хоть как-то помочь Ерофею Павловичу, Аничков предложил ему командировку до Тобольска, а если нужно — и до Москвы, в качестве провожатого годовой ясачной казны и деловых бумаг Илимского воеводства. Хабаров был рад и этой возможности. Он надеялся на всесилие тобольского воеводы. Ведь среди своих коллег по службе в Сибири он считался старшим (главным). Должность тобольского воеводы замещалась, как правило, боярином. Свои распоряжения сибирским воеводам он писал «с указом», а они, в свою очередь, должны были действовать «по государеву указу и по тобольскому наказу» и слушать во всем «государевых грамот и тобольских отписок». Тобольские воеводы могли, не списываясь с Москвой, самостоятельно назначать в небольшие сибирские городки детей боярских для исполнения ими приказной службы. Хабарову было хорошо известно, что на протяжении 9 лет в Енисейск посылали на воеводство детей боярских из Тобольска, в Илимск — из Якутска и Тобольска. В Нерчинск на смену Пашкову в 1660 г. был назначен распоряжением тобольского воеводы сын боярский Ларион Борисович Толбузин, которого Ерофей Павлович хорошо знал. Да мало ли было таких примеров! Хабаров вполне мог рассчитывать на получение из рук тобольского воеводы должности приказного Даурской земли, тем более что он, как ее первопроходец и исследователь, имел на это большее право, чем кто-либо другой. И со свойственными ему решительностью и оптимизмом он заторопился в Тобольск отстаивать свое право на даурскую службу.