Землепроходец Ерофей Хабаров - Галина Леонтьева

Войско делилось на роты, которые имели своих командиров. У каждой роты было знамя своего цвета: белого, черного, красного, желтого. Цвету знамени соответствовал цвет формы воинов, сшитой из камки. Такого же цвета на щитах у воинов были набиты «искряки» — сверкающие эмблемы в виде драконов.

Маньчжуры поставили свою артиллерию под прикрытие срочно построенных береговых укреплений и из-за них стали обстреливать русскую флотилию. Ядра их пушек летели на расстояние 2 и более верст. 3 русские пушки ударили ответным огнем. Не рискуя подставлять борта крупных судов под пушечные выстрелы, хабаровцы пересели в легкие струги и отогнали неприятельские лодки, заставив маньчжурскую пехоту высадиться на берег. Маньчжуры укрылись за ранее подготовленными турами и рвами. Казаки попытались выбить их из-за укреплений. Несколько раз они ходили в атаки, надеясь в рукопашном бою выиграть сражение. При штурме многие из них были жестоко переранены. Так как соотношение людской силы было не в пользу казаков, а порох и свинец подходили к концу, они сели в дощаники и отошли на Амур.

Через некоторое время в Дючерской земле к отряду присоединилось 16 служилых и 12 вольных казаков — всего 28 человек, во главе с сыном боярским Петром Бекетовым, пришедшим на Амур по Шилке. Все лето казаки собирали ясак среди дючерского населения. 2 августа 1654 г. с Амура, минуя Якутск, ими были отправлены в Москву отписки и ясачная казна — 28 сороков соболей, 6 шуб собольих, 2 лисицы черные. В составе лиц, сопровождавших оказию, был брат Ерофея Никифор. С большим трудом он отпросился у Онуфрия Степанова хлопотать о жалованье, которое ему не выплачивалось с 1651 по 1654 г. Но главной причиной отъезда было желание узнать о судьбе брата и при случае помочь ему.

Осенью 1654 г. от дючеров Онуфрию Степанову стало известно, что по приказу богдойского царя в устье Сунгари вновь появилось 3-тысячное маньчжурское войско. Ходили упорные слухи, что зимой оно будет доведено до 5 тыс. человек, а может быть, и больше. Обстановка осложнялась еще и тем, что на протяжении 1654–1656 гг. администрация Нингуты, угрожая амурскому населению очередным погромом, стала насильственно переселять сначала дауров, а затем дючеров и гогулов на территорию Маньчжурии. Как отмечает Г. В. Мелихов, в этот период политика угона населения маньчжурами приняла новый аспект. Угоны совершались уже не только ради умножений живой силы своих войск. Маньчжурские правители полагали, что если на Амуре не будет хлеба и людей, платящих ясак, то этот район потеряет для России всякое значение и русские его покинут. Однако маньчжурская администрация не учитывала, что для России главный смысл приобретения Приамурья заключался не просто в получении ясака и, следовательно, в эксплуатации коренного населения, а в первую очередь в хозяйственном освоении этого края: постройке городов, заведении хлебопашества, добыче полезных ископаемых, развитии промыслов, ремесел, торговли. И подобно тому, как это было повсеместно в Сибири, коренное население Амура обязательно втянулось бы в процесс разносторонней хозяйственной деятельности, причем без какого-либо давления со стороны русских. Освоение русскими Амура было уже начато и продолжалось, несмотря на большие внешнеполитические трудности, создаваемые постоянной угрозой маньчжурских вторжений.

С фактом переселения дючеров в Маньчжурию Онуфрий Степанов впервые столкнулся, выясняя сведения о судьбе посланников Третьяка Чечигина и его товарищей, которых должны были проводить до маньчжурских рубежей дючерские князьцы Ортока и Есюня. Как выяснилось от очевидцев, в обстановке угроз, запугивания и сгона населения со стороны маньчжуров дючерские князьцы не рискнули показать свое расположение к русским, «вести богдойскому царю про посланников не дали» и убили Третьяка Чечигина, Василия Панфилова, Ивана Шипулина, Василия Иванова и Томила Васильева у себя в улусе. Грамота, отправленная с ними к царю Шамшакану (императору Шуньчжи), так и не была доставлена по назначению.

Хабаровцы, прибывшие в улус, уже'не нашли князьцов на старом месте, потому что к тому времени они были угнаны в Маньчжурию. Но в пустых юртах казаки обнаружили «тех служивых людей государевых посланников убитых… многие признаки..: зипунные и штанные и рубашечные и чулочные и сапожные и вершечные обрески, да их же убитых нашли котлы и топоры и сковоротку, и нож и от лядунок наконешники и от натрусок обойки, и от поясов пряжи и запряжники и наконешники и выбойки от пологу, и заболташи пулешные..».

Летом 1654 г. Онуфрий Степанов в одной из отписок сообщал, что хлеба на Амуре теперь стало мало, «потому что которые иноземцы жили по Амуру, и тем иноземцам богдойский царь хлеба сеять не велел, а им, иноземцам, велел сойти к себе на Наун, а иные многие даурские люди на Наун сошли по его велению». Через некоторое время он снова писал в Сибирский приказ, что не нашел на Сунгари дючеров, ранее вносивших государю ясак, потому что «иноземцов, даурских и дючерских людей, богдойский царь велел свести с Великия реки Амура и с низу Шунгала (Сунгари. — Г. Л.) в свою Богдойскую землю…, а житья их и юрты богдойский князец Сергудай (Шархуда. — Г. Л.) сожег и до конца разорил. И по улусам, где были пашни, и те улусы пусты и выжжены и севов нет, хлеба не сеяно нигде нисколько».

Убийство Чечигина и его товарищей, сведения о появлении в устье Сунгари войска, насильственный угон населения показывали, что зима 1654–1655 гг. будет очень тяжелой.

Как сказано выше, Зиновьев приказал Онуфрию Степанову к зиме поставить 3 острога и «засесть в них до государева указа». Однако, сообразуясь со своими возможностями и внешнеполитической обстановкой, Степанов не мог разделить войско. Этим бы он оказал маньчжурам большую услугу, дав им возможность по частям разбить отряд. Кроме того, для обороны трех острожков у Степанова не было соответствующего военного наряда — пушек и пищалей. Наряд из одной медной полковой большой пушки и двух пушек малых железных, полученный еще в 1650 г. Хабаровым, так и не был пополнен ни единым стволом до конца пребывания Степанова на Амуре.

Поэтому войско сочло целесообразным силы не дробить, ставить один острог, учитывая при этом его максимальную безопасность и возможность добыть продовольствие. Такое место казаки облюбовали на правом берегу Амура в устье реки Кумары (Хумар-хэ), по имени которой назвали свой острог Кумарским. Со строительством острога припозднились. Его ставили'2 ноября «по снегу в самый замороз». К этому времени земля уже основательно замерзла. Вместо рубленых стен острог имел врытый в землю двойной стоячий бревенчатый тын. Угловые башни заменили «быками» (контрфорсами). Для лучшего ведения верхнего и нижнего (исподнего) боя в стенах были прорублены бойницы. Чтобы укрепить тын и предохранить его от пушечных ядер, между бревнами засыпали хрящ «с нижнего боя до верха». Вокруг рва набили деревянный чеснок (частокол) из толстых бревен, а между ними скрыли «чеснок железной опотайной», для которого использовали даже вражеские стрелы, воткнутые в землю.